Вакуумные цветы

Пепис нахмурился:

— Бронтозавры, милорд? Это… Вы имеете в виду больших древних ящериц?

— Да, Сэмюэл, я видел троих в Уайтчепеле и еще двоих около Биржи. Улицы вокруг собора Святого Павла затоптаны ими сплошь. Что ты об этом скажешь, братец?

— Ну, я думаю, зима будет очень холодная, — ответил Пепис. — Когда погода теплая и ясная, эти твари не рискуют выходить в город в таком количестве.

— Не понимаю смысла этого представления, — холодно проговорил Уайет.

— Терпение. Сэмюэл, пошевели, пожалуйста, дрова в камине!

Пепис с готовностью схватил воображаемую кочергу и стал шевелить поленья и золу в несуществующем камине. Пантомима производила такое естественное впечатление, что Ребел словно увидела эту душную маленькую комнату и почувствовала огромную, изматывающую силу тяжести.

Вдруг Уизмон закричал:

— Сэмюэл! Тебе на руку отскочил уголек. Он обжигает кожу!

С криком боли Пепис опрокинулся навзничь и замахал рукой. Медленно вертясь в воздухе, он сунул больное место в рот. Два крутых парня по жесту Уизмона поставили Пеписа на ноги.

— Успокойся, братец. Покажи мне свою руку.

Пепис протянул дрожащую от боли руку, на запястье краснело воспаленное, припухшее пятно. На месте ожога быстро вздувались белые волдыри. Уизмон засмеялся:

— Вера! Только сила веры обожгла эту руку. Задумайтесь над этим. Ведь это великолепно согласуется с древними представлениями о том, что весь наш опыт лишь плод воображения. — Уизмон нежно погладил руку Пеписа, раздавив волдыри. — Но Сэмюэл не воспринимает наши фантазии, он повинуется химерам, заложенным в нем самом. Между ним и реальностью стоит тоненькая плата электронного Лондона. Давайте посмотрим, что будет, если убрать эту последнюю завесу.

Максвелл поднял преобразователь, Уизмон изящно зажал между большим и указательным пальцами кольцо платы.

— Сэмюэл!

— Да, милорд!

— Скажи мне, что ты видишь.

Уизмон выдернул пластинку. Пепис оцепенел, глаза его широко раскрылись. И, не мигая, уставились в пространство.

— Стены! Стены исчезают как дым! Сквозь потолок, другие комнаты и крышу я вижу облака… Нет, небо тоже стало прозрачным, и на нем сверкают яркие холодные звезды… Но сейчас они тоже тают в воздухе. Я вижу…

— Что ты видишь, Сэмми?

Пепис долго молчал. Потом ответил:

— Музыку. Я вижу музыку прозрачных небесных сфер.

Он тихо заплакал. Уизмон хихикнул:

— Полное помешательство. Я мог бы так же легко отправить его на тот свет. Пошли. Это только пролог к тому, что я действительно хочу тебе показать, дражайший наставник.

Они вышли, оставив Пеписа плакать посреди двора.

* * *

Максвелл останавливался у каждой двери, но Уизмон жестом подгонял его вперед. Так они шли довольно долго. Потом Уизмон кивнул, Максвелл отодвинул лист жести, и все вошли во двор. Здесь тоже был всего один обитатель. Мужчина с добрым лицом и огромным крючковатым носом. Он сидел на тросе и напоминал неопрятную птицу. Когда все вошли, он поднял голову и улыбнулся.

— Привет, — произнес он. — Сколько же тут вас.

— Да, я привел друзей, чтобы осмотрели тебя, — сказал Уизмон. — Ты не возражаешь?

— Конечно, нет.

— Задавайте ему вопросы, — скомандовал Уизмон.

— Хорошо, — немного помолчав, согласилась Ребел. — Вы знаете, где вы находитесь?

— Здесь был постоялый двор королевы Лурли-ны. Теперь она отсюда ушла. Я остался один. Король Уизмон держит меня тут для проведения опыта по исследованию рекурсивной личности.

