Валет Бубен

– А ты… – я сделал паузу, – ты уж, Доктор, извини, но до Стержня тебе далеко. Опыт не тот. Но ты не беспокойся. Я же тебя не прогоняю, будешь меня возить, как и прежде, охранять от нехороших людей, все нормально!

– Если честно, – сказал Доктор, – я и сам чувствую, что по сравнению со Стержнем я не смотрюсь. Так что, если ты предложишь ему серьезную работу, что ж, тут уж ничего не поделаешь – наши не пляшут! Но Стержень вообще-то крутой мужик, ничего не скажешь.

Примерно в таком духе мы развлекались минут десять.

И наконец раздался звонок по городскому.

– Это, наверно, тебя, – сказал Доктор и, строго посмотрев на меня, указал пальцем под стол.

Я кивнул и снял трубку. Звонил Таран, авторитет, присматривавший за Юго-Западом Питера. Я узнал его сразу, у него был откушен кончик языка, и в разговоре постоянно слышалось то ли присвисты-вание, то ли пришептывание.

– Здравствуй, Знахарь!

– А, здравствуй, Таран! Рад тебя слышать.

– Взаимно. Ты тут со Стержнем говорить не захотел, пришлось мне, старику, трубочку снимать, пальцем в кнопки тыкать. Что же ты так?

– А то, что Стержень много на себя берет. Лично мне гораздо приятнее разговаривать с человеком заслуженным, авторитетным и уважаемым, например, – с тобой, Таран. А уж о неприятных вещах – и подавно. Ведь разговор у нас неприятный будет, правда?

– Ну, у нас-то с тобой неприятного разговора не будет, сам понимаешь. Что нам делить? А вот то, что общество хочет спросить тебя кое о чем, – это факт. А там уж, приятно это будет или нет, не от меня зависит, а скорее от тебя. От того, как ты ответишь на вопросы.

– А что за вопросы-то, Таран?

– Извини, Знахарь, но это уж ты сам потом узнаешь.

– А кто да кто будет?

– Увидишь. И еще там послание от Саши Сухумского из Крестов…

– Так, – резко прервал я его, – вот эти дела отменяются. Этот детский сад, когда «барыня прислала туалет… «да» и «нет» не говорить» и прочие дела с записочками – без меня. Если этот Саша Сухумский такой серьезный человек, то пусть он пошевелит жопой, даст денег, кому там следует, и приедет из Крестов на сходку. Я, честно говоря, до сих пор в глаза его не видел. И, хоть он и голосовал за меня на коронации, я хочу убедиться, что это живой человек, а не призрак какой-нибудь. Так обществу и передай. Скажи, что Знахарь имеет дело только с теми, кому можно в лицо посмотреть. Это мое последнее слово. Если все будет так, как я сказал, то я приду и на вопросы отвечу. Но только сразу скажу тебе, Таран, что мои ответы могут сильно не понравиться многим из авторитетов. И уверяю тебя, что порвать меня на вопросах не удастся. Это я буду некоторых на ответах рвать. К тебе лично это пока не относится, но если выйдет так, что ты будешь задавать мне необдуманные вопросы, то – извини. Лично к тебе у меня претензий нет и, я надеюсь, не будет. Ты мужик взрослый и, насколько я помню, – спокойный и рассудительный.

Этот спокойный мужик в девяносто третьем году голыми руками завалил пятерых беспределыциков в прессхате, куда его отправили развеселые вертухаи. А потом тихонечко постучал в дверь и попросил сделать приборочку в камере. У вертухаев отвисли челюсти, и Таран спокойно вернулся в свою келью. И допил чифирок, который даже не успел остыть.

Вот такой спокойный и рассудительный человек.

– Хорошо, – спокойно и рассудительно ответил он, – так и передам. Но от себя скажу – делай как знаешь, но попусту на рожон не лезь. Общество этого не любит.

– Знаю, что не любит, – ответил я, – но я тоже кое-чего не люблю. А чего именно – вот об этом на сход-няке и расскажу. Будь здоров, Таран, скоро увидимся.

– Вряд ли. Меня там не будет. А вообще – будь здоров, Знахарь, – ответил Таран и повесил трубку.

