В военном воздухе суровом
Шрифт:
Из Кремля Кравченко вернулся к себе на дачу, в Серебряный бор. За большим столом сидели его родители, четыре брата (два Ивана и два Федора) и сестра Ольга.
– Свадьбу придется отложить, - сказал он.
– А это письмо передайте ей завтра, - и положил на стол запечатанный конверт. На нем было крупно написано: "Большой театр" и имя известной балерины. Распростился, взял походный чемодан и уехал на аэродром.
– До скорой встречи!
...Как-то под вечер Кравченко нагрянул в 4-й штурмовой полк. Открыл дверцу "эмки", выставил пыльные сапоги на подножку. Жует молодыми зубами длинный мундштук папиросы.
К нему поспешил майор Гетьман.
– Я хочу, чтобы все было хорошо!
– генерал произнес свою излюбленную фразу, которой обычно заканчивал деловой разговор. "Эмка" комдива фыркнула и вскоре скрылась за поворотом лесной дороги.
...Штурмовому полку завтра предстояло нанести удар по Бобруйскому аэродрому. Впервые поставлена такая задача.
По наблюдениям летчиков и данным агентурной разведки, там в эти дни сосредоточилось несколько авиационных эскадр. Нашлись очевидцы, сообщившие важные сведения о Бобруйском аэродроме. Говорили, что он напоминает авиационную выставку: самолеты стоят без всякой маскировки в несколько рядов, почти впритык друг к другу. И вообще фашисты чувствуют себя там в полной безопасности, как дома. Рядом с аэродромом казино, где летчики пьют шнапс.
Командир полка сидел в землянке и уяснял боевую задачу. Одним ударом по самолетам на стоянках можно нанести авиации противника такой урон, какого иными средствами нельзя добиться даже за длительный срок. Зенитной артиллерии у нас мало, истребителей тоже. Бывает, что и хлопают где-то зенитки по "юнкерсам" и "хейнкелям", плывущим в небе парадными клиньями, но редко доводилось видеть горящий вражеский самолет, выпускаются сотни снарядов, а самолеты летят себе в разрывах, словно заколдованные... Истребители тоже иногда устраивают в воздухе "карусели", пытаясь зайти в хвост врагу, смотришь - вымотались на виражах с перегрузкой до потемнения в глазах, выпалили боекомплекты, сожгли горючее - и разошлись.
Да, самолеты на аэродроме - цель очень заманчивая. За одну штурмовку их столько можно накрошить, если...
И тут начинает цепляться одно за другое великое множество этих "если", которые сейчас в землянке и взвешивает командир полка.
Удар будет эффективным при наличии достаточных сил. А где их взять, эти силы, если в полку и трети самолетов уже не осталось, а из имеющихся несколько неисправных. Полететь могут только те самолеты, номера которых записаны на узенькой полоске бумаги рукой инженера полка Митина. Это и есть наличные силы.
Может случиться и так: штурмовики будут подходить к Бобруйскому аэродрому, а там никакой "авиационной выставки" нет и в помине - только опустевшие стоянки... У авиации ведь режим, как у птиц: с рассветом - все на крыло, а в гнездо только к вечеру. Значит, чтобы не прилететь на опустевший аэродром, надо упредить противника. Поэтому генерал Кравченко и приказал нанести удар на рассвете. Выходит, что самим нужно взлетать затемно. Но вот загвоздка: на штурмовиках никто в ночное время еще не летал. Что ж, придется отобрать наиболее подготовленных пилотов. Кто же именно полетит завтра?
Не так давно полк был полностью укомплектован. Все было расписано и разложено по полочкам - от первой до пятой эскадрильи. Теперь же эскадрильи и звенья распались. Оставались они, наверное, только на бумаге в штабе полка, который все еще где-то тащился железнодорожным эшелоном из Харькова.
Летчики теперь делились на ведущих и ведомых. Кто летит впереди - тот и командир, а сзади - подчиненный. Вот, например, младший лейтенант Николай Синяков. Рядовой летчик, а начал хорошо водить группы. Кое-кто из старших по званию ходит у него в хвосте. Война расставляла людей на подобающие места, не считаясь ни со штатным расписанием, ни с воинскими званиями.Давно уже стемнело, а командир полка все еще сидел в землянке. Перед ним лежал листок бумаги, на котором продолговатыми крестиками изображены самолеты, под каждым из них проставлены бортовые номера. Крестики эти расположены уголком по три - звеньями. Звенья одно за другим растянулись от верхнего обреза листка до нижнего - в колонну. Такой будет боевой порядок в воздухе, так и полетят. Возле каждого самолета командир подписывает фамилию летчика. Себя сразу первым поставил в голове колонны. Подолгу задумывается, формируя звенья: кого назначить ведущим, кого - ведомым?
На Бобруйском аэродроме две стоянки самолетов, расположенные по обе стороны взлетно-посадочной полосы. На первую стоянку он сам поведет в атаку часть сил, а кто поведет остальных на вторую? Ну, конечно же, его заместитель майор К. Правда, он еще не успел как следует изучить своего заместителя: тот был назначен в полк незадолго до отправки на фронт. В Богодухове сразу проявил себя строгим, требовательным командиром. За расстегнутую пуговицу на гимнастерке никому спуску не давал. "От расстегнутого воротника на земле до аварии в воздухе- один шаг!" - любил он повторять модное изречение довоенных лет.
Хорошо запомнилась и пламенная речь майора К. на митинге в Богодуховском лагере в первый день войны. На трибуне стоял рослый брюнет в кожаном реглане, в шлеме с очками. В руке зажаты замшевые перчатки, сбоку - планшет с картой. Внешность майора была настолько впечатляющая, что капитан Холобаев, успевший на своем веку повидать всякого, тогда не удержался и шепнул Гетьману: "Вот бы с кого вылепить скульптуру и во всех авиагородках на видном месте установить!" Энергично взмахивая рукой, оратор закончил свое пламенное выступление словами:
– Первый "эрэс" я выпущу за нашу Родину, второй - за товарища Сталина! Третий - за наш народ!..
Но на фронте майору сразу не повезло. Еще при перелете из Богодухова в Карачев он где-то вынужденно сел. Самолет искали несколько дней, поэтому в Старый Быхов, откуда полк начал боевые действия, он прилететь уже не успел. Майор К. посадил под Карачевом свой штурмовик на фюзеляж весьма искусно, и техники быстро подняли его "на ноги". Но, как говорится в народе, "не родись красивым, а родись счастливым". С места вынужденной посадки заместитель командира полка прилетел на аэродром и сел... с убранными шасси. Сел на фюзеляж и опять поломал самолет. Ходил он вокруг своей "тройки" хмурый, сокрушался: "Как же это я забыл про шасси?" Тогда командир полка отвел своего зама в сторону:
– Как же можно: идете на посадку, а о том, на что садиться придется, не думаете...
– Признаюсь честно, товарищ майор, совсем из головы вылетело...
– Так вам же стреляли красными ракетами, крест на старте выложили - запрет посадки - угоняли на второй круг!
– Сигналов этих я как раз и не заметил... Ведь в авиации с каждым может случиться такой грех...
– Вы же мой заместитель. Как на вас будут смотреть подчиненные? Авторитет потерять можно враз, а чтобы снова его завоевать, много времени потребуется...