Шрифт:
IV
На восьмом этаже пятого дома по Пьяцца делла Синьориа было темно и пахло жареным осьминогом. Эван, пыхтя, преодолел последние три пролета лестницы. Чтобы найти дверь отца, ему пришлось сжечь четыре спички. Вместо карточки, которую он ожидал увидеть, на двери висела бумажка с потрепанными краями и одним словом — «Эван». Прищурившись, он с любопытством смотрел на нее. В коридоре стояла тишина, если не считать дождя и поскрипываний дома. Он пожал плечами и попробовал дверь. Она отворилась. Пройдя на ощупь внутрь, Эван нашел газовый рожок и зажег его. Комната оказалась обставленной довольно убого. На спинке стула висели брюки, наброшенные как попало, а на кровати лежала белая рубаха с раскинутыми в разные стороны рукавами. Никаких других
Даже мальчиком Эван никогда не выспрашивал у отца подробности. Он знал, что экспедиция провалилась, и в добром, жужжащем голосе рассказчика улавливал чувство личной вины. Он не задавал никаких вопросов, просто сидел и слушал, будто предчувствуя, что однажды ему придется отречься от Вейссу и что это отречение пройдет проще, если сейчас не оформлять никаких обязательств. Так, хорошо: когда Эван год назад последний раз видел отца, тот был абсолютно спокоен, следовательно, что-то, наверное, случилось в Антарктиде. Или на обратном пути. А может, здесь, во Флоренции. Почему старик оставил записку, на которой указывалось только имя сына? Две возможности: (а) это — не записка, а, скорее, карточка с именем, и «Эван» просто первый пришедший на ум псевдоним, или (б) он хотел, чтобы Эван вошел в эту комнату. Может быть, то и другое. По возникшему вдруг предчувствию Эван схватил брюки и принялся осматривать карманы. Там он нашел три сольдо и портсигар с четырьмя самокрутками. Эван почесал живот. Ему припомнились слова: "глупо в телеграмме писать лишнее". Он вздохнул.
— Тогда все в порядке, юный Эван, — пробормотал он, — мы сыграем эту штуку до конца. На сцену выходит Годольфин — шпион-ветеран. — Он аккуратно изучил портсигар на предмет тайников, прощупав — не лежит ли чего-нибудь за подкладкой. Ничего. Затем он взялся за комнату: тыкал пальцами в матрац и тщательно искал свежие швы. Прочесывал шкаф, жег спички в темных углах, проверял — нет ли наклеек с обратной стороны сидений. Прошло минут двадцать, а он так ничего и не нашел, и роль шпиона начинала уже казаться ему неадекватной. Эван безутешно плюхнулся в кресло, взял одну из отцовских сигарет и зажег спичку. — Погоди-ка, — сказал он. — Потушив спичку, он придвинул стол поближе, вытащил из кармана перочинный ножик и осторожно разрезал каждую сигарету, сметая табак на пол. Третья попытка оказалась успешной. На сигаретной бумаге с внутренней стороны карандашом было написано: "Выследили. У Шайссфогеля в 10 вечера. Будь осторожен. Отец."
Эван посмотрел на часы. О чем, черт побери, вообще речь? И к чему такие сложности? Старик решил поиграть в игры с политикой? Или впал в детство? Оставалось по крайней мере несколько часов. Эван надеялся, что затевается нечто необычное, способное скрасить серость его изгнания, но был готов и к разочарованию. Выключив рожок, он шагнул в коридор, прикрыл за собой дверь и пошел вниз. Он начал было раздумывать — где это самое "у Шайссфогеля" может быть, — как вдруг ступенька под ним сломалась, и он с грохотом провалился вниз, неистово хватаясь руками за воздух. Он уцепился за перила, но под его весом они прогнулись, и Эван повис над лестничным пролетом на высоте седьмого этажа. Он висел и слушал, как постепенно отходят гвозди из верхнего края перил. "Я, — подумал он, — самый нескоординированный дурачок в мире." Все может случиться в любую секунду. Он осмотрелся, прикидывая — что предпринять. Его ноги не доставали до нижних перил на несколько дюймов вниз и на два ярда в сторону. Между поломанной ступенькой и его правым плечом был примерно фут. Перила, на которых он висел, угрожающе покачивались. "Что я теряю? — подумал он. — Остается надеяться, что мое время еще не вышло". Он осторожно согнул правый локоть, прижав кисть к краю лестницы, и, резко оттолкнувшись, принялся раскачиваться над зияющим проемом. В тот момент, когда раздался скрип вылезающих гвоздей, он достиг максимальной амплитуды и, отпустив перила, упал верхом на ограждение следующего пролета. Потом съехал спиной вперед и прибыл на седьмой этаж одновременно с грохотом падающих перил — далеко внизу. Эван слез, отряхнулся и сел на ступени. "Все четко, подумал он. — Браво, парень. Хорошо сработал — почти как акробат". Но минутой позже, когда его чуть не вырвало между колен, ему в голову пришла мысль — а насколько это вообще была случайность? Когда я шел вверх, лестница была
в полном порядке. Эван нервно улыбнулся тому, что становится психом вроде отца. Когда он выходил на улицу, шок уже почти прошел. Он задержался на минуту, пытаясь сориентироваться.Едва Эван успел опомниться, как к нему с двух сторон подошли двое полицейских.
