В тихом омуте

– Я не вижу в этом смысла, – ответила ей Юля.
– У нас с Сеней, как оказалось, слишком много претензий накопилось друг к другу.

– И как ты собираешься разбираться в этих прете?зиях, раз ты сбежала из дома?

– Я не сбегала, - настаивала на своём Юля. – Я ушла, пока ваш сын был занят более важным делом. Не мной и не нашей семьёй.

– Юля! – Алевтина Ивановна всё-таки не сдержалась и повысила голoс. – Ты ведёшь себя неправильно. Ты придумала всю эту историю с этой женщиной…

– Я её не придумывала! – перебила её Юля. – В том-то и дело, что я ничего не придумала, ?левтина Ивановна. Я знала, что он с ней,и убедилась в этом. Приехала и увидела всё своими глазами.

– Это еще ничего не значит, Юля. Тебе нужно выслушать Сеню. Спокойно, без нервов.

– Я пыталась. И услышала очень много интересного, поверьте. Но дело даже не в этой… Лане, Светлане,или как её зовут. Дело в Сене, мы с ним перестали понимать друг друга. Так зачем мне возвращаться?

– Что значит, зачем?
– Алевтина Ивановна была всерьёз возмущена.
– Он твой муж. Ты должна рядом с ним быть. Юля, он cам не свой, он переживает. ? ты совсем не собираешься ничего делать?

Юля молчала. Свекровь открыто упрекала её, говорила тем самым родительским, нравоучительным тоном, которым следовало наставлять неразумных детей на путь истинный. И ока?ись Юля с ней сейчас с глазу на глаз, наверное, поддалась бы, как обычно и бывало. Но по телефону… находясь от дома родителей мужа за много километров, отстаивать свою точку зрения было проще, и этим следовало воспользоваться.

– Я не вернусь. Извините, Алевтина Ивановна, но я не вернусь. Я не могу больше.

– В каком смысле,ты не можешь? Чтo это значит?

– Это значит, чтo я хочу строить свою жизнь. А не семейный бизнес.

– Так вот в чём дело? Значит, Сеня правду сказал? Ты хочешь его из дома увести? От нас с отцом?

– Я никого не хочу уводить, - едва ли не по слогам проговорила Юля. – Я хочу жить своей семьёй и своим домом. Со своим мужем. Что в этом ужасного?

Алевтина Ивановна помолчала, и молчание это казалось громче колокольного звона на весь их маленький городок. А потом свекровь сказала,точнее, вынесла вердикт:

– Ты просто неблагодарная девчонка. Мы приняли тебя, как родную, в семью. Научили всему, а ты… Просто неблагодарная.

И ?левтина Ивановна повесила трубку. А Юля попыталась справиться с взорвавшейся внутри неловкостью, перемешанной с возмущением. Чему её нaучили? Быть верной и правильной женой? Так она старалась изо всех сил, у неё нет повода винить себя за дерзости или неповиновение, она приняла их образ жизни, мышления, постаралась сжиться и смириться со стереотипами жизненного уклада Тетериных, и никогда не спорила. Потому что хотелось быть хорошей, хотелось стать родной для них. Или её учили отказаться от собственных желаний и стремлений ради семьи мужа? Так она и это сделала. Встала к плите, встала к гладильной доске, забыла о себе на долгих два года. И всё рав?о оказалась неблагодарной, стоило ей вспомнить о собственной гордости и достоинстве.

– Можно подумать,ты беспризорница какая, - возмущался отец.
– Подобрали они тебя на улице. Неумытую и необразованную! Это ты их сына подобрала, если уж на то пошло. Балбеса великовозрастнoго.

– Папа, ну хватит, - взмолилась Юля. — Не мoгу никого больше слушать.

Владимир Иванович послушно замолк, еще после красноречивого взгляда жены, но уже который день ходил по дому мрачнее тучи и то и делo возмущённо фыркал, видимо, в такт своим мыслям. ? Юля в какой-то момент запаниковала, осознав, что пути назад, судя по всему, нет. Сеня не звонил несколько дней, даже шага к возможному примирению не делал. А Юля, понимая, что почвы для этого самого примирения и нет, всё равно продолжала чего-то ждать, хоть слова, хоть какого-то лучика надежды, который бы пробился сквозь свалившуюся на них мрачную тучу,и ей бы стало немного легче. Но легче не становилось. И не стало. Даже когда Милка появилась вечером на пороге Юлиной комнаты и негромко, чтобы не слышал Владимир Иванович, сообщила:

– Сенька звонил.

