В тени сгоревшего кипариса

Делегат глотает обжигающий чай, смотрит на Фунтикова и понимает – есть Бог на свете, ведь Уго добрался сюда живым. Нашел советского командира, и этот офицер, хвала Мадонне, говорит по-испански – тоже воевал с франкистами. Он поможет.

Фунтиков смотрит на итальянца и понимает – спать сегодня ночью не придется.

Пришлось вести перебежчика в штаб батальона, затем в штаб греческой дивизии. Спустя два часа Михаил вместе с греческим пехотным капитаном проводил итальянца за линию секретов, выждал немного, чтобы убедиться, что на той стороне обошлось без стрельбы. Если утром защитники нескольких кварталов разом сложат оружие, нападающие смогут без боя ворваться практически в центр города.

Фунтиков прощается с греком и направляется к своим танкам – возможно, получится прикорнуть часок-другой.

Ноябрьская долгая ночь. Темная и густая, как турецкий кофе. Она тянется, будто нудный рассказ выжившего из ума старика. Того самого, что изводит потомков воспоминаниями о чудесной юности, многозначительно поглядывая на секретер, в котором хранится его завещание.

Греки ежатся в секретах, силятся разглядеть в ее непроглядности дома осажденного города и ждут рассвета, который позволит добраться до вражеских глоток. Итальянцы понимают – утром будет атака, отбить которую, скорее всего, не получится. Им хочется растянуть ночь, как резину, – вдвое, втрое против обычного, может быть, тогда исчезнут в темноте проклятые русские танки, ударят из-за гор подоспевшие на выручку дивизии… Знают, что выручать некому, проклинают «гениальность» своих генералов: из-за их безграмотности защитников Греции на второй неделе войны оказалось втрое больше, чем агрессоров, но надежда остается всегда – даже падая в пропасть, стоит верить, что край твоего плаща зацепится за камень.

Любая ночь рано или поздно заканчивается. Медленно и неуверенно светлеет небо на востоке, проступают из сумрака окрестности. Провожая темноту, бойцы скребут ложками по котелкам и мискам, умываются и разбегаются по местам. К утру греческая артиллерия сменила позиции – сегодня артподготовки не будет, греки собираются захватить город, а не разрушить его. Бить будут по разведанным целям, поддерживая продвижение пехоты. Столкновение неизбежно, напряжение с обеих сторон фронта нарастает и прорывается визгом стартеров, затем рокотом танковых двигателей. Долгих десять минут итальянцы вслушиваются в голодное ворчание бронированных монстров, с надеждой поглядывают на расчеты противотанковых ружей и, увы, – немногочисленные противотанковые орудия. Хватит ли их, чтобы справиться с десятками танков, которые внезапно появились у врага? Еще осталось со вчерашнего дня удивление, размешанное с детской обидой – почему? Почему навстречу танкам противника не выходит вдвое, втрое сильнейшая волна итальянских машин? Где фашистские танковые дивизии, что так красиво смотрелись на парадах? Дивизии, которые втоптали в пыль дикие орды абиссинцев, которые стремительными ударами вспороли оборону испанских республиканцев?

Времени для размышлений оказалось немного – моторы взревели, и на жидкую линию обороны потрепанной сорок девятой пехотной дивизии двинулись танки, за которыми дружно поднялись цепи греков с винтовками наперевес. Застучали пулеметы и винтовки итальянцев, прижимают пехоту к земле, пытаясь отсечь ее от брони. Завыли в воздухе минометные мины. Открыла огонь греческая артиллерия, снаряды ударили по позициям минометов, заставили остановить огонь, сменить место. По танкам бьют двадцатимиллиметровые «солотурны». Попадание, еще одно – танк, в который угодили бронебойные пули, даже не думает останавливаться, довернул башню, ударил из пушки, нащупывая позицию ПТР. А если в гусеницу? Совсем другое дело, Т-26 повернулся, подставил под обстрел борт, но и боковая броня выдержала несколько попаданий. Тем временем позиции немногочисленных «солотурнов» засыпают снарядами соседние танки. Уцелевшие расчеты волокут свое громоздкое оружие в глубь обороны.

По флангам наступающих открывают огонь шесть уцелевших противотанковых пушек. Сразу три Т-26 останавливаются, из люков вываливаются экипажи, бросаются на землю, спасаясь от ружейно-пулеметного огня. Радость защитников не слишком продолжительна – по позициям ПТО прямой наводкой отрабатывают самоходки. Гаубичные снаряды буквально вырывают землю из-под итальянских артиллеристов. Танки ускоряются, чтобы гусеницами растереть в прах пушки и их расчеты.

Броню трехбашенных монстров не берут даже снаряды сорокасемимиллиметровых «белеров». Одному из танков удается сбить гусеницу, но ответный огонь в щебень растирает каменный забор, за которым стоят орудия. Расчеты погибают под осколками и пулеметными очередями.

