В три часа ночи на набережной Бранли

На лице Жервеза не дрогнул ни один мускул:

– Я упрекаю тебя в том, что ты пытаешься рассуждать о том, о чём не знаешь. Ты оторван от реалий нашей страны. От реального положения дел и о тех насущный проблем, с которыми ежедневно сталкиваются наши сограждане, кому повезло меньше, чем тебе, кто не сумел построить успешный бизнес, у кого не было богатого деда, кому приходится ютиться в крошечных квартирках без особых удобств.

Флоран бросил на Жервеза колючий взгляд исподлобья:

– Кому повезло меньше, чем мне? – Он произнёс «мне» так, будто провел ножом по железу.

Жервеза невольно передёрнуло.

– Ну хорошо, нам. Да, нам повезло. По праву рождения и изначального неплохого социального статуса. Но нельзя отрываться от народа, Флоран. Никогда и никому. Особенно если ты осмеливаешься предлагать какие-то реформы, законопроекты и просишь их продвинуть.

– Я ничего не просил.

– Ты хочешь сказать, что ты просто так со мной поделился этим? – Он хлопнул ладонью по папке, лежащей подле него на тёмно-зелёном, слегка потёртом дерматине дивана.

– Я поделился с тобой идеями, – Флоран отхлебнул из стакана, льдинки зарокотали. – Просто потому что знаю, что ты в этом варишься… Мне показалось, похоже ошибочно, что тебе они могут быть полезны. И не только тебе, твоим избирателям. Это всё давно витает в воздухе и при реализации могло бы хорошо сказаться на благосостоянии наших не очень везучих сограждан, о которых ты так радеешь.

Жервез помахал перед его лицом папкой:

– Вот это вот, вот это – чистой воды идеализм!

– Это плохо? Плохо стремиться к чему-то лучшему и идеальному? Плохо думать в сторону лучшего, пусть и пока невозможного? Сегодня невозможно, а послезавтра – вполне достижимо. Без совершенствования и стремления к идеалу невозможно развитие.

– Глядите-ка, какой Томас Мор выискался! – Жервез, всегда не отличавшийся сдержанностью и спокойствием, вскипал. – Спустись на землю, Фло! Очнись! Посмотри на реальных людей вокруг тебя. Начни жить простой человеческой жизнью, какой живёт большинство, тогда и пиши, и предлагай какие-то идеи, если они появятся. Тебе даже багет приносят на дом по утрам. Ты булочника в глаза-то не видел. Ты гуляешь только по своим любимым вылизанным благополучным округам. Ты не идёшь гулять по окраинам, ты не хочешь прогуляться в XVII-й округ, или в XX-й, или в Клиши и Сен-Дени. Ты не хочешь столкнуться лицом к лицу с реальностью. Ты даже не хочешь элементарного и безопасного – хотя бы раз проехаться до своего Defence на метро.

– Далось тебе это метро, – беззлобно, с улыбкой перебил его Флоран.

– Далось! Всем далось! – вклинилась в диалог Жюли. – Сколько мы тебя пытались затащить в метро с Марком. Нам это никогда не удавалось. Ты прямо-таки боишься соприкоснуться с миром подземки, не знающим пробок, заторов и нервотрепок.

– Объясните зачем! – Флоран откинулся на спинку стула. – Объясните, зачем мне это делать, если мне комфортно и спокойно ездить на машине. Если меня устраивают пробки. Если мне хочется дышать приятным запахом кожаного салона, а не испражнениями бездомных. Если я проедусь на метро, что-то изменится в моей картине мира? Есть что-то, о чём я не подозреваю? Я что-то новое узнаю о соотечественниках? Или в метро стало принято посторонним людям разговаривать друг с другом и делиться своими бедами?

– Ты не понимаешь! – перебил его Жервез, сверкая исподлобья колючими серыми глазами. – Метро – это срез почти всего общества, это реальные люди. Наблюдая за ними, можно многое понять. Это неопрятная, местами грязная действительность. Это разные социальные слои. Это разные люди. Разные судьбы, которые считываются с лиц. Одна поездка в метро может тебе рассказать больше о жизни нашего общества, чем вся печатная пресса Франции вместе взятая. Это полезный и важный опыт для всех. Очень заземляющий, скажем так.