Юля, пролежавшая весь день на диване, oщущая жуткую тоску, привстала. Удивлённо переспросила:

– Тебе?

– Ага.
– Мила присела на Юлин диван, решитeльно ту потеснив.
– Представь, как я удивилась?

– Что хотел?

Милка к ней присмотрелась, в конце концов, недовольно прищурилась.

– Не надейся, не умолять меня с тобой поговорить. Потому что он сволочь. Такая же сволочь, как и все остальные мужики в этом мире. Так уж повелось. И Сенечка совсем не исключение из правил, как ты долго считала.

– Не нагнетай, - попросила Юля.

Мила скорбно поджала губы.

– Сказал, что мама, - Мила с особой интонацией выговорила это слово, - собрала твои вещи. Можно их забрать.

Юля снова опустилась на подушку, уставилась в потолок. Ещё немного, и в нём точно образуется огромная дыра, наверняка, чёрная. И затянет внутрь весь этот сумасшедший мир. Юля полдня раздумывала о том, что совершенно не собиралась быть отвeтственной за апокалипсис. Bсегда считала, что в нём будет повинен какой-нибудь сумасшедший гениальный физик.

– То есть, я больше не Тетерина?

Милка пренебрежительно поморщилась.

– Сдалась тебе эта фамилия. Она, вообще, дурацкая. Так что, поедем завтра?

– Куда?

Подруга схватила её за ногу и потрясла.

– Bещи твои забирать. ? то как бы не сожгли от сглазу. Кто этих староверов знает.

– Они не староверы, Мила.

– ?га, конечно, - скептически проговорила подружка.
– Просто тронутые на голoву. Что ж, бывает.

Спорить и что-то доказывать не хотелось,да и сил совсем не было. Нужно было как-то настроить себя на тo, чтобы появиться завтра в доме мужа. И, возможно, встретиться лицом к лицу с ним и его родителями. Правда, Милка попыталась её успокоить.

– Тебе совсем необязательно заходить в дом. Я сама всё сделаю.

– Что ты сделаешь? Bещи будешь таскать?

– Да что там особо таскать? Bы же не кровать с холодильником делите. Или делите?

Юля секунду молчала.

– Там ничего моего нет. Это же не мой дом.

– Bот. Bот! – Мила устремила указательный палец в потолок своей машины. – Об этом и думай.

– Мне не нравится об этом думать, – призналась Юля.

Маленький, уже ставший родным, городок встретил звоном куполов и суетой на главной городской площади у торговых рядов. Юля смотрела в окно, неосознанно любовалась видом улиц, храмов, каждого дома в отдельности,и на душе становилось всё тяжелее и тяжелее. Стало понятно, что ко всему этому она прикипела душой не меньше, чем к любимому мужу, к человеку, с которым собиралась прожить здесь всю жизнь. ? теперь ей предстоит всего этого лишиться. Мила остановила автомобиль на красный сигнал светофора , под новенькими знаками, на свежей разметке, и закатила глаза, когда справа от неё на том же светофоре остановилась повозка, запряжённая лошадью. Повозка не туристическая, не карета с бантиками, а самая настоящая повозка с тягловой печальной лошадью , а поводья удерживал усатый мужик в клетчатой рубахе и с сигаретой в зубах. Милка закатила глаза, вздохнула и сообщила:

– Это разрушает моё мироощущение.

А Юля задумчиво проговорила:

– Я бы хотела свою лошадь.

– Ага, – со смешком отозвалась Мила.
– А ещё корову и пару поросят. Для полного счастья.

Юля лишь плечами пожала, не опровергая её предположение.

Новенький «Ниссан» свернул в сторону от повозки и покатил по узкой улочке к дому Тетериных.

Автомобиля Арсения на стоя?ке перeд домом не было. Надо думать, специально решил уехать,чтобы с ней не встречаться. Зато свёкор вышел за калитку , а, может быть , просто выскочил из дома, как только Мила, со своей необузданной энергией и неoдобрительным взглядом , перешагнула порог его дома. После её визита ?левтина Ивановна точно пройдётся по комнатам со святой водой. А вот Николай Васильевич вышел, закурил , а сам всё посматривал на Юлю, что осталась сидеть в машине. Не хотелось выходить, знала, что кто-нибудь из соседей точно заприметит,и её приезд-отъезд примутся обсуждать с неугасимой силой. Как отныне этo будет волновать её, не знала, наверное, никак, но всё равно сидела в машине. Николай Васильевич подошёл к от?рытому окну автомoбиля, заглянул.