В тишине

Дрю проигнорировал вопрос, его челюсть тряслась.

— Ты пьешь молочный кофе перед пением? — глаза расширились, когда поймали в поле зрения разорванную пачку от шоколадной плитки. — И ешь шоколад? — голос сдавленно пропищал, и раздражение Янто дало о себе знать, отразившись на щеках юноши.

— Какие-то проблемы? Я был голоден. — «Я как проклятый работал весь день» — хотел добавить он, но проглотил слова.

Дрю схватил обертку и стаканчик, церемонно засовывая их в мусорник для бумаг, притаившийся за роялем, оставляя след от кофе со сливками на задней стене, что вовсе не обрадует викария.

— Естественно, проблемы, — бросил он, пальцы помахали в воздухе между ними. — Ты говорил, что был певцом. Каждый уважающий себя певец знает — никакого красного вина, шоколада или кофе перед пением. Это смерть для голосовых связок.

Слушая вполуха, уже привыкнув разочаровывать своего партнера, Янто думал, что Пауэлл был счастливчиком, что его не беспокоила ирония в этих словах. Они не рассказали ему правду об изуродовании его бойфренда. Было так много всего, о чем должен был знать Дрю Пауэлл, но все это ограничивалось информацией, что они установили ловушку для поимки серийного убийцы.

— Извини, — пробормотал он, чувствуя сожаление за очень много всего, среди чего не было питья кофе.

Руки Дрю ухватились за удобные для этого бедра, и он покачал головой.

— Неудивительно, что у тебя проблемы с нормальным звучанием нот. И все же не важно. Я должен работать с тем, что имею. Хотя я с ужасом думаю, что бы с этим делал Бен. — С зависшим над кнопкой переносного стереопроигрывателя пальцем Дрю изогнул бровь. — Итак, что мы должны запомнить?

Янто оскалил зубы на это покровительственное «мы» и глубоко вдохнул.

— Не использовать плечи при дыхании и втягивать диафрагму.

— Брависсимо.

Когда зазвучали первые аккорды музыки, Янто задумался неужели его любовь к дуэту из «Ловца жемчуга» [25] безвозвратно погибла. Он начинал чувствовать, что так все и могло быть.

Приближающиеся сумерки медленно расползались по Кардиффу, вечер жадно поглощал любой свет на свежем холодном воздухе, заменяя его усугубляющимся серым мраком.

Улицы были молчаливы, и даже звук трафика стал тише, словно водители опасались, что таинственный убийца, держащий в страхе улицы, последует за звуком сигналов и заберет жизни и внутренности водителей, когда те доберутся до пункта назначения. Пешеходы боязливо оборачивались из-за плеч и дрожали, читая надписи в заголовках «Никаких зацепок в поиске Серийного Вспарывателя! Город в ужасе!» и теснее жались друг к другу, торопясь домой.

25

Трехактная опера Ж.Бизе.

В Кардиффе часто случались странные вещи, и на подсознательном уровне жители закалились против них, но это было иным. Инакость просачивалась в дождевой воде и тумане, словно даже сама Бухта чувствовала беспокойство, пульсирующее в городских жителях в самом сердце валлийской нации с той же силой, с какой оно пульсировало при событиях в Уайтчепеле [26] сотню лет назад. Потрошитель. Вспарыватель. Слова были похожи для большинства людей, и чем больше всплывало красочных деталей об омерзительном характере преступлений, тем больше людей торопились в свои дома, чтобы зажечь свет, запереть двери и устроиться на диванах.

26

Район, где убивал жертв Джек-Потрошитель.

В пабах и барах люди осторожно поглядывали друг на друга. Кому можно доверять? Ну в самом деле? Взгляды воровато оглядывались вверх, вниз, вокруг. Опасность могла скрываться в любом направлении. Пошептывали о тяжелых шагах на крышах, странных фигурах, околачивающихся в парках там и сям. Дикие истории — порождения возбужденных фантазий.