– А если я не хочу заземляться? И меня устраивает то и как я живу, и то как и сколько я сталкиваюсь с людьми. Что мне делать, если я не хочу погружаться в тот мир. Я прекрасно понимаю, как живёт большинство, я знаю, с чем им приходится жить и бороться, но это не значит, что мне нужно самому в это погружаться с головой и перенимать всё это на себя. Для того, чтобы понять, что огонь горячий, совершенно не обязательно совать в него руки.

– Ну я ж говорю, что ты буржуй, – смеясь, язвительно заметил Марк.

– Нет. Ну не хочешь, так и не хоти дальше. – Жервез недовольно поморщился. – Но тогда и не пытайся «улучшить» жизнь в обществе, в котором не варишься, – договорил он, ткнув пальцем в лежавшую рядом с ним папку.

Флоран протянул руку:

– Отдай мне её.

– Не отдам. Для истории оставлю. В конечном счете, справедливости ради, это достойный литературный труд. Стиль у тебя в самом деле отменный.

– Отдай мне папку, Жервез, – голос Флорана зазвучал настойчивее.

– Отдам, если ты завтра же спустишься в метро.

Флоран с досадой хлопнул по столу ладонью:

– Святая Клотильда, я спущусь в метро. Отдай папку.

– Вот когда спустишься, съездишь в Дефанс на метро и потом обратно, вот тогда я тебе её и отдам.

– Ты невыносим, – Флоран обмяк на стуле.

– Может быть! Но ты должен это сделать, не столько для того, чтобы заполучить обратно твою папку, а ради себя самого! Снобизм никому хорошо ещё не делал. Будь проще.

Улица Сен-Доминик уже была погружена во тьму, проеденную местами тусклыми светом фонарей и витрин, когда по-прежнему эмоционально спорящий квартет выплыл из ресторана, готовящегося закрывать свои двери до завтрака. Прохожие, погруженные в свои мысли, казалось, стремились быть незаметными и поскорее раствориться в темноте своих парадных. Туристы ошалелыми стайками фланировали по узким тротуарам.

– Завтра ты на метро, Фло! – ехидно сказал на прощание Жервез, помахав папкой перед лицом Флорана.

Флоран беззлобно ухмыльнулся:

– Что не сделаешь, чтобы ты от меня, наконец, отвязался, старина. Но приглашения на нашу с Софи свадьбу тебя надо по-хорошему… лишить.

Жервез театрально заломил руки, изобразив на лице глубочайшую обиду:

– Ты же не можешь так бесчеловечно поступать с другом!

Все рассмеялись.

Флоран попрощался с друзьями и неспешным шагом направился в сторону Бурдоне. Он достал из кармана брюк телефон. Среди множества непрочитанных сообщений он увидел самое важное, от которого по всему телу у него каждый раз разливалось тепло. Сообщение, состоящее из трех простых, незамысловатых слов: «Je t’aime» 2 .

2

(фр.) Я тебя люблю.

Он набрал номер его отправителя, единственного человека, которого ему хотелось сейчас услышать и… слушать всегда. В трубке раздался мягкий женский голос: «Добрый вечер, вы позвонили Софи Монтрё. К сожалению, я не могу ответить сейчас на ваш звонок. Оставьте ваше сообщение после сигнала. Я перезвоню, как только смогу».

– Софи! Софи, любовь моя. Если бы ты знала, как я соскучился. И как я ненавижу и обожаю твой автоответчик одновременно. Ненавижу, потому что это значит, что ты занята или тебя у меня похитил Морфей, унеся в страну грёз. И люблю, потому что я могу даже тогда услышать твой голос. У тебя был тяжёлый день, я знаю. И я очень хочу, чтобы ты отдохнула и выспалась. Я задержался, хотел позвонить пораньше, но мы уболтались с ребятами. Все передают тебе привет. Жервез меня в конец доконал, правда… Я не знаю, как я с ним дружу уже пятнадцать лет. Но с возрастом он становится всё несноснее, особенно по мере приближения очередных выборов. Cherie 3

3

(фр.) дорогая, любимая, милая

Конец ознакомительного фрагмента.