Я посмотрел на Доктора и увидел, что он с сомнением качает головой и, щурясь, смотрит куда-то вдаль, переваривая какие-то свои мысли.

Потом он посмотрел на меня и громко сказал:

– Ты извини, Знахарь, но общество нужно уважать. На то оно и общество.

– Конечно, нужно, – ответил я, – но я хочу, чтобы общество в ответ уважало меня и не присылало всяких там беспородных Стержней.

– Ну, ты авторитет, тебе лучше знать, – сказал Доктор и качнул головой в сторону двери.

Я кивнул в ответ и, зевнув, сказал:

– Пойдем-ка во двор, я тебе кое-что покажу. Запустили с Толяном хозяйство, пора вам жопу порвать слегка.

– А что такое, – притворно забеспокоился Доктор, – что запустили-то?

– А вот я тебе сейчас и покажу. Идем-идем. И мы вышли из кабинета.

Нам нужно было обсудить кое-какие частности тактики и стратегии, которых следовало придерживаться в процессе сходняка, и тем, кто слушал наши разговоры, совсем незачем было знать наши маленькие секреты. То есть, им-то, конечно же, это как раз очень было нужно, но – обойдутся.

* * *

Таран снова позвонил мне в тот же вечер и сообщил, что сходняк назначен через три дня, и произойдет там же, где меня в свое время короновали. Мои требования учтены, и Саша Сухумский обещал прибыть лично. По большому счету мне на этого Сашу было глубоко насрать, и я отдавал себе отчет в том, что мне все это нужно только для того, чтобы показать обществу, что я не мальчик, которого можно строго поманить пальцем, и он тут же прибежит со словами «чего изволите, ваши сиятельства». И то, что мои заявки удовлетворены, говорило в мою пользу. Тут одно из двух. Или меня действительно уважали, в чем я сильно сомневался, или жаба настолько придушила моих дорогих авторитетов, что они готовы удовлетворить любой мой каприз, лишь бы поскорее приступить к приятным разговорам о том, как нехороший Знахарь принесет им еще денег

Три дня прошли, и до встречи в «Балтийском дворе» осталось несколько часов. Подробно проинструктировав Доктора на случай неприятного развития событий, я закрылся в кабинете, чтобы собраться с мыслями перед ответственным выступлением, а вместо этого почему-то вспомнил о Наташе.

После разборки в Самаре, когда мы приехали в гостиницу, я за ужином сказал Наташе, где лежат камни, которые она может взять себе. Прежде я хотел отдать ей банк в Лейпциге, но, поразмыслив, пришел к выводу, что правильнее будет закрыть арабскую тему, чтобы больше никогда к ней не возвращаться. И поэтому сказал ей номер депозитного сейфа и код ячейки в банке «Нордэфрикен» в Каире. Если у нее все пройдет гладко, мне больше не придется ездить в эту долбаную Северную Африку и смотреть на верблюдов и арабов, тусующихся вокруг в количествах, превышающих всякие разумные пределы.

Наташа отказалась записывать номера, сославшись на железную женскую память и на то, что бумаге доверять нельзя. Камней в Каире было миллионов на пятьдесят, и, передавая Наташе ключ к богатству, я сказал, что лично для себя она может рассчитывать на половину, а остальное пусть сохранит для меня. На всякий случай. Если дело дойдет до того, что я останусь ни с чем или без второго глаза, то эти деньги помогут мне в смысле хорошего дома и хорошей жены, чтобы достойно встретить старость. Ну, это, конечно, только в том случае, если Наташа не свернет себе шею в каком-нибудь очередном экстремальном кульбите.

После ресторана мы отправили Алешу в одноместный номер, а сами, завалившись в койку, разнообразно развлекались до двух часов ночи, а потом, наконец, заснули.

Утром Наташа собралась и, не устраивая долгих душещипательных прощаний, быстренько отвалила. Уходя, она пообещала мне, что мы обязательно увидимся, и я ни минуты не сомневался в том, что именно так оно и будет.

На этом самарские приключения закончились.

Но теперь настало время приключений питерских, и очередная серия должна была начаться… Я посмотрел на часы – должна была начаться через два с половиной часа. Доктор с Толяном начищали стволы и штиблеты, а я пил крепкий чай и думал о том, какие новости ждут меня на сходняке.