Положение обороняющихся все хуже. Еще пять, максимум десять минут – и бой закипит в домах и на улицах. В этот момент в центре оборонительных позиций из окон домов вместо пулеметных очередей и гранат вылетают белые тряпки. Танки расходятся в стороны, огибают обозначенные белым кварталы, обходят дома, из которых не раздается ни одного выстрела. Сбрасывают небольшой – два десятка человек в черной форме – десант, и на высокой скорости устремляются к центру города, выпустив на прощание из выхлопных труб облака вонючего дыма. Сизая гарь медленно тает в холодном воздухе, взводы греческой пехоты без остановки проскакивают кварталы, над которыми на ручках вил, метел и лопат болтаются простыни, скатерти, полотенца и нижнее белье. Фигурки в черном торопят, размахивают руками, и пехота бежит следом за ревом моторов. В домах, двери которых загораживают русские добровольцы, ждут завершения боя несколько сотен простых итальянских парней – они нашли способ уволиться из армии говорливого дуче.

В ведущем бой танке не до красот литературного языка – экипаж не говорит, он перелаивается короткими фразами, минимум слов, максимальное количество информации. В армии этот сленг вежливо именуется «командирским», но запись этих команд и докладов не стоит показывать в издательствах. Танкистам плевать на редакторов и корректоров, о существовании которых они в большинстве своем не имеют ни малейшего понятия.

Танк Фунтикова вылетает на очередной перекресток. Итальянский огнеметчик ошибается, огненная струя бьет в борт. Огнесмесь бесполезно растекается по закрывающему подвеску бортовому экрану, выжигает краску. Вторая может ударить в моторное отделение, найти щели, просочиться под броню, зажечь моторы…

– Правый! – ревет командир.

Одновременно с его воплем Алесь Куневич, пулеметчик правой башни, всаживает в огнеметный расчет очередь на половину диска. Баллон со смесью взрывается, и на грязной улочке албанского городка вспыхивает жаркий костер. Второй номер страшно кричит, какое-то время катается по земле, пытается сбить пламя. Куневич добивает его короткой, экономной очередью в три патрона. Несколько гранат вылетают из-за заборов, но не причиняют танкам никакого вреда. Т-28 разваливают каменную кладку заборов, пулеметчики бьют очередями в разные стороны. Итальянцы привычно разбегаются. Михаил несколькими командами назначает командирам машин места, и через минуту танки занимают позиции, направляют во все стороны стволы пушек.

Ротный на всякий случай еще раз проверяет схему – характерный изгиб улиц, площадь в квартале к востоку, минареты мечети – все верно. Его танки перекрыли коммуникации центральной части города, теперь итальянское командование не сможет перебрасывать подкрепления с одного участка обороны на другой по кратчайшему расстоянию – только в обход. Фунтиков дождался докладов командиров взводов, занявших два соседних перекрестка. Греки, не сильно отстав от танков, занимают оборону в ближайших домах. Расчет из трех бойцов сноровисто поднимает на чердак двухэтажного особнячка допотопный «гочкис» на неуклюжей треноге. В обороне – могучий агрегат, непонятно только, как пулеметчики умудрились притащить его сюда, не отстав от легконогих пехотинцев.

– Большой, я первый-раз, держу центр, как понял, прием!

– Я Большой, понял тебя, держи центр, второй на подходе, прием.

Потерять три танка на ровном месте из-за того, что не заметил поставленные ночью на прямую наводку пушки! …дак ты, а не командир роты! Алексей всаживает осколочный в окно, из которого пытался стрелять очередной пулеметчик, и усилием воли изгоняет из головы мысли о бездарно организованной атаке. Потом, после боя, придет время для разбора, а сейчас нужно грамотно довести роту до победы, нет времени на самоедство. Танки парами и тройками ломятся между домов – не спеша, чтобы не оторваться от идущей следом пехоты.

Парни Димитриадиса работают с танками неплохо, для первого раза просто отлично. Не зря потрачено время на разговоры с греческими командирами. За каждым танком идет закрепленное отделение, укрывается за броней от пулеметных очередей. Танки ломают заборы, расстреливают пулеметные точки и позиции стрелков. Пехота зачищает дома, особо смотрит, чтобы не выскочил на расстояние броска горячий итальянский парень со связкой гранат или бутылкой бензина. Греки выискивают и отстреливают расчеты противотанковых ружей. Жаль, связи с ними нет – в бою некогда следить за пехотой. Танки с расчетами ПТР расправляются эффективнее вооруженных винтовками пехотинцев, зато видят экипажи намного меньше. О радиосвязи с пехотой можно только мечтать – после боя. Сейчас нет времени, танкисты работают.