В злом сердце Бог не живет

Набросив одежду, мы отправились на кухню. Аня достала из холодильника мой пакет, в котором я принес вино и кое-какие продукты. Мы разложились на столе, нарезали сыру, колбасы, сделали бутерброды. Вооружившись штопором, я открыл бутылку.

Аня хозяйничала на кухне в простом домашнем халате и шлепанцах. Волосы она собрала на затылке и закрепила заколкой. Этот ее простецкий вид вызвал у меня прилив нежности. Я вдруг почувствовал, что мы стали по-настоящему близки.

– Смотри, что на улице делается, – сказала Аня.

Я повернулся к окну и увидел белую снежную круговерть. Множество легких снежинок падало с неба на землю, устилая белым пушистым ковром все вокруг. Ветер то лихо закручивал снежные вихри, то внезапно стихал; и было так уютно смотреть из окна на эту первую метель, ощущать через двойное стекло холодное дыхание наступающей зимы; и знать, что ты не один, что рядом с тобой есть дорогой и близкий человек, который бесконечно предан тебе.

– Давай организуем ужин в постели? – предложил я.

– Для ужина еще рановато… Может обед?

– Обед в постели – это не звучит. Это как-то слишком приземлено.

– Хорошо, – согласилась Аня. – Пусть будет ужин.

Мы устроились на разобранном диване, взяв с собой по бокалу вина. Поднос с закуской пристроили на вытянутых ногах, прямо поверх одеяла.

– За что пьем? – спросила она.

– Не знаю… За все хорошее.

– Давай выпьем за мечту.

– Давай.

Мы чокнулись и пригубили терпкое темно-красное вино. Аня была уже без халата. Я залюбовался ее идеальной фигурой. Она походила на ожившую мраморную статуэтку. Лунная гладкая кожа, высокая грудь, водопад светлых волос, льющихся по спине… Вино закружило голову, душа наполнилась радостью и живым теплом.

– Хочу спросить… – Аня смутилась. – Откуда у тебя этот шрам на ноге? И вот здесь, на предплечье…

– Шрам? Ах, это! Да так…

Я почему-то растерялся. Слишком уж не вовремя прозвучал этот вопрос.

– Не хочешь отвечать? – в голосе Ани послышалась обида.

Я обнял ее, прижал к себе и поцеловал.

– Не хочу… Не могу сейчас об этом. Потом как-нибудь, ладно?

Мне действительно не хотелось начинать этот разговор. Не ко времени он и не в тему. Это так глубоко сидело во мне, что не стоило без нужды ворошить. Нет, потом, потом…

Нагнувшись, я взял с пола бутылку вина, налил в опустевшие бокалы.

– Хорошо, – отпив глоток, сказала Аня, – тогда я задам тебе другой вопрос. Но имей в виду, если ты и на него не ответишь, я точно обижусь.

– Задавай, я готов, – шутливо отрапортовал я, обнимая ее за плечи.

– Как ты ко мне относишься?

Признаться, я не ожидал такого серьезного вопроса. Она смотрела на меня выжидающе, с легким прищуром и в ее глазах таилось любопытство. Мы еще никогда, со дня нашего знакомства не говорили так откровенно.

– Я тебя обожаю, Анечка… Ты самая лучшая девушка во вселенной. Надеюсь, такой ответ тебя удовлетворит?

– Ну, как тебе сказать…

– Ладно, – я отставил в сторону шутливый тон. – Я люблю тебя… Это правда.

– Правда-правда? – в глазах ее вспыхнул лукавый огонек.

– Да.

Она прильнула ко мне, поцеловала и произнесла чуть слышно:

– И я тебя тоже.

