В тени Нотр-Дама

Его лицо было непроницаемо, а выражение ни о чем не говорило.

Я спросил себя, испытывал ли он триумф. Возможно, его предложение убежища было уловкой, он рассчитывал на мой отрицательный ответ, и осознанно подтолкнуть меня в руки стражи.

Небо над Парижем успокоилось. Больше не шел дождь, и сильный ветер превратился в легкий ветерок. Затянутое облаками небо, которое висело, как занавес, над крышами домов, рассеялось.

Лучи восходящего солнца выхватывали большие куски в серой паутине и освещали пестрые рулоны ткани и штапели платья, которые раскладывались усердными торговцами сукна на улице де ла Драпери на прилавках.

Намеренно ли сержанты выбрали путь по Мельничьему мосту? Дом несчастного ростовщика теперь был только горой обуглившегося мусора, и даже деревянный амбар поглотило пламя.

Некоторые бочки, ящики и мешки сумели спасти от огня. Слегка обуглившись, они выстроились возле пожарища, как хоровод скорбящих выживших. Мельница на другой стороне от лавки ростовщика сохранилась благодаря каменным стенам, и только закопченная стена рядом с остатками пожара свидетельствовала о пережитом испытании. Он взглянул на ограду, где я рухнул вниз в глубину с сильным, как медведь, парнем.

Колесо мельницы, ставшее его судьбой, перемалывало с невинным усердием воду и обрызгало меня шипящей пеной.

— Проходите дальше, месье!

Один из сержантов потянул меня за собой и тем самым дал мне понять, что я остановился, охваченный воспоминаниями об ужасном событии. Мрачное строение Гран-Шатле, в которое мы вошли, не было способно развеять эти мысли. И здесь я был свидетелем ужасной смерти, и если я повстречаю нотариуса Жиля Годена, то меня заточат в темницу как убийцу. Впрочем, лейтенант Фальконе и без того мог намереваться это сделать. Возвышающиеся над стенами башни окружали двор и охраняли пленных в темницах. Это последнее, что я разглядел, прежде чем сержант провел меня в мрачный лабиринт подвала из лестниц и узких коридоров.

Они ввели меня в подземное помещение, откуда шел сладковатый, вызывающий тошноту запах. Он напомнил мне аромат смерти, который исходил на кладбище Невинно Убиенных Младенцев. Когда я вошел в освещенное масляной лампой помещение, то увидел, откуда веяло дыханием разложения. Пьеро Фальконе стоял перед рядом трупов, которые тщательно выровняли и уложили на голый пол. Другие мертвые были завернуты в грубые льняные саваны и ждали того, чтобы их отвезли на кладбище.

— А, вот и вы, наконец! — Фальконе приветствовал меня с деланным дружелюбием отпетого торговца и тут же обратил внимание на пять трупов, которые не были завернуты в сукно и таращились мертвыми глазами в пустоту.

— Посмотрите-ка, месье Арман. Прекрасная добыча, не так ли?

Я должен был здорово держать себя в руках, чтобы ничем не выдать своего волнения. Ведь я узнал мертвых тут же — минимум, четырех из них. Это были фехтовальщик со шрамами на лице и трое его товарищей, отправленные итальянцами в мир иной.

Пятый труп был немного изуродован: рука неестественно выкручена, лицо сдавлено, его едва можно было узнать. Но сильное телосложение выдавало, что речь идет о мужчине, который накинулся на меня на мосту. Колесо мельницы хорошенько отделало его.

— Вы проходили по Мельничьему мосту, месье Арман? Ну, тогда вы видели сгоревший дом. Там нашли этих четырех усопших. Пятого, этого верзилу с раздавленным лицом, стража нашла сегодня утром у Лувра [51] , когда они доставали из Сены ночную заградительную цепь. Он относится к остальным.

— Как вы узнали об этом? — спросил я невинным тоном. Фальконе толкнул носком сапога человека со шрамами.

— Это Фронтор-Со-Шрамом, первоклассный фехтовальщик, но отъявленный подлец. За деньги он проколол бы своим кинжалом даже свою беременную сестру. Другие относятся к его банде. Изуродованного толстяка звали Шарль Копченая Колбаса. Со своей медвежьей силой он переломал хребет большему числу людей, чем поместилось бы здесь в покойницкой.

51

Лувр — ныне музей, прежде резиденция французский королей, построен первоначально как оборонительная крепость на месте угодий, где устраивали охоту на волков (loup — фр.) Отсюда крепость и получила свое название (прим. перев.)

— Очень успокаивает, что кто-то положил конец их жизненному пути.

— Действительно, месье Арман. Но ябы охотно узнал,кто был этот кто-то.

— Понятно, господин лейтенант. Но почему вы рассказываете мне все это?

— Потому что я надеюсь, что вы сможете мне помочь в дальнейшем. Вы были вчера ночью на Мельничьем мосту?

Сперва я хотел все категорически отрицать. Но что, если меня видели?

Какой-нибудь мельник, который в плохую погоду сидел дома и таращился в полуслепое оконце на бурю, мог описать меня страже.

— Да, я был на мосту, — в результате, ответил я. — Так как я в последнее время много работал, то по совету отца Фролло пошел подышать немного свежим воздухом.

— Подышать свежим воздухом? Вчера? — голос Фальконе почти срывался. Он смотрел на меня, словно не знал, должен ли он высмеять меня за мой глупый ответ или же рассердиться. — Это был не свежий воздух, это был настоящий штормовой ветер! Немало несчастных он сдул с мостов и лодок в Сену, — он указал на упакованные трупы. — А вы, значит, преспокойно гуляете по Мельничьему мосту?

— Ну, погода была действительно довольно суровой. Поэтому я передумал, когда стоял где-то посередине моста, там, где позже сгорел дом. Я пошел обратно к острову Сите и согрелся в таверне возле начала моста горячим глинтвейном.

— И я должен вам поверить?

— Таверна называется «У Мельничьего моста». Спросите хозяина, он сам обслуживал меня.

Лейтенант казался недовольным, сомневающимся. Его взгляд скользнул по пяти трупам и надолго остановился на мне.

— Ив таверне вы долго оставались?

— Нет, я разыскал другую таверну.

— Название которой вы, конечно, также можете назвать? Я рассмеялся Фальконе в лицо:

— Вы можете запоминать названия, если вино затуманило ваш разум? Разве отличается одна пинта от другой, пусть даже и у толстухи Марго? Я знаю только одно: я вернулся в Нотр-Дам после полуночи с раскалывающимся черепом, и он гудел сегодня все утро.

Теперь усмехнулся и лейтенант.

— Поэтому-то вы кажитесь таким изнуренным. Жаль, что вы не можете мне больше помочь со сгоревшим домом. Ростовщик, которому он принадлежал, обуглился до костей. Я спрашиваю себя, что хотел от него Фронтор и кто так профессионально отправил на тот свет старика Шрама и его банду.

— Вы предполагаете взаимосвязь с действиями жнеца? Или почему иначе вы велели привести меня?

— Вчера видели человека перед домом ростовщика, по описаниям на которого вы похожи, месье Арман. И действительно, вы были там. Вы, похоже, притягиваете к себе смерть, словно на вас лежит проклятие.

— Действительно, это весьма странный случай, — сказал я вскользь.

— Разве не говорит Демокрит, что люди из случая создают обманчивую картину, упрек для их собственной глупости? И не говорит ли он так же, что случай и размышление только редко находятся в противоречии, что рассудительный проницательный взгляд может привести в порядок многие вещи?