В волчьей пасти
Шрифт:
Вдруг он отошел от Клуттига и остановился перед картой.
Два дня назад военное командование передало, что англичанам и американцам после шестидневных усилий удалось расширить свое предмостное укрепление до Бохольта, Боркена, Дорстена и ворваться в Гамборн. А нынче утром поступили новые сообщения: «Крепость Кюстрин после упорной борьбы пала под натиском превосходящих сил противника…»
Большевики!
За эти дни на Западном фронте всплыли совершенно новые названия. На севере бои, по-видимому, шли уже под Падерборном. С юга удар был направлен из долины Лана в сторону курорта Трейзы, Герсфельда и Фульды.
Американцы!
Трейза — это
— Ну и мерзавцы!
Его лицо исказилось. Оно как будто раздалось вширь.
— Так-то, мой милый!.. — обратился он опять к Клуттигу. — А наш дипломат уже готовится к приему. «Прошу пожаловать, господа! Прошу вас: еврейские подонки, большевики, все в вашем распоряжении!» — Он выпятил нижнюю челюсть и уродливо оттянул верхнюю губу, — Пакость!
Внезапно он переменил тон.
— А в карцер мы все-таки засадили не тех!
Клуттиг от неожиданности даже забыл поднести сигарету ко рту.
— Не тех? Ну, знаешь…
Рейнебот раздраженно заговорил:
— Собаки молчат! Надо еще раз взяться за вещевую команду и хорошенько прощупать ее. Там, наверно, найдется один, который наложит в штаны. Он-то нам и нужен!
— Хочешь опять идти в вещевую камеру? — удивился Клуттиг.
Рейнебот взмахнул рукой. Видно было, что она дрожит.
— Одним нам уже не справиться. Времени не хватит. Привлечем гестапо.
Он бросил это слово, как нож. Клуттигу стало не по себе.
— Ты заходишь слишком далеко! Довольно и того, что мы заварили эту кашу на свой страх и риск. А тут еще гестапо! Если об этом узнает начальник лагеря…
Рейнебот гордо выпрямился перед Клуттигом.
— И такой человек хотел сам стать со временем начальником лагеря!.. Впрочем, завтра мы все равно будем бегать в штатском тряпье — если успеем переодеться. Но пока я ношу этот мундир…
Он замолк, встав в вызывающую позу. Клуттиг снова почувствовал превосходство этого юноши над собой. Бывшему владельцу плиссировочной мастерской стало на миг не по себе в кителе гауптштурмфюрера.
— Что ж, хорошо, — решил он, — гестапо так гестапо!..
Работники команды, чувствуя на себе недреманное око высшего лагерного начальства, были готовы к тому, что в любой час может грянуть новая беда. Тем не менее вторичное появление Клуттига и Рейнебота поразило их, как неожиданный удар. Им приказали немедленно построиться. Даже Цвейлинг был так смущен приходом своих коллег, что в трусливом ожидании не сводил с них глаз. Не заденет ли это посещение и его? В заднем ряду стоял Вурах. Он наблюдал за происходящим с тайной усмешкой, ведь у него-то было отличное алиби. Розе стоял в первом ряду. Он побелел, как мел, и старался побороть дрожь в руках и ногах. Пиппиг стоял на месте Гефеля. Выйдя на шаг вперед, он доложил:
— Команда вещевой камеры построилась.
— Новый капо, не так ли? — спросил Рейнебот, обращаясь неизвестно к кому, и пошел по рядам. Клуттиг последовал за ним.
В голове у Пиппига проносились догадки о причине опасного визита. Неужели Гефель… Эту мысль Пиппиг загнал в самый дальний уголок сознания. Вурах, Цвейлинг? Взор Пиппига скользнул по лицу Цвейлинга. Не его ли рук это дело?
Цвейлинг застыл на месте, так же как и заключенные.