Глаза мужчины искрились весельем.

— Вы знаете, кто вы такой?

— Король Уизмон зовет меня Хобот. По вполне понятной причине.

Он почесал свой мясистый нос и усмехнулся. Ребел посмотрела на Уайета и пожала плечами. В беспричинном, непонятном веселии мужчины было что-то странное, но ни она, ни Эвкрейша не могли объяснить что.

У Уайета был задумчивый вид.

— Давай посмотрим. При помощи того последнего парня, Пеписа, ты показал, насколько совершенна твоя система создания иллюзий. Значит, это должен быть еще более утонченный вариант. Что находится за пределами иллюзии? — Он щелкнул пальцами и взглянул на Ребел. — Реальность!

Ребел уловила его намек: Уайет перефразировал слова Эвкрейши, сказанные, когда они только-только составили его программу и та хотела ее уничтожить и начать все сначала. Эвкрейша сказала тогда: трудно иметь дело с иллюзией, но легкомысленное обращение с действительностью еще хуже.

— Вы думаете, что все происходящее — игра вашего воображения?

Хобот радостно качнул ногой. Ему пришлось схватиться за трос, чтобы не улететь.

— Это так забавно. Правда!

— Хобот — прототип идеального гражданина, — сказал Уизмон. — Его внутренняя сущность полностью скрыта от внешнего мира. Внешняя сторона личности — плод последовательной игры этого потаенного истинного "я". Он думает, что видит сон. Все его прошлое для него — призрачное умственное построение, которое возникло только сейчас. Таким образом, Хобот отрицает непрерывность, но может действовать в ее рамках. Он примирится с чем угодно, вынесет что угодно, потому что все сон. Это дает мне возможность управлять его видениями. Что бы ни случилось, он подчинится любому приказу. Я прав, Хобот?

Хобот весело кивнул.

— Ясно, — мрачно проговорил Уайет. — Сейчас я задам вопрос, которого ты от меня ждешь. Зачем ты показываешь мне это создание?

— О, это моя лучшая шутка. Хобот, почему ты не говоришь, кто ты такой, когда не спишь?

— Сказать? — Хобот рассмеялся. — Разве это так важно? Меня зовут Уайет. Несколько лет назад я был наставником Уизмона, а теперь я его враг. Поэтому он мне снится. Он отбился от рук, и надо поскорей его приструнить. Может быть, даже уничтожить. Возможно, мне приснится, как я должен действовать.

— Это был голос жреца, — сказал Уизмон. — Хочешь послушать другие голоса? Я могу вызвать их из глубины по твоему желанию.

— Нет, — ответил Уайет. — Нет, я.., нет. — Он был бледен как полотно. — Так вот какой сюрприз ты для меня приготовил!

— О чем вы говорите? — спросила Ребел.

И хотя Уизмон с издевкой произносил ее слова вместе с ней, она договорила до конца.

— Пожалуйста, постарайтесь быть не столь предсказуемой, мисс Мадларк. Мой наставник увидел, что я сделал с его двойником, и до него дошло, что я могу сделать то же самое с ним, пусть у него даже есть доступ к собственному метапрограммированию. Я могу превратить его во что мне угодно. Но самое смешное, что, быть может, этот человек вовсе не мой наставник, а просто жалкий дурак, который благодаря моему программированию вообразил себя моим наставником. Возможно, настоящий Уайет — это Хобот. А может, ни тот ни другой.

— Уайет — это Уайет, — сдержанно сказала Ребел. — Если он в этом сомневается, то может поверить мне.

— Да, но откуда он знает, что вы существуете? Я управляю его видениями.

Хобот засмеялся от счастья.

— Не понимаю, как тебе удалось так быстро все это сделать, — удивился Уайет. — Ты прекрасный организатор, но для разработки моделей личностей тебе не хватает навыков программирования. Где ты достал программистов? Чтобы создать хотя бы этих двух типов, нужны месяцы кропотливой работы.