Мы снова забылись в горячечном сладостном бреду, и опять пред нами распахнулась бездна. Обнявшись, мы полетели в нее, шепча и выкрикивая какие-то непонятные слова; исступленно даря и принимая любовные ласки; все крепче и крепче сжимая, друг друга в объятьях, словно боясь навек потерять. Наши души рвались из разгоряченных тел на волю, пытаясь воспарить, соединиться и навсегда улететь в мир вечной любви. Но земные законы не давали нам этого сделать, и мы, в конце концов, обессилев, оставили эти попытки…

За окнами незаметно стемнело, в доме напротив, зажглись огни. Мы тоже включили ночник. Лежали, болтали о чем-то беспечно. Потом умолкли… Я взглянул на Аню и заметил, что она загрустила.

– Ты чего?

– Надо уезжать, – вздохнула она.

Я почувствовал смутное беспокойство. Как-то так вышло, что мы старались избегать этой темы. Хотя еще в день нашего знакомства, она сообщила мне, что собирается уехать за рубеж. Навсегда… Поначалу это не сильно меня огорчило. Потом я к этому привык – как привыкает человек к мысли, что когда-нибудь обязательно умрет. А поскольку не было обозначено какого-то конкретного срока, то все это казалось таким далеким, нереальным. Мало ли что еще может произойти? Может все само собой рассосется.

– Это для тебя так важно? – избегая смотреть ей в глаза, произнес я.

– Да… – ответила Аня. – Важно.

Мы опять замолчали. Я не знал о чем говорить. Я вообще боялся даже прикасаться к этой теме. Ведь она означала одно – неминуемую разлуку.

– Мне уже двадцать лет, – тихо произнесла Аня. – Мое время уходит. Еще два-три года – и все… Можно будет забыть о карьере.

– А здесь? Ты же танцуешь в известном на весь мир театре… Неужели здесь нельзя заявить о себе? Попытаться пробиться…

– Здесь? – она усмехнулась. – Нечего и думать… Быть все время на вторых ролях, до пенсии прозябать в кордебалете? Нет, не хочу… «New York City Ballet» – вот моя мечта.

– Что это?

– «Нью-Йоркский городской балет». Одна из самых известных балетных трупп мира. Была создана, кстати, нашим соотечественником, основателем американского балета Джорджем Баланчиным.

– Туда ведь так просто не попадешь? На что ты рассчитываешь?

– Да, туда очень сложно попасть, не имея так называемой школы Баланчина, которая сильно отличается от русской. Но, во-первых, у меня есть знакомый преподаватель американец, а во-вторых, родственные связи в руководстве театра… Так что это не просто мечты, а вполне реальные планы. К тому же, у меня уже есть приглашение, и не воспользоваться таким шансом – просто глупо.

Она говорила, и эти слова каплями раскаленного воска обжигали мою душу. Простая истина вдруг открылась мне: чтобы остаться с ней – я должен уехать!.. Так и только так. Иного не дано… Но куда я поеду? В страну, где всё мне чужое: люди, природа, жизненный уклад… И языка толком не знаю. Что я в этой Америке делать буду?

Я ощутил себя витязем на распутье: куда ни пойди – всюду погибель…

5

В монтажной царил полумрак, за окнами хмурилось осеннее низкое небо. Ветви клена, качаясь под ветром, густо роняли нарядные оранжево-красные листья, один из которых, перевернувшись в воздухе, прилип к мокрому оконному стеклу и затрепетал, как бабочка.

Я оторвался от монитора и, зажмурив глаза, устало потер пальцами веки. Который час уже мы вместе с Юлей сидели за монтажным столом, пытаясь из огромного количества разнообразных кадров, собрать единый сюжет. Юля – опытный монтажер, мне нравится с ней работать. Ее тонкие пальцы легко порхают над клавиатурой. Она напоминает мне пианистку за фортепиано. К тому же Юля недурна собой: голубоглазая, стройная, светловолосая… Я смотрю на нее, на экран с крупными планами Насти и невольно ловлю себя на мысли, что, в общем-то, неплохо устроился. Столько вокруг красоты, с которой ты вольно или невольно соприкасаешься, а тебе еще и деньги за это платят…