Рейнебот ходил по рядам и мысленно отмечал каждого заключенного, которого он собирался изъять. Испуг на окаменевших лицах, мертвая тишина в помещении, где слышался только скрип его шагов:
раз — два, раз — два, его собственное молчание — все это доставляло Рейнеботу наслаждение. Он упивался своей властью. Вокруг рта залегла складка тщеславия. «Стоит этим болванам нас увидеть, как они того и гляди в штаны напустят от страха. Если бы они знали, что и мы недалеки от этого!..» — цинично посмеивался над самим собой Рейнебот. А заключенный Пиппиг в это время думал: «Вот вы видите, что мы стоим неподвижно, строго держа строй, и воображаете, что мы вас боимся. Подождите малость! Вы сами уже готовы наделать в штаны. Недолго тебе еще барабанить пальцами по кителю, подлая рожа!..»Седьмой ряд — прямо от среднего окна…
Раз — два… раз — два…
Перед Розе Рейнебот остановился. Он заметил испуг, плясавший у того в глазах. «Этот, кажется, подойдет!»
Потянув за пуговицу куртки, Рейнебот вытащил Розе из ряда.
— Вы пожилой и разумный человек. Как вы могли впутываться в такие глупые истории?
— Господин комендант… у меня… Я ничего не знаю… ровно ничего…
Рейнеботу стало весело. Он представил себе, что держит Розе за шиворот и тот болтается в воздухе. Да, этот ему и нужен!
— У вас или не у вас и знаете вы или не знаете — это еще выяснится.
Рейнебот оттолкнул Розе в сторону. У того душа ушла в пятки.
— Господин комендант… я право же не…
«Еще слово, и я схвачу его за горло!» — подумал Пиппиг, дрожа от негодования. Рейнебот круто повернулся к Розе.
— Молчать! Свинья!
Окрик прозвучал, как разрыв снаряда. Следующего Рейнебот мягко поманил пальцем и молча дал ему знак подойти к Розе. Этим следующим был Пиппиг. Он вышел из ряда, стал подле Розе и, улучив миг, ткнул его в спину. Пиппиг весь кипел от гнева.
Неожиданно в шестьдесят первый барак явился Кремер.
Малыш сидел на полу за нарами. Цидковский хотел было накинуть на него одеяло, чтобы скрыть от лагерного старосты, но тот махнул рукой.
— Оставь! Я все знаю.
Посыльный принес ему от Риомана бутылку молока и печенье. Кремер извлек все это из карманов и хотел дать ребенку. Но почему-то ему вдруг стало неловко, и он отдал припасы Цидковскому.
— На!
Цидковский с горячей благодарностью принял эти сокровища. Его лицо в глубоких морщинах сияло от радости. Он спрятал драгоценности в постель на нарах.
Кремер подошел к ребенку. Мальчик смотрел на большого, серьезного человека теплыми бархатными глазами молодого несмышленого животного. Но Кремер в этом детском лице видел отражение уже зрелых мыслей, и это его потрясло.
Кремер огляделся. Передняя часть помещения была оборудована под амбулаторию. Здесь стояли простой стол, несколько стульев, на этажерке — склянки, банки с мазями, несколько ножей, ножницы — самые необходимые материалы и инструменты для лечения ран.
— Где ты прячешь ребенка в случае опасности?
Цидковский, улыбнувшись, успокоительно покачал головой.
— Нету. Сюда никто ходит. Ни врач, ни эсэс. Дитя быстро шмыг-шмыг под нары.
Цидковский рассмеялся. Кремер же рассердился и стал его пробирать.
— Нет опасности? Да что ты знаешь? Только что из вещевой камеры уволокли половину команды! Подлецы ищут ребенка. Стоит им из одного-единственного выколотить правду о том, где мальчик, как они нагрянут сюда и начнут ползать по всем углам. Что тогда? Ну?
Цидковский вдруг осознал опасность и разволновался. Схватив малыша на руки, он прижал его к себе, словно защищая.