Ваал

Едва она закрылась, как Виргу охватило непереносимое, жуткое чувство: ему померещилось, что он заперт в темнице, откуда нет выхода. Он задрожал. В комнате, как ни странно, было холодно. Когда глаза Вирги привыкли к полумраку, он увидел, что стоит в своего рода библиотеке. Вокруг были полки, забитые тысячами и тысячами книг. Не желая выдавать своего страха, он попытался унять дрожь и подавил свой первый порыв — повернуть к дверям и, если возможно, возвратиться прежним путем на залитую жарким солнцем улицу. В этой комнате чужое присутствие было агрессивным, давящим, впивалось в спину, как оскаленные зубы добермана.

Вдруг по спине у Вирги побежали мурашки. Он понял, что он не один.

В глубине комнаты кто-то дышал — тихо, размеренно. В узкую щель между шторами пробивался единственный узкий луч света. Он падал на плечи какому-то человеку.

Он неподвижно сидел за широким столом, сложив перед собой руки. Разбитая на темные и светлые квадраты столешница представляла собой шахматную доску. Войска уже были выведены на позиции; фигуры грозно смотрели друг на друга с противоположных краев поля боя. Вирга шагнул вперед. Он еще смутно различал лицо сидящего, скрытое широкой полосой тени, но ясно видел руки этого человека, чрезвычайно костлявые и такие белые, словно они были выточены из льда или слоновой кости. Руки были неподвижны, но, приблизившись, Вирга понял, что незнакомец чуть-чуть — почти незаметно — повернул к нему голову. Взгляд невидимых профессору глаз проник в его мозг, и Вирга почувствовал, что раскрыт и беззащитен.

— Доктор Вирга? — негромко осведомился Ваал.

Профессор удивился. Неужели этот человек знал о его присутствии? Он остановился. Он боялся подойти ближе.

— Вы доктор Вирга, не так ли? — снова спросил мужчина.

— Да. Совершенно верно.

Человек за шахматной доской покивал. Тонкий палец шевельнулся, указывая на книжные полки:

— Здесь есть ваши работы. Я читал их. Я прочел все тома этой библиотеки.

Вирга хмыкнул. Не может быть.

— Это действительно так.

Он оцепенел. Разве он высказал свои сомнения вслух? Разве? Из-за гнетущей атмосферы он с трудом мог сосредоточиться. Да, через мгновение решил он, я сказал это вслух.

— Ваш коллега, доктор Нотон, — продолжал Ваал, — очень много рассказывал мне о вас. И, разумеется, ваша добрая слава, слава выдающегося ученого, опережает вас.

— Нотон? Он здесь?

— Конечно. Разве вы приехали сюда не за тем, чтобы найти доктора Нотона? Да, мне думается, это и есть причина вашего визита. Доктор Нотон тоже чрезвычайно умный и образованный человек, очень прозорливый человек. Он умеет распознать свой шанс, и следовательно, он — хозяин своей судьбы.

Вирга напряг глаза, чтобы разглядеть тонущее в полумраке лицо своего собеседника. Ему показалось, что он различил резкие черты, высокие скулы, узкие глаза.

— Я приехал издалека и хотел бы повидать доктора Нотона.

Ваал улыбнулся. Вирге почудилось что-то непристойное в том, как искривился его рот и блеснули зубы. От этого человека исходило нечто гнетущее, наполнявшее его тревогой.

— Доктор Нотон все свое время посвящает работе над исследованием. Скоро его книга будет закончена.

— Книга?

— Полагаю, он обсуждал это с вами перед отъездом из Америки. Книга о лжемессиях, первоначально искажавшая правду. Однако я помог доктору Нотону вычистить материал, и последняя глава его труда будет посвящена моей философии.

— Я бы хотел увидеться с ним. Вы же не прогоните меня — я ведь проделал такой длинный путь… Нотон здесь, не правда ли?

— Здесь, — ответил Ваал. — Но работает.

Вирга ждал, однако Ваал молчал. Делая последнюю попытку, Вирга сказал:

— У меня письмо от его жены.

— У него нет жены.

Вирга вдруг почувствовал, что ему совершенно необходимо ясно увидеть лицо Ваала, и шагнул вперед, к самому краю шахматной доски.

