В. Васнецов
Шрифт:
Богатырь, что справа на белом, словно вымытом струями потока коне, уже готов порывисто вырвать из ножен тяжелый меч. Его чуткий конь тоже посматривает вправо.
Третий всадник кажется спокойным, и лишь положил руку на свой лук. Его буланый конь пощипывает траву.
Это Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович — любимые богатыри русские.
Илья Муромец кряжист и могуч, как вековой лес, близ которого он вырастал. С удивительной легкостью держит он в руке «палицу булатную сорока пудов», называемую иначе шестопером, и даже рука его, поднятая для защиты от солнца, не согнется от этой тяжести.
Илья простой и прямой человек. О его прямоте и честности свидетельствуют крупные, добрые и мягкие черты чисто русского крестьянского склада лица,
«Старый от казак да Илья Муромец», как называют его былины, уже поседел, густая седая прядь выбилась из-под шлема, серебряные нити сверкают и в черной бороде.
Кто не встречал в русских деревнях людей с таким лицом?
Совсем по-другому выглядит в картине, как и в былине, Добрыня Никитич.
Он, повествует былина, был происхождения знатного, «чадо милое» богатого рязанского князя Никиты Ивановича и его жены Амелфы Тимофеевны. Он дружинник киевского князя Владимира Красное Солнышко. Васнецов показал его городскую стать, изысканную украшенность и изящество снаряжения. Такого, как у него, красавца коня былина с нежностью называет «белеюшко». Прочная, ладная, незамысловатая сбруя вороного коня Ильи лишь слегка отсвечивает на необъятной груди серым металлом, а сбруя Добрыниного коня радует глаз позолотой тонких украшений. И щит Добрыни, чуть прикрытый гривой коня, — явно заморской работы. Он так и горит-переливается вкрапленными в него жемчугами-самоцветами.
Суров и строг взор Добрыни, геройски победившего Змея Горыныча и Батыгу (хана Батыя). Справедливость и благородство отличают витязя. Но он уступает все же крестьянскому сыну в мощи и особенно в величавой простоте духа.
Психологически сложнее, замысловатее всех Алеша Попович.
Он врага побеждает не богатырской силой — у него не так много ее — сколько сметливостью да ухваткой. Недаром Илья сказал про него: «Олешенька хоть силой-то не силен, дак напуском смел». Он «наровчат» — эта народная, прекрасная по своему лаконизму характеристика его в былине означает ловкого, находчивого человека.
Алеша и Тугарина Змеевича одолел хитростью. «Нарядился он в каличье платье в черное. Взял он в руки шепалыгу» [16] . А простоватый Тугарин, завидя калику, спрашивает у него про Алешу. Прикинулся калика тугим на ухо, приблизился Тугарин к богатырю. А тот его «хлопнул шепалыгою подорожною», насмерть убил.
Алеша Попович на картине Васнецова не так могуч, как Илья и Добрыня. И вооружен он легковато: «тугой лук разрывчатый» да «стрелочка каленая» — вот и все оружие. Щита вовсе нет. В правой руке — «гусельки яровчаты». Балагур, весельчак Алеша — мастер попеть и поиграть, поприворожить сердца молодушек.
16
Шепалыга— посох странника, клюка.
Глаза Алеши как бы ненароком скошены вправо, где что-то предвещает опасность. Он уже замышляет нечто коварное, смертельно-губительное для врага.
Его конь все еще беззаботно щиплет траву. Но пробьет час, и он полетит, как ветер. И хоть посуше будет он богатырских коней, зато и несравненно легче на бегу, изворотливей в битве.
Так в сочетании храбрости и гордости, сметки и ловкости, несгибаемого величия духа и необоримой силы перед нами воплощена в картине Васнецова богатырская застава древней Руси. Художник твердо верил в реальное существование подобных богатырей. Эта вера водила его кистью, и потому полотно так сильно своим проникновенным реализмом.
Васнецов, изучавший сборники былин и находивший в них образы трех богатырей, задумал отыскать, если возможно, их следы в летописях — найти документальное подтверждение полулегендарного
существования витязей.И вот что он нашел.
Описывая пиры князя киевского Владимира Красное Солнышко, летописец упоминает и об Алеше Поповиче. За подвиги его в боях с печенегами Владимир возложил на него гривну золотую. По другой летописи, Алеша Попович жил в более позднее время и погиб на реке Калке в 1224 году. Значился и Добрыня Никитич. Только об Илье Муромце не удалось найти летописных известий. Упоминался Рагдай Удалой, который умел «наезжать» на триста вражеских воинов, а когда «преставился Рагдай Удалой, плакал по нем князь Владимир». Отмечался в летописях и Ян Усмошвец, поразивший самого печенегского князя и великое множество печенегов.
Не было только Ильи Муромца.
Сообразил тогда Васнецов, что Илья Муромец ведь крестьянский сын, летописи же сообщали лишь о князьях да о знати.
В основу сюжета картины художник положил слова былины:
На заставе был богатырь Илья, Илья Муромец, сын Иванович, Из-под славного города из-под Мурома, Из того ли села Карачарова, И конь под Ильей словно лютый зверь, Он сам на коне как ясен сокол. А и был на заставе Добрыня Никитич млад, Что Добрынюшка Никитич-млад, Сын богатого гостя рязанского И жены его Амелфы Тимофеевны. А и был там Алеша Попович-млад, Он Добрынюшке Никитичу крестовый брат, Что из красна города из Ростова, Сын соборного попа Ростовского. А Алешенька — наровчат был.Если слова эти помогли решить композицию, то пристальное изучение всех былин, в которых так или иначе отражены образы трех прославленных богатырей, помогло Васнецову в изображении самих воинов.
Положение Ильи среди других витязей вырисовывалось, например, из обращения князя Владимира к Илье:
Уж те быть надо всеми во поли богатырьми, Надо всеми-то быть да атаманами. Распорядителем быть ты, Илья Муромец, Казаком ты под ими, да сын Иванович.Но почему Илье Муромцу такая честь, почему он заслужил такое расположение князя?
Васнецов искал и нашел этот ответ в двух строках одной из былин об Илье:
Потому был атаман большой — силушкой он был сильней всех: По-другому еще был, что не написана-то смерть да во чистом поле.О его необычайной силе рассказывалось и в других былинах: он один убил четыреста разбойников, истребил несметные полчища татар во главе с Идолищем поганым, одержал победу над Соловьем-разбойником. Он «очистил все пути-дорожки» на русской земле.
И все же это не удовлетворило художника. Хорошо зная крестьянскую психологию, он понимал, что на одной силе и даже сказочном бессмертии не мог бы держаться авторитет Ильи как главы богатырей. Тут должны были сказаться какие-то иные его свойства.
После долгих поисков художник, наконец, отыскал самые драгоценные для него слова. Накануне камского побоища с кочевниками Владимир позволил себе несправедливо упрекнуть Илью:
Уж ты гой еси, государь да Илья Муромец! Ище пьешь ты во чистом поли, прохлаждаешься, Сам ты ратным делом не заботишься. Верно, хочешь изменить, верно, под Киевом.