В тени славы предков
Шрифт:
Ночевать новгородский князь переходил на лодью Олава. Море баюкало на водных ладонях корабль, стучась небольшими волнами в борт, так корец бьёт о дно пустого бочонка, только здесь тише и глуше. Нужно знать как можно больше о народе, к которому надолго едешь в гости, и, истово откусывая кусок сухой рыбины, Скёгги Кабаний Клык, хёвдинг дружины Олава, начинал рассказывать. Был он хорошим рассказчиком, к тому же по-славянски говорил не хуже, чем любой из чудинов, последнее время селившихся со своими семьями в Новгороде. Скёгги сказывал о народе асов [114] , из которого вышли все свейские боги: Один, Тор, Ньёрд [115] и остальные. Один увёл асов в Свитьод со стороны Русского моря [116] . Владимир слышал похожую легенду от днепровских русов, где говорилось, что часть их предков ушла на север, когда пришли обры, истреблявшие всё вокруг. В любой были есть доля правды, и Владимир бы не удивился, что Один был одним из его предков. Скёгги был молод, ему ещё не было и тридцати, но за свою жизнь он повидал многое, недаром снискал уважение у Олава-ярла
114
Асы ( сканд.) — высшие боги. Живут в Асгарде — стране богов-асов, находящейся на небе. Асы постоянно враждовали с йотунами (великанами).
115
Ньёрд ( сканд.) — в скандинавской мифологии бог моря. Он усмирял бури, поднятые буйным Эгиром.
116
Русское море — Чёрное море.
— Нынче времена стали не те, что при дедах. В походы выходят даже эсты, которые ещё до недавна из лесов своих не выходили. Частые набеги викингов научили защищаться даже тех, кто раньше только прятался. Чем недоступнее жертва, тем голоднее охотник, а у берегов Северных стран их было всегда много…
Вода была кругом, сходилась с небом у окоёма, которое, темнея к вечеру, накрывало, будто шапкой, иногда выбрасывая сквозь расходящиеся облака россыпи звёзд. Владимир, валясь на сложенный вдвое и положенный меж скамей вотол, бросал взгляд на безбрежную окутывавшую пустоту, успевая подумать, как бессилен будет человек перед вдруг разверзнувшейся стихией и как мал и хлипок их корабль перед этой могучей небесно-водяной тьмой. Но Скёгги — опытный мореход и знал, куда и зачем вёл, шёл по морю, будто по утоптанной тропе.
На Оландах переночевали одну ночь, поели горячего, погрелись у костра. Островов здесь было столько, что даже знающий дорогу может ошибиться и заблудиться среди них. У свеев тут же нашлась сказка о неком Асведе Кривой Руке, который до самой зимы блудил здесь и вынужден был отдать Эгиру [117] своего сына, чтобы не застрять средь островов до ледостава. Среди ратных словенских и свейских разгорелся спор: кто-то говорил, что Эгир бы не обиделся, если бы Асвед не бросил своего сына в море, леса и зверья достаточно, чтобы в тепле и сытости пережить зиму. Иные говорили, что если колдуны решили не пускать больше корабль в море, то не выпустят его никогда, и Асведу сильно повезло, что боги его услышали. Олав единственный, кто решился возразить и тем и другим, сказав, что Асвед был просто плохим мореходом, раз не смог вывести из островов корабль. С ним снисходительно не стали спорить — молод ещё.
117
Эгир ( сканд.) — в скандинавской мифологии демон (йотун) Мирового моря; его супруга Ран своей сетью ловит мореплавателей и останавливает корабли.
От Оландов до Упланда — одна последняя ночёвка в море, к вящей радости Добрыни. Ветер слабо надувал парус над головой, ратные по очереди гребли. Серый от облаков окоём очернел полосой соснового леса. Кмети оживились, начались шутки.
