В земле чужой

— Стандартные не эффективны, — мгновенно возразила Пожега. — Лучше пройти обследование и составить индивидуальную, тогда на шестую ступень точно взойдёшь.

— Тоже верно!

— А если хочешь седьмую?

— Ну ты загнул! До неё пахать и пахать. Да и потом на седьмую не всякий боярин встанет!

— Из вятших родов — всякий, — уточнила Пожега. Ей лучше знать, она сама из знатной семьи. — Для вятших позор, если кто-то из старшей семьи на седьмую ступень не взошел. Кому-то вроде Людослава Буйнова ещё простительно, ему всего-то сорок с гаком, а Бобра Найдёнова уже и на пиры звать перестали.

С кругами сложнее. У ремесленников и сплетение растет медленнее, потому что нагрузки меньше, и денег столько, сколько бояре, они тратить не могут. Хотя мастера-земледелы, особенно строители, силу гоняют как бы не чаще, чем воины. Но у них другая беда — сплетение развивается неравномерно.

— Мне казалось, в березовских общинах все посадники на седьмом круге? У шорников точно на седьмом.

— Понимаешь, — слегка замялась девушка. — Они гибнут реже. Тех, кто на седьмую ступень восходит, больше, но они и воюют постоянно. Мастеров высоких кругов намного меньше, зато живут они дольше. Особенно целители.

— Говорят, в Обители Исцеляющей долгожителей больше, чем во всех остальных, вместе взятых.

— Чушь полная! Они травят друг дружку постоянно. Знаете, какой это гадючник?

— Нет. Расскажи.

Вонег тоже заинтересованно наклонился вперед. Почувствовав чужое внимание, Пожега довольно улыбнулась и с удовольствием поделилась сплетней:

— По-настоящему хороший целитель лет триста прожить может. Вроде бы живут и дольше, но у нас про таких только слышали, подтверждения в летописях нет. Так вот, давно замечено, что над старейшинами Исцеляющей словно проклятье какое висит — ни одна своей смертью не померла. То эксперимент поставит неудачно, то на чудище внезапно напорется, то склянки с лекарствами перепутает и яд примет. Но внешне всё очень пристойно. Последний случай был шесть лет назад, когда Базилея Рожина померла, пытаясь провести ритуал обновления организма. Дважды всё удачно до того провела, а третий раз что-то пошло не так. Всем Березовым хоронили!

— Думаешь, не случайность?

— Ну не постоянно же!

Тетка Пламена, в иерархию Обители Исцеляющей не входящая, но со многими тамошними старицами неплохо знакомая, ни о чём подобном не рассказывала. Правда, не сказать, что мы особо близки. Таким образом, у меня только слова Пожеги, которая может быть права в своих подозрениях — а может быть не права. Потому что целители, если вдуматься, в мирное время с точки зрения власть имеющих даже более опасны, чем тихушники Короткого Шага. Никакой клятвы Гиппократа здесь не приносят, лекарь может отказать в лечении или, скажем, польститься на посулы и уморить пациента. Конечно, это противоречит духу учения богини, однако прямого запрета нет. Так что, возможно, не чужаки устраняют старейшин.

Вот и Вонег засомневался.

— Странно как-то. За столько лет хоть что-то, да вылезло бы. И слухи бы всякие ходили.

— Так они и ходят!

— А вот и нет! Про Короткий Шаг ходят, про Шариных ходят, про Кошкиных тоже, а про Обитель Исцеляющей в народе ничего не говорят. Слава добрая про них идёт!

— Ясное дело, они же людей лечат. А внутри, промеж собой, вражда кровавая!

Похоже, девушке просто нравилась версия о лицемерных конкурентках-отравительницах.

— Будто где-то иначе, — словно про себя, но так, чтобы услышали, пробормотал я. — Где власть, там кровь.

Мои собеседники нахмурились и замолкли. Затем Вонег хмыкнул и спросил:

— Сколько там от Плоскиничей осталось? Двое, вроде?

