В военном воздухе суровом

Перебежал дорогу, подался на юг. Километров пять гнал по зарослям без передыху. Широкую протоку надо переплывать. Только стянул сапог, а по другую сторону из-за кустов вышел здоровенный фриц: голый по пояс, загорелый, живого барана на горбу прет. "Неужели и сюда просочились? Надо брать правее..."

Вскоре увидел стадо. Подкрался поближе - там два пастушка.

– Что за село виднеется?
– спросил я. Хутор Титов. А вы, дяденька, летчик? Летчик... Там немцы есть?

– Не-е...

– А от Титова дорога на Маныч есть?

– Есть, дяденька, есть...

Подхожу к Титову с опаской. У крайней хаты женщины лясы точат, заметили меня - разговор смолк. Я остановился.

– Немцы есть?
– кричу издалека, чтобы в случае чего успеть скрыться и кустарнике.

– Подь ближе! манит руками.
– Немцы там!
– показывают в сторону Николаевской.

Пригласили и сенцы, табуретку поставили. Присел я, мне черпак холодной воды подали. Выпил залпом, еще попросил, на меня почему-то боязно смотрят. А я, оказывается, одной рукой черпак принял, а в другой все еще держу пистолет. Забыл я о нем, неловко стало.

Допивал я второй ковш, в сенцы вбежали два подростка.

– Дяденька летчик, а вам куды?

– На Веселый.

– Айда с нами. У нас и кони есть.

Вышел - во дворе стоят три лошади. Вместо седел - ватные одеяла сыромятными ремнями к спинам привязаны. Пацаны уже уселись верхом, взрослые взвалили лошадям на холки по мешку.

– Чьи лошади?
– спрашиваю.

– Приблудные.

– А что в мешках?

– Сахар.

– Где взяли?

– На Дону наши пароход подорвали. Добра там потонуло! А капитан к нашей Анютке в примаки пошел, понарошку. Гутарють, что он партизанить собирается.

– А сахар кому повезете?

– Дедушке, за Маныч.

Тронулись. Дорога вела через хутор Дурновский. По бокам лесочек. Услышал я шелест в кустах - кто-то к дороге пробирался. Выхватил пистолет, крикнул с коня:

– Стой, руки вверх!

– Ты что, спятил?
– недовольно проворчал солдат с винтовкой на шее и с ремнем в зубах.

– Где ваша часть?
– спросил его строго.

У меня под комбинезоном знаков различия не видно, однако шлем с очками что-то значит. Солдат проворно справился с пуговицами на штанах, затянул потуже ремень, одернул гимнастерку, принял стоику "смирно".

– Извиняюсь, товарищ командир... Наша часть стоит сразу же за Дурновским направо. На бугре против Константиновской оборону держим...

– Почему здесь один болтаешься?

– В разведке, товарищ командир.

За Дурновским действительно был 6угор. За каждым кустом стояли забросанные ветками пушки.

– Где командир?
– спросил лейтенанта.

– Командир бригады?
– уточнил тот и козырнул.

– Да.

– На том пригорке.

Передал я повод пацанам, пошел на пригорок. В окопе увидел троих с биноклями: в сторону Дона поглядывают. Командир бригады - подполковник, Радичевым назвался. С ним рядом комиссар и начальник штаба. Расспрашивают:

– Штурмовики, значит, работают только днем? А по ночам у нас "кукурузники" тоже жужжат. Где летит - не видно, потом и звук пропадает. Вот тут и берегись: засвистят бомбы - бац, бац! Страху на фрицев нагоняют и нам тоже ночью дремать не дают.

– Пленный фриц нам сказал, что на "кукурузниках" ведьмы летают. В самом деле на них женский персонал?
– спросил комиссар.

– Весь женский: и командир, и комиссар, и начальник штаба.

– И что ж, все они в летах, раз ведьмами окрестили?

– Да нет, все молодые, красивые!

– А ты их видел?

– А как же! От самого Донбасса вместе...

– Вот чертяки!..
– довольно улыбнулся комиссар.
– Привет им наш казачий передай. А на Веселый тебе лучше вон той дорогой, что правее. Левее вчера фрицы прорыв предпринимали, как бы на них не нарваться.

Сели верхом, поехали дальше. Под вечер заметили у леска дымок. Это была полевая кухня. В стороне сарай, домик. "Не мешает и подзаправиться", - подумал я. Пацаны тоже проголодались, мешки продырявили, сахар сыплют в рот пригоршнями.

Подъехали к кухне, повар оглянулся - бросил черпак, хвать свой карабин, на меня наставил:

– Слезай, да руки повыше!
– А сам другому солдату команды подает: Пистолет - сюда, коней вяжи, мешки сваливай, а их в штаб на проверку... Там разберутся, что к чему.

Всех, кто шел тогда от Дона, без разбора задерживали заградотряды. Какой-то зачуханный поваришка мигом меня обезоружил, на гумно под конвоем повели. Закрыли в сарай, звякнули засовом.

– Пусть вызовут в штаб!
– крикнул я.

А часовой в ответ:

– Не шуми, придет черед - вызовут.

В сарае сумрак. Казачата прилегли на солому, шепчут:

– Дяденька, а как же мы к дедушке без коней, без сахара?

В другом углу зашуршала солома, началась какая-то возня, слышу бормотание на чужом языке. Подошел туда, чиркнул спичку и обомлел: один в нательной рубашке стягивает с другого китель. Тот, что в кителе, упорно сопротивляется. А китель-то не наш.

Тогда я рявкнул на них:

– Прекратить безобразие!!

Фрицы вскочили, вытянули руки по швам, подбежал я к двери, начал бить кулаками:

– Часовой! Часовой!!

Клацнул засов, приоткрылась дверь.

– Чего шумишь?

– Какое вы имели право помешать меня вместе с фрицами?

– А куда вас деть?
– невозмутимо ответил часовой. Сарай-то один... А их не бойтесь, они тихие.
– Он пригрозил кулаком рыжему фрицу и пояснил: - Это он опять надумал с румына китель стянуть, его самого-то раздетого привели.

Вскоре повели меня в штаб. Лейтенант проверил документы, вернул пистолет, извинился.

– Тут он, повар наш, пересолил трошки...

– Я требую, чтобы вы его наказали своей властью!

– Не можем наказывать, товарищ летчик, он у нас недавно отличился, за это из поваров в разведроту его переводим на повышение. Важного "языка" привел.

Оказывается, разведчики долго не могли добыть "языка" из-за Дона. Тогда добровольно вызвался повар. Переправился через Дон и на двое суток запропастился. Посчитали, что сбежал. А повар оказался с выдержкой. Подался он километра на три в тыл к противнику. За ночь добрался до какой-то станицы, весь день пролежал в огороде - вел наблюдение за домом, который охранял один солдат. В этот дом несколько раз заходил немецкий офицер. К вечеру солдат начал таскать в баню воду, затопил. Жареного гуся на блюде в предбанник принес, бутылку шнапса. Пришел офицер мыться. Повар тихо снял солдата, зашел в парную, тазиком по темени офицера оглушил, кляп в рот запихнул. Из карманов забрал документы, гуся - под мышку и повел голого фрица к Дону, где была припрятана лодка. "Язык" оказался майором. Только комары его чуть не до смерти заели.