В зимнем городе

Во-первых, надо позвонить к Володе в часть, посоветоваться с полковником, командиром части. Володя много говорил о полковнике хорошего. Во-вторых, записать в историю болезни консультацию профессора. В-третьих, заказать для девочки дополнительное количество антибиотиков.

Светлана подошла к телефону и позвонила на аэродром.

– Полковник в ангаре, - ответил дежурный.
– Что передать? Кто звонил?

– Передайте, что звонила доктор Карелина. Пожалуйста, это срочно. Не забудьте.

– Что вы! У нас не забывают. Назовите номер телефона, и полковник вам позвонит.

Светлана назвала номер, положила трубку и пошла работать. Успокоилась. Заставила себя успокоиться: ее ждут больные дети.

Вскоре Светлану позвали к телефону.

– Слушаю. Да, я Карелина. Здравствуйте, товарищ полковник. Я лечу дочку майора Тареева.

– Как же, как же, Светлана Юрьевна.

"Светлана Юрьевна"! Откуда ему известно? Наверное, Володя сказал".

– Что девочка? Как она?

– Состояние резко ухудшилось.

– Та-ак.
– Полковник помолчал.
– В чем и какая потребуется помощь?

– Помощь... Я не знаю. Нельзя ли вызвать майора Тареева? Жизнь девочки под угрозой.

– Под угрозой?!

– Да.

Полковник опять помолчал.

– Тареева отзову. Но в Москву он попадет не раньше, чем через несколько дней. Скорее - невозможно.

– Хорошо, товарищ полковник. Спасибо вам. До свидания!

– До свидания, доктор!

Борьба продолжалась.

Светлана через каждые три часа делала уколы антибиотиков. Давала кислород. Сердечные средства.

Девочка теряла сознание. Бредила. Звала отца. Говорила о море. О белых птицах.

Светлана сидела у постели девочки, держала в руках ее руку.

Ночью подойдет дежурная сестра, скажет:

– Светлана Юрьевна, идите прилягте. Я посижу.

– Ничего, я не устала.

– Ну что там - ничего! Идите. Если понадобится, я покличу.

– Только вы уж пожалуйста.

– Ну-ну. Не беспокойтесь.

Светлана ложилась отдохнуть в коридоре на кушетке. Лежала, и все казалось, что девочка зовет, что у нее опять слабеет сердце и надо опять делать укол камфары или кофеина.

Не спасти уже девочку. Нет, не спасти.

Профессор, когда подходит к ней, хмурится, трогает лоб и считает пульс. Ну зачем он так хмурится?

В коридоре темно. Сонно дышат в палатах дети. Булькает, переливается в батареях вода. Огни автомобильных фар изредка скользят по потолку и стенам.

Светлана слушает тревожные короткие удары сердца и зовет, зовет Володю...

Из бокса доносится звон стекла. Шприц!

Светлана вскакивает и бежит к девочке.

– Что? Что случилось?

– Ничего не случилось.

– Мне показалось, вы готовите шприц.

– Я давала девочке пить.

В боксе слабый свет от настольной лампы под глубоким абажуром. У девочки глаза открыты. Строгие, красивые глаза Кальмы.

– Папа, - шепчет девочка. Она сейчас в сознании.- Доктор, где папа?

– Папа уже летит в Москву.

– Летит на самолете, - говорит девочка.
– Папа у меня храбрый. Пусть мороз, а он прилетит ко мне. Да, доктор?

– Да. Он храбрый. Он прилетит, пусть мороз.

– А вы знаете, кто стучит за окном?

– Кто?

– Мороз. Ему скучно ночью. Он сядет на крышу и приколачивает ледяными гвоздями сосульки. Холодно. Я боюсь холода.

Светлана понимает - опять легкий бред.

– Это Снеговик со своей дочкой Снежинкой тебя проведать приходит. Снежинка ласковая, веселая, в бобровом капоре, в тулупчике на жемчужных пуговках, в шубенных рукавичках. Помнишь книжку про нее?

– Да, - говорит девочка и закрывает глаза. Она устала.

Слышно, как по коридору проходит нянечка в мягких войлочных туфлях. Где-то вдалеке скрипнет дверь или донесется приглушенный свист - это из баллона набирают кислород в резиновую подушку. И вновь тишина.

Тишина в боксе. Тишина в клинике. Тишина за ночным морозным окном.

Девочка открывает глаза.

– Доктор, поговорите о чем-нибудь со мной.

– О чем же поговорить?

– Расскажите про какую-нибудь книжку. Я люблю слушать про книги.

– Хорошо. Я расскажу тебе про одну книжку. У самого моря, в большом городе, заболела девочка. Посмотрели ее доктора и сказали, что девочку можно скоро вылечить, если в городе наступит тишина. Девочка должна уснуть. И вот на время замолк большой город: перестали гудеть паровозы и пароходы, фабрики и заводы, перестали кричать ласточки, шелестеть на деревьях листья, и даже смирилось море. Наступила тишина. И девочка уснула. А город не спал, волновался. Не спали доктора, ласточки, деревья, море. Ждали, чтобы девочка проснулась - здоровая и веселая.

"Вот и теперь, - подумала Светлана, - не спит старый профессор - нет-нет, да и позвонит по телефону: ну, как? Не спит дежурный врач, тоже заходит: ну, как? Торопится, не спит Володя. Звонит полковник".

– А что было, когда она проснулась?
– спросила девочка.

– Она поправилась и больше не болела.

– Никогда не болела?

– Никогда.

– И осталась жить в том городе, возле моря?

– Да!

– И у нас сейчас тихо, в нашем городе.

– Да, тихо.

– И я усну.

– Усни и ты.

Каждые два часа Светлана делает записи в дневнике истории болезни девочки.

"23 часа 05 минут. Температура 39. Состояние крайне тяжелое. Дыхание- до 36 в минуту. Пульс- 100, вялый, не ритмичный".

Девочке все хуже. Она все чаще теряет сознание. Дыхание учащается. Сердце угасает.

Светлана уже не сомневалась: девочка умирала. Теперь она хотела только одного, чтобы успел прилететь Володя.

Однажды вечером няня вызвала ее и сказала:

– Вас требует в швейцарскую военный.

Значит, успел... Но как она скажет ему о девочке? Какими словами? Где взять эти слова?

Володя был в летной рабочей форме: в унтах, в меховой куртке, через плечо на ремешке - планшет с прицепленным к нему шлемофоном. Лицо спокойное, но очень усталое. Около припухших от утомления глаз - морщины, морщины, мелкие, резкие.

– Володя, я так тебя ждала! Девочка...

– Знаю. Мне сказал полковник.

– Все сказал?

– Да, все.

Володя снял куртку, и Светлана повесила ее на вешалку. Нашла чистый халат, подала Володе.