Упланд — часть свейской земли — принял гостей на первый ночлег. Солнце закатывалось за фьорд, поросший по пологим берегам густым сосновым лесом. Староста небольшого посёлка, прижавшегося к лесу низкими длинными домами с земляной кровлей, устроил в честь гостей небогатый пир, тогда как дружину, попросту не вместившуюся в избу к старосте, распихали по соседям. Владимир видел такие дома в Ладоге, но внутри был впервые. Снаружи казавшийся приземистым, дом оказался просторен и высок, как некоторые избы в Киеве, уходящие вниз под срез земли. Разделён на две части тканными из холста занавесами, в одной жил с женой и детьми сын старосты, во второй сам староста с остальною семьёй. Всё в семье происходило на виду у всех, и Владимир по-молодому ненароком подумал о том, как сын старосты вершит дело своё с женой, да у детей на глазах! Впрочем, за отсутствием окон, темь стояла обычно кромешная. Лучины слабо раздвигали мрак. Зажжённый старостой факел, вставленный в бочку, смола с которого, едва слышно шипя, капала на земляной пол, показался ярким солнцем, разом выхватив свисавшие с потолка лохмы сажи, сохнувшие сети и коптившуюся рыбу, лавки по стенам, на которых что-то шевелилось под овчинами. Хозяйка грела на сложенной из камней печи лепёшки. Дым с трудом выходил в дымник и стелился по избе, ножом проходясь по глазам. Староста с сыном принесли стол, показавшийся слишком низким по сравнению со словенскими и русскими столами, под которые свободно входили колени, здесь же приходилось сгибаться для пищи, а разговор вести, не держа руки вокруг чары с хмельным, а держа их на коленях или сунув за пояс. На столе вскоре явилась свежая рыба в глиняных мисах, горячие лепёшки и сбережённая с прошлого года брусника. Староста не без гордости поставил на стол братину удивительно душистого пива.
Наверное, у всех народов во всех землях у незнакомых земляков начинается разговор с одних и тех же вопросов: как там князь, конунг, король ли? Делились каждый своими новостями, обсуждая. Староста, и это было видно, умаялся за свой трудовой день, глаза осоловели после выпитого пива, и он с трудом держался, чтобы не заснуть. Наконец не выдержал, попрощался с гостями до утра, наказав
и сыну идти почивать. Тот был готов слушать и слушать приезжих, видимо, не часто к ним заплывали гардские конунги, но всё же, хоть и с сожалением, подчинился отцу.Дабы не мешать хозяевам шумом, Владимир, Добрыня, Волчий Хвост, Торгисль и Скёгги вынесли стол на улицу, зажгли ради света и сугрева костёр, соорудили временную скамью из найденного полукруглого бревна и двух чурбачков. Совсем недалеко, почти у самого берега, тоже стрелял снопами искр огонь костра, разложенный гомонящими с частыми пересмешками кметями, которых также угостили гостеприимные хозяева фьорда.
Хмель расслабил напряжённого, как тетива, в эти трудные дни путешествия Кабаньего Клыка. Он стал шутить, улыбаясь гораздо чаще, и вообще оказался мировым простым мужем, чем явил к себе доброе расположение вятших новгородцев. Хмель помог развязаться языку, и Скёгги охотно поведал, как он попал к Эгилю в купеческую дружину. Семья их жила в Сконе, что принадлежит датской державе. Отец его погиб в походе на землю англов, когда ему было десять лет, а его сестра Гюда была ещё очень мала. Их семья бедствовала, беря постоянно взаймы то скотину, то зерно у зажиточного бонда по имени Тости. Скёгги рано начал ходить в походы с викингами. Когда удача улыбалась ему, а когда нет, но долги они худо-бедно отдавали, но самое главное, что богини судьбы норны щадили его, не обрезая нить жизни единственного кормильца семьи, родичей у которых не было, а если и были, то далеко в земле Норэгр.
Потом случилась та злополучная война датского конунга Харальда Синезубого и немецкого императора Оттона. Датчанам пришлось туго, ибо за немцев стояли ляхи, угры, лютичи и даже вагры, всегда раньше стоявшие за датских соседей и теперь вынужденные выступать против них.
— Харальд уступил Оттону, — говорил Скёгги, — и принял христианство из рук немцев. До Тости дошёл слух быстрее, чем я приехал домой. Моя семья крупно ему задолжала, и он решил, что я вернусь без добычи и долг мы отдадим ему не скоро. Он забрал у матери последнего борова, обрекая родных на голодную смерть. Мать моя вскоре умерла, а Гюду Тости сделал рабыней и продал какому-то заезжему вендскому купцу.