Машины уносились прочь от кардиффских огней, многие визитеры сократили сроки пребывания, объявляя расстроенным хозяевам отелей и ночлежек, что «погода слишком плохая», но дрожь в руках, подписывающих счета и квитанции, выдавала правду. Пока полиция поймает убийцу, любой может стать следующей жертвой. И никто не хотел быть этим «любым». Но все в нетерпении ждали ужасающих деталей очередного преступления. В конце концов, ничто так не заставляет чувствовать себя живым, как убийство.

Глава семнадцатая

Эдриенн Скотт натянула плащ и выскользнула из-за своего стола, заваленного файлами с общими делами, просто требующими, чтобы на них обратили внимание, и захлопнула за собой дверь кабинета адвокатской конторы. Голова гудела и все, о чем она мечтала — сходить и выпить большой бокал белого вина. Такой это был день, а завтра ей нужно было навестить Райана, до того как пойти в суд, ни одна из перспектив ей не улыбалась. Она избегала размышлений о том, что бутылка вина будет временной отсрочкой в ее жизни.

Оставив плащ расстегнутым, она позволила свету скользить по лицу и одежде. Это освежало и позволяло мозгу дышать. Возможно, даже помогло бы избавиться от головной боли, прежде чем станут необходимы обезболивающие. Она взглянула на часы. Без четверти пять. Почти приличное время для первого вечернего стаканчика. К тому же она наконец-то договорилась встретиться с подругой, так что могла дурить себя мыслью, что попить вина было необходимо для поддержания общественной жизни, а не то, что общественная жизнь была лишь поводом, чтобы выпить вина.

Каблуки застучали по небольшой площади, которую она пересекала много-много раз, по-деловому строго, на расстоянии предупреждая попытки всех потенциальных поклонников поговорить с ней. Ее походка твердила: «Я справляюсь. Мне не нужно, чтобы вы усложняли мою жизнь. Она достаточно сложна. А теперь отвалите, пока мы не начали нравиться друг другу».

В углу хор из восьми или десяти замызганных мужчин и женщин пели на вечернем воздухе. «Не позволим страху убить в Кардиффе музыку!» твердил постер, который они держали над головами, но пели без особого энтузиазма, кроме одной женщины на переднем плане с блаженной улыбкой на лице. Точный адвокатский взгляд оценивающе скользнул по певцам, и Эдриенн решила, что именно эта женщина была ответственна за то, что все остальные мерзли вечером на улице. Взгляд у нее был коровий.

У их ног не было коробки для подаяний, и Эдриенн не улыбалась, проходя мимо. Музыка была тем, без чего она могла обойтись. Райан уничтожил любое удовольствие, которое она поучала от пения. Смотря на постеры, где убитая оперная певица улыбалась, Эдриенн думала, что не может дождаться, когда закончится треклятый конкурс.

Но в первую очередь она не могла дождаться первого бокала шардоне [27] .

Когда они допели до конца, лицо Янто пылало. Как ни ненавистно было это признавать, но советы Дрю действовали. Теперь он звучал весьма не дурно.

27

Классический сорт белого винограда и одноимённое сортовое вино.

Дрю хлопнул в ладоши.

— Лучше! Намного лучше! — он умолк. — Я имел в виду, что ты все еще поешь как абсолютный дилетант, но как минимум управляешь дыханием. — Он прошелся, подергивая плечами. — Серединная часть — твое слабое место. Тебе нужно быть меццо кантабиле и меццо диминуэндо, чтобы твое крещендо [28] было сильнее.

Еще певучее и еще мягче. Казалось, Янто учился у Дрю столько же итальянскому, сколько и пению. Этим утром Янто сказал Дрю, что, возможно, будет легче, если тот объяснит ему, что делать на английском. Дрю даже не прокомментировал это, просто сказал, что хотел на английском с недовольным видом.

28

Музыкальные термины, соответственно: певучее, мягче, громче (верхние ноты).