В. Маяковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
Он готовился сдавать дела багдадского лесничества, так как получил назначение в кутаисское лесничество. Мы радовались, что будем жить все вместе. Но это не осуществилось. Владимир Константинович сшивал бумаги, уколол палец иголкой, и у него сделался нарыв. Он не обратил на это внимания и уехал в лесничество, но там ему стало еще хуже. Вернулся он в плохом состоянии. Операцию было уже поздно делать. Ничем нельзя было помочь... Мы лишились любящего, заботливого отца и мужа.
Владимир Константинович прослужил в багдадском лесничестве семнадцать лет. Отношения его с местными жителями–грузинами были самые сердечные, искренние.
Через три дня после похорон приехала Люда. Пережили вместе наше большое горе, обсудили свое положение и решили переехать в Москву.
Мы остались совершенно без средств; накоплений у нас никогда не было. Муж не дослужил до пенсии один год, и потому нам назначили только десять рублей пенсии в месяц. Я послала заявление в Петербург, в Лесной департамент, о назначении полной пенсии. Распродавали мебель и питались на эти деньги.
На Кавказе у нас было много родственников и друзей. Мы очень сблизились с грузинами, жили с ними дружно. Нам было трудно расставаться с Грузией, мы полюбили ее народ, обычаи. К нам относились здесь исключительно хорошо.
Об этой жизни среди грузинского населения у нас до сих пор остались наилучшие воспоминания.
Распродав вещи и заняв у хороших знакомых двести рублей на дорогу, мы двинулись в Москву. Наша добрая знакомая при этом сказала: "Отдадите, когда дети закончат образование".
Так мы выехали в далекий, неизвестный путь. Все родные и знакомые провожали нас. В Тифлисе попрощались с моей сестрой, Марией Алексеевной Агачевой, и друзьями.
Все три дня, которые мы пробыли в Тифлисе, Володя осматривал город. Тифлис ему очень понравился, и он с большим интересом знакомился с городом.
Проехали Баку – город нефти, который промелькнул силуэтами вышек. Володя на всех остановках выходил, всем интересовался. Ехали мы в почтовом поезде – он стоял на станциях довольно долго.
Кавказ и горы остались позади.
Проехали Дон (обмелевший летом, он показался нам неглубоким и узким), город Ростов–на–Дону. На станциях встречались крестьянки в ярких ситцевых сарафанах, в вышитых рубашках...
Мы уже в России.
Равнина. Видим русские деревни, маленькие крестьянские дома с почерневшими соломенными крышами. В вагоны заходят крестьяне в лаптях, женщины в ситцевых платках. В поле женщины, нагнувшись, жнут пшеницу серпами.
Проехали города Воронеж и Рязань и с волнением приближались к Москве. Впереди все было новым и неизвестным.
В Москве остановились в Петровском–Разумовском, на даче у кавказских знакомых Плотниковых. Они нас встретили на платформе, где петербургский поезд, в котором мы ехали, стоял всего пять минут. Володя усиленно помогал выгружаться из вагона.
Итак, 1 августа 1906 года мы навсегда поселились в Москве. Нашли квартиру на углу Козихинского переулка и Малой Бронной улицы, в доме Ельцинского, на третьем этаже.
Пришли в пустую квартиру. Нужно было занять денег у знакомых, чтобы купить самую необходимую мебель. Кое–что дали знакомые.
Трудно было устраиваться. Огромный город жил своей жизнью, и мы среди миллиона людей решились бороться за свое существование, за свое будущее.
Я поехала в Петербург хлопотать об увеличении пенсии. В получении пенсии мне помог – через министерство государственных
имуществ – брат мужа, Михаил Константинович Маяковский. Из Тифлиса он был переведен лесничим Беловежской пущи и жил в Польше, в Пружанах. Он сообщил, что мне необходимо приехать в Петербург. После долгих и тяжелых хлопот, разговоров и убеждений мне с детьми назначили пятьдесят рублей пенсии.Возвращаясь из Петербурга, я заболела в дороге воспалением легких и долго проболела.
Во время моей болезни была получена телеграмма из Польши о скоропостижной смерти Михаила Константиновича.
Я сказала Володе:
– Теперь ты наследник фамилии Маяковских.
Однажды, когда Володя был маленький и его носили еще на руках, Михаил Константинович сказал: "Вот кто будет наследником нашей фамилии!" Так и случилось.
Квартира обходилась дорого, Нам посоветовали одну комнату из трех сдать. У нас поселился знакомый Люды, грузин. Он вскоре уехал, а вместо себя поселил товарища – студента второго курса, тоже грузина, социал–демократа.
Люда перешла на третий курс Строгановского училища, Олю устроили знакомые Медведевы в частную гимназию Ежовой, а Володю приняли в четвертый класс Пятой классической гимназии на углу Поварской улицы (ныне улица Воровского) и Большой Молчановки.
Володю очень интересовала жизнь Москвы, о которой он знал по рассказам и книгам.
Тогда в центре города ходили трамваи, а на других улицах – конки. Было много извозчиков. Володя больше всего ходил пешком по Тверской, Садовой и другим улицам и переулкам, изучая достопримечательности Москвы, а главное – людей и их жизнь в большом городе.
По приезде в Москву Володя и Оля познакомились с Медведевым – братом подруги Люды, коренным москвичом, и он знакомил их с Москвой.
Медведев учился в Третьей гимназии и был старше Володи на два класса. Вместе с Володей они ходили в кино. Володю очень заинтересовало киноискусство, он был увлечен им, но за неимением денег часто ходить в кино не мог. Кинематографов было тогда мало, все немые; картины шли плохие.
По вечерам Володя с Олей посещали вечерние курсы рисования при Строгановском училище. Занимались они настолько успешно, что преподаватель Маслин прислал им благодарственное письмо.
Люда доставала работу – выжигание и разрисовку различных деревянных вещей: коробочек, пасхальных яиц, шкатулок.
Володя хорошо рисовал и еще в Кутаисе умел выжигать. Он помогал сестре, а утром относил готовые вещи в магазин, так как Люда опешила в Строгановское училище. Этот труд оплачивался плохо, но работа была всегда.
Наступила зима, все покрылось глубоким снегом. Стояли сильные морозы. На улицах появились сани.
Дети радовались зиме: катались на салазках, на коньках, на лыжах.
На Кавказе холодной зимы не бывало, и зимние развлечения мам не были знакомы. Здесь же, на севере, все было интересно и ново. Но больше всего Володю интересовали новые знакомые и жизнь соседей–студентов. Он часто заходил к ним в комнату, брал книги, слушал разговоры и споры. Там читали листовки, прокламации, книги легальные и нелегальные, говорили о том, что готовится революция, свержение царизма, помещичьей и буржуазной власти.
Я беспокоилась, не мешает ли Володя своим присутствием студентам, но они мне говорили: "Володя серьезный мальчик, много читает, и нам он не мешает".