Лицо Скёгги во время повести мрачнело, взгляд немигающих глаз смотрел на веселившееся пламя. Такие воспоминания тяжелы.
— Я вызвал Тости на хольмганг [118] , но он с презрением отверг мой вызов, сказав, что долг до конца не уплачен и он поедет к ярлу, чтобы судить меня и сделать своим рабом-трэллем. Это вряд ли случилось бы, но я не мог больше терпеть и однажды ворвался в его дом, убил несколько слуг и старшего сына, но до самого бонда не добрался, потому что его не было дома. Мне пришлось бежать к смоландцам, ибо меня объявили вне закона. Смоландцы выдали меня за выкуп. Тости с сыновьями сначала хотели выпрямить мне рёбра, но потом решили, что это будет слишком милосердно для меня, и бросили в яму, намереваясь либо заморить голодом, либо свести с ума. Вот тогда-то и пришёл Олав на четырёх драккарах.
118
Хольмганг — поединок двух викингов, нередко служивший способом обогащения для берсерков.
Скёгги потянулся за чарой с пивом, чтобы смочить пересохшее горло.
— И что дальше? — спросил нетерпеливый Хвост. Скёгги обтёр рукавом кожуха усы и продолжил:
— Олав ограбил двор Тости, взяв хорошую добычу. Меня вытащили из узилища и, после того, как я рассказал о себе, решили взять с собой. Тости взяли живым с двумя его сыновьями. Я хотел с ним поединка, но был слишком слаб, чтобы держать меч, и Олав решил, что не стоит заставлять богов ждать благодарность за большую удачу, которую принёс набег его викингам. Тости и его сына принесли в жертву Одину и Эгиру. Я расстроился, что мне не удалось сразиться с Тости, но было бы ещё хуже, если б я умер от голода в яме. Я ходил с Олавом-ещё в один поход, затем Олав решил, что слишком стар для битв, и сделался бондом. Многие викинги ушли от него, но мне некуда было возвращаться, и я остался с его семьёй. Теперь хожу в Хольмгард с Эгилем, и нельзя сказать, что я недоволен.
— Для тебя ли мирная жизнь, Скёгги? — засомневался Владимир, сделав свои выводы из рассказа викинга. Кабаний Клык вздохнул, и было видно, что он не раз думал об этом.
— Когда-то я мечтал уйти к сэконунгу Стьюбьёрну.
— Это сын отравленного конунга? — уточнил Владимир. Он уже не раз слышал про Стьюбьёрна от Скёгги, и каждый раз свей говорил о сэконунге с восхищением.
— Да, — ответил Кабаний Клык, — когда Эйрик убил своего брата, Стьюбьёрн отправился в изгнание. Эйрик распространил слух, что он дал шестьдесят кораблей своему племяннику, чтобы тот завоевал себе землю. Но это ложь, никаких кораблей Эйрик не давал Стьюбьёрну. Просто Стьюбьёрн молод, храбр и имеет голову на плечах, поэтому у него очень много сторонников. Эйрик только поэтому не тронул его. Последний раз его видели с йомсвикингами [119] , и ещё говорят, что Харальд Синезубый очень хочет иметь его в своих друзьях.
119
Йомсвикинги — полулегендарное братство викингов, существовавшее в X–XI веках. Йомсвикинги были наёмниками и разбойниками. Вероятно, йомсвикинги представляли собой первый прототип рыцарского ордена в Европе. Будучи закоренелыми язычниками, они поклонялись Одину и Тору, но были готовы служить любому, кто мог оплатить их услуги, в том числе и христианам.
— Шестьдесят кораблей — это целое войско! Даже если некоторые викинги взяли с собой семьи, — сказал Владимир, — почему Стьюбьёрн не убил Эрика-конунга?
— Потому что драккаров [120] у Стьюбьёрна было гораздо меньше, чем говорят. Но сколько на самом деле, никто уже не скажет, — ответил Скёгги.
Около костра, где сидела дружина, заиграла жалейка, кто-то затянул песню, вдохнув веселье в тихую безмолвную ночь.
— Если бы нам удалось увести от вас шестьдесят кораблей, то мы сразу бы пошли на Ярополка, — молвил молчавший до этого Добрыня.
120
Драккар ( сканд.) — боевой корабль викингов.