Валентин Катаев
Шрифт:
А в общем никчемное собрание никчемных «сочинений» чужого нам писателя.
Старик Собакин
Кавычки, скобки и все знаки препинания — всюду мои. Вообще все мое. — С. С.
Жертва спорта
Было прелестное осеннее утро, и на территории Парка
В пустынной аллее сидела на скамеечке девушка, для описания которой в моем распоряжении не имеется достаточно ярких красок. Она ела большую грушу, и мутная капля сока блистала на самом кончике ее небольшого подбородка. Рядом с ней на скамье лежал последний номер иллюстрированного журнала, небрежно развернутый на восьмой странице.
Костя Поступаев опытным взглядом закоренелого ловеласа окинул девушку и, плавно описав вокруг нее четыре мертвых петли, вдруг с треском очутился рядом.
— Вот номер — я чуть не помер! — воскликнул он непринужденно, выбрасывая ноги вперед, и многозначительно подмигнул девушке.
Она не пошевелилась.
— Я извиняюсь, который час? — деловито спросил он и придвинулся к девушке.
Она молчала.
— Может быть, вы глухонемая? Что?
Девушка молчала.
— Ага! Я извиняюсь: она глухонемая! — юмористически сказал Костя Поступаев в пространство и закинул руку на спинку скамьи, вдоль девушкиных плеч.
— Почему вы сидите в таком одиночестве?
Пауза.
— Нет, кроме шуток, как вас зовут?
Молчание.
— Гм… Разрешите в вашем присутствии закурить?
Молчание.
— Молчание — знак согласия, не правда ли?
Девушка не шевелилась.
— Мы где-то с вами встречались. Что? Вы, кажется, молчите? Вот номер — я чуть не помер! Нет, кроме шуток. — почему вы такая грустная? Давайте я вас расшевелю.
С этими словами Костя Поступаев как бы по рассеянности опустил руку и обнял девушку за талию. Лицо ее слегка порозовело, брови сдвинулись, и губы плотно сжались.
— Фи, какая вы такая… — блудливо пролепетал Костя и положил свободную руку на ее колено.
— Какая такая? — тихо произнесла девушка, подымая на опытного, красивого Костю большие, ясные, синие глаза.
— А такая, — суетливо сказал Костя, и вдруг взгляд его упал на восьмую страницу иллюстрированного журнала. Там во весь лист была напечатана фотография девушки, а под ней Костя прочел надпись: «Нина Подлесная, взявшая первенство на последних всесоюзных состязаниях по боксу».
Костя похолодел.
— Какая же я такая? — еще тише повторила девушка. — Ну? Ну именно?
— Именно — очень тренированная. А я вас, товарищ Подлесная, сразу признал. Только, значит, виду не показал. А то бы разве я… хи-хи… подсел?..
— Да что вы говорите?
— Определенный факт. Вот номер — я чуть не помер. Ну, пока.
— Куда же вы? Постойте. Не уходите. Сядьте поближе.
— Гы-гы!..
— Какой вы странный! Сядьте же. Ну дайте мне руку. Вы мне начинаете нравиться.
— Гы-гы!..
—
Я извиняюсь, вы не знаете, который час?— Гы!
— Может быть, вы глухонемой?
Костя Поступаев молчал.
— Ага! Я извиняюсь: он глухонемой! — печально сказала Ниночка Подлесная в пространство и закинула руку на спинку скамьи, вдоль Костиных плеч.
Костя страдальчески съежился, зажмурил глаза и вдавил голову в плечи.
— Почему вы сидите в таком одиночестве? Нет, кроме шуток, — как вас зовут? Гм… Разрешите в вашем присутствии есть грушу? Молчание — знак согласия, не так ли? Мы где-то с вами встречались… Что? Вы, кажется, молчите? Нет, кроме шуток, почему вы такой грустный? Давайте я вас расшевелю…
— Ой! Только, ради бога, не надо меня расшевеливать. Тетенька, я больше не буду. Никогда. Клянусь ва…
С этими словами опытный Костя сорвался с места и ударился в бегство.
— Постойте! Я хочу вам что-то сказать! Погодите! — слабо крикнула ему вслед девушка.
Но Костя был уже далеко.
Девушка тяжело упала головой на спинку скамьи и зарыдала.
— И так… вот… всегда, — бормотала она сквозь слезы, стуча кулачком по скамье, — всегда! всегда! всегда! Ох, за что я такая несчастная!..
И холодное осеннее солнце видело в тот день, как девушка рвала на мелкие кусочки последний номер недочитанного иллюстрированного журнала и сладострастно запихивала его в урну, где еще дымился окурок, брошенный красивым Костей.
Собачья жизнь
Наскоро насвинив в Аркосе и разорвав дипломатические отношения с СССР, Чемберлен сунул отмычки под подушку, деловито сел на извозчика и поехал устраивать очередной антисоветский фронт.
— Вези ты меня, брат извозчик, сначала во Францию, к господину Бриану. Где живет господин Бриан — знаешь?
— Помилуйте, вашсиясь. В прошлом году возил. Как же-с!
— Ну так вот. У Бриана я задержусь минут на пятнадцать-двадцать, не больше, устрою кое-какие антисоветские делишки, а потом поедем, братец ты мой, к господину Штреземану в Германию. Где живет господин Штреземан, знаешь?
— Помилте! В прошлом году возил.
— Гм! Так вот! У Штреземана я посижу самое большее пять минут, обделаю там один маленький дипломатический разрывчик с СССР, и после этого, дорогой ты мой извозчик, поедем мы с тобой…
— К господину Муссолини, в Италию-с…
— Верно, извозчик. Откуда ты знаешь?
— Помилте! В прошлом году возил. Вы, вашсиясь, об эту пору аккурат каждый год ездите антисоветский фронт налаживать. Хе-хе! Пора, кажись, знать. Хи-хи!
— А ты бы поменьше языком молол, извозчик, — сухо заметил Чемберлен, — не твоего это ума дело. Да. У Муссолини посижу максимум две минутки, организую небольшой взрывчик советского посольства, а оттуда повезешь ты меня, извозчик, прямым сообщением в Румынию. Военное снаряжение там надо забросить в одно местечко возле границы.