В закрытом гарнизоне

За прошедшие два года, здесь ничего не изменилось.

Напротив, через дорогу, монументально высилось рубленое, с красным флагом, здание райисполкома, рядом с ним белел афишами клуб и располагалась чайная, а далее тянулась череда с высокими крышами изб, над которыми в небо поднимались белесые столбы дыма.

Изредка проходящие по деревянным тротуарам местные жители с интересом поглядывали на Серегу, кивали ему как знакомому, и он им отвечал, – здравствуйте.

Теперь предстояла последняя часть пути, и, подхватив кофр, Гладков направился в сторону чайной.

Рядом с ней, с философским видом, стоял запряженный в розвальни мерин, а чуть дальше видавший виды «ЗИЛ», с затянутым тентом кузовом.

В чайной витал свежий запах пива, на обитой жестью стойке парил здоровенный, надраенный до зеркального блеска самовар, краснощекая буфетчица что-то щелкала на счетах, а за одним из столиков неспешно прихлебывали из кружек и закусывали вяленой рыбой два молодых парня и кряжистый, с бородой старик, в расстегнутом полушубке.

– Привет честной компании! – подойдя к ним, сказал Серега.

– Здорово, паря, – солидно кивнул старик, и парни сделали то же самое.

Далее Гладков назвал теткину деревню, которая была в пяти километрах от райцентра, и поинтересовался, не едет ли кто в ту сторону.

– Не, командир, мы в другую, – сказал старший из парней, и младший звонко повторил, – в другую.

– Ну, а ты, отец? – обратился Серега к деду, который в очередной раз приложился к кружке.

Тот неспешно ее опорожнил, довольно крякнул, и, огладив бороду, прогудел, – еду.

Спустя несколько минут они вышли из чайной, Егор Захарыч, так звали старика, – проверил упряжь, и сани, с устроившимся позади Гладковым, плавно тронулись в путь.

– А ты СЕргий, ежели не секрет, к кому? – поинтересовался на выезде из райцентра Захарыч и звонко чмокнул губами, – но, Ларька!

– К Гладковой, Варваре Марковне – поудобнее устраиваясь на застланном полстью сене, и, с удовольствием вдыхая запах тянущегося по сторонам хвойного бора, – ответил Серега.

– Знаю такую, – кивнул треухом дед. – Она работала у нас в леспромхозе, нормировщицей. Так ты ей сын?

– Ага, – сдвинул на затылок мичманку Серега. – Вот, приехал на побывку, – и стал жевать вытянутую из сена травинку.

– На побывку, это хорошо, – одобрительно изрек Захарыч. – Сам служил, понимаю..

Затем он сообщил, что в войну оттрубил на флоте целых семь лет, потом ловил рыбу и валил лес, а теперь на пенсии.

– А чего без жонки, али холостяк? – снова чмокнув на Ларьку, обернулся дед к Гладкову.

– Вот за ней и еду, тетка обещала засватать, – подмигнул ему Серега. – Как, есть тут у вас девки?

– Этого добра хватат, – утвердительно кивнул Захарыч. – И все красивые, лярвы, так бы сам и жанился.

– Так в чем вопрос? Дед ты видный. Женись.

– Жанилка ужо не та, поистерлась, – басовито хохотнул Захарыч, и Ларька тревожно запрядал ушами.

А солнце между тем, поднималось к зениту, с высоких сосен изредка срывался подтаявший снег, где-то далеко рас

сыпал дробную трель дятел.

Миновав бор, они переехали по деревянному мосту небольшую, с проталинами на синем льду речку, и, через километр, оказались на широкой лесной развилке.

– Ну, теперь, мне прямо, а тебе СЕргий, направо, – ткнул рукавицей дед в сторону более узкой, расчищенной грейдером дороги, и Гладков выбрался из розвальней.

– Благодарствую, Егор Захарыч, – отряхнув шинель, сказал он, и, вынув из кармана, протянул возчику новенькую пятерку.

– Со своих не берем, – отрицательно замотал тот головой. – Негоже.

– Ну, в таком случае, прими это, – и Гладков вручил деду, извлеченную из кофра черную бутылку.

– Никак заморская? – поднес тот посудину к глазам.

– Ром, – последовал ответ. – Выпьешь за мое здоровье.

Затем они душевно распрощались, сани исчезли в блестящем мареве, а Серега пошагал в сторону деревни.

Она открылась спустя полчаса в низине, на берегу залива, и Серега с удовольствием обозрел окрестности.

Синие леса тянулись до самого горизонта, в туманной дымке проглядывалась река, и над всем этим, голубело небо.

– Красота! – сказал Серега, и, оскальзываясь, стал спускаться к деревне.

Была она небольшая, в несколько порядков изб, но со своим собственным «сельпо» и сельсоветом.

Пятистенок тетки, срубленный еще дедом, стоял в начале улицы и весело глядел из окон розовыми геранями.

Серега отворил знакомо скрипнувшую навесами калитку в шатровых воротах, миновал широкий ухоженный двор, поднялся на высокое крыльцо и потянул на себя кованую скобу двери.

Затем прошел по мосту ко второй, толкнул ее, и, нагнувшись, вошел внутрь.

– Ктой там? – послышалось из горницы, и в высоком проеме появилась Варвара Марковна

– Ахти мне, Сережа! – на миг остолбенев, всплеснула она руками, и в следующую секунду племянник и тетка радостно обнимали друг друга.

– Как же это ты? – блестя влажными глазами, гладила его руками по щекам тетка. – Хотя бы телеграмму дал, я б встретила.

– Не хотел беспокоить, Марковна, – прочувственно сопел Серега. – Да и от райцентра до вас рукой подать. Какие мои годы?

– Ну, снимай, снимай шинелю и картуз, – засуетилась Марковна. – Поди оголодал в дороге? Я щас.

Чуть позже они сидели за столом в горнице, и обряженная в новую шаль тетка, радушно потчевала гостя.

– Вкусно, – гудел Серега, пропуская очередную рюмку, и отдавая дань поджаренной на сале глазунье, свежему, из трески рыбнику, и всевозможным, расставленным на льняной скатерти соленьям.

Потом они пили чай, из старинного, с медалями самовара, раскрасневшаяся от пунша тетка рассказывала деревенские новости, а Серега внимательно слушал и дымил сигаретой.

– А как Тая Соболева, не вышла замуж? – поинтересовался он, когда Марковна решила передохнуть, и та отрицательно покачала головой, – не вышла.

– Ну, вот и хорошо, – загасил сигарету в пепельнице Серега. – Ты мне ее засватай.

– ?!

– Ну да, – мотнул смоляным чубом Серега. – Я затем и приехал. Помнишь, обещала?