— Ваши документы, — сказал один из них.
Когда до Эвана дошло, чего от него требуют, он автоматически запротестовал.
— Так нам приказали, кавальере. — Эван уловил в слове «кавальере» легкую нотку презрения. Он вытащил паспорт. Увидев его имя, они оба закивали.
— Не соизволите ли вы мне сказать… — начал Эван.
Им очень жаль, но они не уполномочены сообщать ему какую бы то ни было информацию. Он должен следовать за ними.
— Я требую, чтобы меня проводили в английское консульство.
— Но кавальере, откуда нам знать, что вы — англичанин? Паспорт может оказаться поддельным. А вы могли приехать из любой страны. Даже из такой, о которой мы слыхом не слыхивали.
По затылку поползли мурашки. В голову закралась безумная догадка, что они говорят о Вейссу.
— Если ваше начальство представит мне удовлетворительные объяснения, сказал он, — то я — к вашим услугам.
— Конечно, кавальере. — Они пересекли площадь и, свернув за угол, подошли к ожидавшему экипажу. Один из полицейских вежливо облегчил Эвана от зонтика и принялся внимательно его изучать.
— Avanti! — выкрикнул другой, и они помчались по Борго ди Греци.
V
В тот же день, но немного раньше, в венесуэльском консульстве начался переполох. С дневной почтой пришло зашифрованное послание из Рима, предупреждавшее о подъеме революционной активности во Флоренции. Местные контакты сообщили о высокой таинственной личности в широкополой шляпе. В последнее время личность частенько крутилась рядом с консульством.
— Будьте разумнее, — настаивал вице-консул Салазар. — Самое худшее, что мы можем ожидать, — парочка демонстраций. Что они сделают? Разобьют пару окон, потопчут кустарник.
— Бомбы! — заверещал Ратон, его шеф. — Разруха, грабеж, насилие, хаос. Они могут скинуть нас, устроить путч, установить хунту. Лучше места не придумаешь. Они по-прежнему помнят Гарибальди. Взгляните на Уругвай. У них появится множество союзников. А что есть у нас? Вы, я, кретин-клерк и уборщица.
Вице-консул открыл тумбочку стола и извлек бутылку «Руффины».
— Мой дорогой Ратон, — сказал он. — Успокойтесь. Этот людоед в вислополой шляпе может оказаться одним из наших людей, присланных из Каракаса приглядывать за нами. — Он разлил вино в два бокала и протянул один Ратону. — Кроме того, в коммюнике из Рима не говорится ничего определенного. В нем даже не упоминается эта загадочная персона.
— Он здесь замешан, — произнес Ратон, расплескивая вино. — Я выяснял. Я знаю, как его зовут, и о том, что он занимается какой-то теневой деятельностью. Знаете его кличку? — Он сделал драматическую паузу. — Гаучо.
— Гаучо живут в Аргентине, — заметил Салазар успокаивающим тоном. — И его имя происходит, возможно, от искаженного французского gauche. Может, он — левша.
— Все равно, мы должны над этим поработать, — настаивал Ратон. — Ведь это — тот же самый континент, не так ли?
Салазар вздохнул:
— Что вы хотите предпринять?
— Заручиться помощью здешней правительственной комиссии. Что еще можно сделать?
Салазар вновь наполнил бокалы.
— Во-первых, — произнес он. — Международные осложнения. Может возникнуть вопрос юрисдикции. Территория этого консульства по закону является венесуэльской.
— Мы можем добиться, чтобы они установили кордон полиции вокруг этого участка, — с хитростью в голосе сказал Ратон. — Тогда они будут подавлять мятеж на итальянской территории.
— Es posibile, — пожал плечами вице-консул. — Но во-вторых, это может означать потерю престижа в глазах высших эшелонов Рима и Каракаса. Мы запросто оставим себя в дураках, действуя со столь тщательными предосторожностями из простого подозрения, каприза.
— Каприза! — воскликнул Ратон. — Я что, не видел эту зловещую фигуру собственными глазами? — Его ус насквозь пропитался вином, и он с раздражением его выжал. — Что-то готовится, — продолжал он. — Нечто большее, чем просто восстание, и касается оно большего, чем просто страны. Здешнее Министерство иностранных дел наблюдает за нами. Конечно, мне хотелось бы быть скромнее, но я занимаюсь этим делом дольше, чем вы, Салазар, и я говорю вам: нам придется побеспокоиться о большем, чем просто помятые кусты.