— Жалеешь их? — жестом, скопированным у наставницы, вскинула бровь Пожега. В голосе её звучала легкая насмешка.

— Нет, с чего бы! Просто странно как-то: вот был род, сильный, древний — и почти нет его.

— Скажешь, не за дело их казнили?

— Не о том речь. Кошкины и Плоскиничи бунт устроили вместе, судили их тоже вместе, вина одинакова. Так почему у одних всё хорошо, а других, почитай, под корень извели. Несправедливо как-то.

— Потому что одни с Безсоновыми враждовали, а другие нет, — пожала плечами девушка. — И ты ошибаешься. У Кошкиных вовсе не всё хорошо. Измену им ещё долго будут припоминать.

— Не похоже что-то, — проворчал гридень.

— Так присмотрись, — уже откровенно усмехаясь, посоветовала Пожега.

Предводители неудачного мятежа, случившегося… сколько? Три, четыре года назад? Формально наказание они получили одинаковое. Выплатили виру пострадавшим, штраф в казну, их заставили воевать в первых рядах против бывших союзников-южан и что-то ещё. Однако, как говорится, есть нюанс. У Плоскиничей имелись могущественные кровники, и кровники те находились на победившей стороне.

К настоящему моменту из некогда влиятельного рода уцелело всего два человека. Союзников они не нашли, заступиться за них никто не захотел.

— Приехали! — правивший возком Стоян откинул плотный, не пропускавший воду занавес и просунул голову внутрь. — На площадку сворачиваем.

— Если бы животин кормить не надо было, так бы и ехали, — горестно заметила Пожега.

— Зверюгу вовремя не напоишь, она мертвой падёт. А человек — скотина выносливая, — донеслось спереди. — Чего нас жалеть-то?

— Да ты философ, Стоян…

— Кто? Что за слово такое странное?

— Греческое. Мудрецов тамошних так называли.

— Не, я не мудрец. Мне чужой славы не надобно!

— Да мы видим, видим…

Глава 9

Близость границы Белозерья и земли Новгород-Восходнего говорила о себе возросшим числом воинских дозоров. То есть и сами разношерстные группы опоясанных людей попадались чаще, и гридней в них было больше. Ходили они десятками, как у нас на наиболее опасных участках, где опасность столкновения реальна.

Предосторожность оправданная, потому что центральная власть на новгородчине откровенно слаба, чем активно пользовались желающие пограбить. Всякие удельные бояре, помещики, те же порубежники, и в мирное время не гнушающиеся сходить к соседям за хабаром. В принципе, дело обычное, но местные явно перебарщивают. Налеты они устраивают не только на чужих, то есть белозерцев и черниградцев, своё население от постоянных усобиц тоже страдает постоянно.

Нестроение у новгородцев началось лет пятьдесят назад, когда умер прадед нынешнего князя и встал вопрос, кому занимать престол. Дело в том, что здесь, на севере, по-прежнему сильны старые традиции наследования по лествице, то есть от старшего брата младшему. До того момента либо наследник был один, либо из двух существовавших второй по малолетству не подходил — иными словами, прецедента не возникало. Тогда звезды совпали так, что и дядя, и племянник претендовали на стол, причем оба имели за собой мощные группы поддержки. Результат вылился в кровопролитную войну, продлившуюся двадцать лет и чуть было не уничтожившую страну. В какой-то момент соседи реально принялись за дележку, тем более что сами противоборствующие стороны активно приглашали иноземцев принять участие в замятне.

В конечном итоге, исчерпав ресурсы, ветви правящего рода пошли на мировую. Раскол дорого стоил земле — население бежит или уничтожено, города в руинах, часть территории потеряна, чудища вылезают из темных лесов на белый свет. Хорошо ещё, что великая орда пришла всего раз, и её удалось отбить. Окончательно выправить ситуацию мешал тот факт, что, из-за отсутствия явного победителя в гражданской войне, столкновения между обеими партиями или их отдельными сторонниками случались с пугающей регулярностью. Фактически, полноценный мир так и не наступил.