И с трудом удержался, чтобы не отпрянуть под властным, грозным взглядом Ваала. Он вдруг обнаружил, что не может долго смотреть в эти темные, глубоко посаженные глаза, в которых искрились жестокий ум и безграничная ненависть, и отвернулся. Судя по широким крепким плечам, Ваал при всей своей худобе физически был очень силен. Вирга решил, что ему лет двадцать пять — тридцать, не больше. Он превосходно говорил по-английски, без малейшего намека на какой-либо акцент, а его голос был мягким и умиротворяющим, как первая волна, набежавшая на берег сна. Только его глаза, страшные, живые на мертвенно-бледном лице с твердым подбородком, придавали ему некоторое сходство со смертью.

— Вы американец? — спросил Вирга.

— Я Ваал, — ответил мужчина, словно это отвечало на вопрос профессора.

Вирга внезапно обратил внимание на шахматные фигуры, вырезанные из красивого блестящего камня. Белые (Вирга стоял у их половины доски) были представлены монахами в развевающихся рясах, скромными монашками, суровыми священниками и стройными готическими соборами. Ферзь, женщина в накинутом на голову покрывале, возводил очи горе. Король, бородатая фигурка Христа, воздев руки, о чем-то молил Отца. На противоположном краю шахматного поля — Вирга теперь заметил, что Ваал уже сделал несколько ходов черными, начав игру, — стояли колдуны, варвары, размахивающие мечами, горбатые демоны; короля и ферзя изображали соответственно некто поджарый, лукаво изогнувший стан и манящий кого-то пальцем, и женщина со змеиным языком.

Ваал заметил интерес Вирги к шахматным фигурам.

— Играете? — спросил он.

— От случая к случаю. Я вижу, вы атакуете. Но вам недостает противника.

— Атакую? — спокойно переспросил Ваал. Он подался вперед и впился в Виргу горящим взглядом. — О нет, еще нет. Я еще только учусь искусству маневра.

— Это требует времени.

— Оно у меня есть.

Вирга поднял глаза от шахматной доски и посмотрел в лицо Ваалу. Наконец профессор почувствовал, что не смеет дольше выдерживать его пристальный взгляд.

— Скажите, — спросил он, — кто вы на самом деле? Почему вы выбрали имя бога дикарства, жестокости и жертвоприношений?

— Мое имя это… мое имя. Меня всегда звали и будут звать Ваалом. А жестокость и жертвоприношения, дражайший доктор Вирга, в этом мире — причастие истинного Бога.

— Кто же этот истинный Бог?

Ваал опять улыбнулся, словно был причастен тайне, которую Вирге было не постичь.

— Вы же не слепой. Вы не могли не заметить действия определенных сил в этой стране — да и во всем мире. Следовательно, вы сами можете ответить на свой бессмысленный вопрос: кто истинный Бог?

— Я вижу людей, которые все становятся все меньше похожи на людей. Я вижу жестокость, насилие, убийства и хочу знать, какова ваша роль во всем этом. Чего вам надо? Политической власти? Денег?

Угроза во взгляде Ваала стала более явственной. Виргу охватило желание отступить на несколько шагов.

— Я располагаю любыми деньгами, какие мне требуются. Политическая же власть ничего не стоит. Нет. Моя власть — власть насаждать волю подлинного Вседержителя этой юдоли. И будет так! Меня слушают — слушают. Люди устали от того, что их учат и школят, как неразумных детей. Настоящие люди должны жить в настоящем мире, а настоящий мир учит одному — выживанию. Выживи, даже если тебе придется пройти по трупам тех, кто надеется сломать твой хребет. Это мир живых и мертвых, умных и дураков.

— Плоды вашей философии, философии пауков в банке — то, что здесь творится. Город сошел с ума. Я видел вещи, невообразимые для цивилизованной страны!

— Напротив, город пришел в себя.

— В таком случае, — сказал Вирга, — безумны вы. Вы проповедуете смерть и разрушение, пожары и ненависть. Вы прекрасно выбрали себе имя! Ваш тезка и предшественник был подлинной язвой на теле Иеговы.

Ваал сидел не шевелясь. Вирге показалось, будто что-то холодное и твердое сдавило ему горло. Ваал чрезвычайно медленно поднял голову; с белого лица смотрели глаза змеи.