Валька, хватит плодить нищету!
Шрифт:
– Ты лучше скажи, с какого перепугу собрался в Ташкент и на какие шиши? Ворота новые ставить надо, а ты собрался…
– Так отпускные я получил, уже и на вокзал съездил, билеты взял.
– А я… мы?
– Так ты же работаешь? Кто тебя отпустит в конце квартала?
Галя отвернулась и задумалась.
– Не переживай, я ненадолго.
– Борис! Туда поездом ехать больше четырёх дней, у тебя весь отпуск уйдёт. Как же ворота? А вдруг задождит или вызовут тебя на работу.
– Ничего справятся, а ворота не убегут. Я давно матери обещал, пять лет не был у них, – довольный как дитя, ответил Борис.
– Думаешь, я не знаю, зачем ты туда собрался? Валька ваша – не
– Галочка, ты права, но не доходит до этого, или жалко им молодых, сами из сил выбиваются. Ты же знаешь, как они живут, не то что мы, – виновато отвернулся Борис, стыдно ему было за их достаток, даже перед мужиками на стройке, что уж говорить о родителях, которые всю жизнь из кожи вон лезли и ничего не нажили, кроме пятерых детей, квартиру и ту получили недавно.
– Давай их к себе позовём, – иронично улыбалась Галя, – на шею себе повесим, – показала она на свои широкие плечи. – У нас ведь дом большой… Родня всё-таки…
– Галочка… ну…
– Что ты нукаешь, будто кобылу погоняешь. Не-че-го тебе там делать, пусть сами разбираются. У нас в доме всего две комнаты, – Галина непроизвольно снова зажмурилась, Толик выдал очередную порцию нот, – чем он там занимается? – обратилась она к Боре, посмотрев в потолок.
– Играет, – соврал отец. Толик читал какую-то книжонку и по временам постукивал по клавишам, чтобы мать не догадалась. Отец даже не поинтересовался, что за книжка такая у ребёнка.
– Нет, вы меня со свету сживёте! Один бренчит, будто впервые подошёл к пианино, другой собрался к чёрту на рога.
– Галя, – стукнул ладонью по столу Борис, миска с алюминиевой ложкой вздрогнула. Жена, сделав несчастную гримасу, кинулась убирать со стола. – Это моя Родина! Я там родился, там живут мои родители. Всё! Билеты на руках – я еду, – Борис нерешительно по пальцам собрал свою ладонь в кулак.
– Да делайте вы что хотите! Вам на меня вообще плевать, я стараюсь, стараюсь, для дома, для семьи, а вам на всё плевать. С нами ты никуда не ездишь, у меня будто мужа нет, мать-одиночка! Каждое лето в Анапу сами, папа, видите ли, не любит…
– Хорошо, в другой раз и я с вами поеду, только не кипятись и вещи мне собери, пожалуйста. Может, гостинцев каких собрать родным? – он вопросительно посмотрел на жену.
Галина недовольно кивнула. Конечно, она соберёт баул со снедью, варенье смородиновое и вишнёвое из собственного сада, яблочек, огурчиков. Племянникам придётся что-то посмотреть в Универмаге, хотя о Толике никто не вспоминал все эти годы, ни одной посылочки за всё время. Но Галя ведь не ударит в грязь лицом… Пусть видят, как сыну повезло с женой.
Жена и сын проводили Бориса с почестями, Галина ещё положила подарок свекрови, покрывало гобеленовое новое, а свёкру пару рубашек, муж еле уговорил не класть ещё и тёплых.
Наконец, Борис едет в родные края, как же он соскучился по любимым с детства подворотням, по старым грязным улочкам и квартирам на земле с общим двором. В его детстве они не казались такими облезлыми, старыми, нагромождёнными как попало, это после армии он увидел их другими, но всё же родными. Галя сама не поняла, что за основу при стройке своего дома взяла дом его родителей, у них тоже кухня находилась на первом этаже – в подземелье, комнаты были такие же вытянутые,
прямоугольные, просторные и всегда прохладные.Мама писала, переселили их из бараков в квартиру. Трудно привыкать, конечно, удобно, горячая вода в квартире, район новый, соседи старые, но комнатушки, по сравнению с их домом, тесные, в общем, неродные, жарко в квартире. Она не жаловалась, просто прикипела к дому на земле, когда-то они строили эти бараки вместе с соседями, потом пристраивали, перестраивали, спорили с этими же соседями, отчего бельё вешают не на свои верёвки, а в остальном дружно жили. Радовались и горевали всем двором, ругались бабы, за детьми присматривали по очереди, всем ведь на работу.
Первые сутки в поезде Борис перечитывал письма матери, а потом подсели к нему попутчики весёлые, и всю дорогу было о чём поговорить, поспорить, выпить нашлось. Проводница несколько раз грозилась раньше времени высадить таких пассажиров, но разве ж можно? Мужики всей душою к ней и шоколадками, и трёшками (трёхрублёвые купюры), смягчили суровую женщину.
Приехал Борис на Родину и не узнал город, будто не пять лет назад был, а пятьдесят. Всё изменилось, целые районы новые построили, дороги, автобусы, троллейбусы. Встретил его отец, пришлось такси брать, много сумок и рюкзаков тяжёлых у сына. Всю дорогу говорил седой отец только о городе, о стране, о Великих стройках, ни слова о том, что происходит дома.
Приехали. Большой двор, вокруг одни многоэтажки, что-то ещё строят, двор облагораживают, редкие молодые деревца шатаются на ветру у подъезда.
– А хороший дом у вас теперь, – улыбнулся Борис, глядя на отца.
– Да, – с горечью ответил он.
Поднялись на этаж, не всё сразу удалось поднять, за двумя сумками спустился позже Борис. В квартире их встретила Валя, в широком, домашнем халате ниже колена. Она и так маленькая, кругленькая, а этот длинный, громоздкий халат прямо прибивал её к полу. Только когда обнял Борис сестру, понял, она беременная. Рядом жались к стенке двое малышей – чёрненькие, глазастые, мальчик и девочка, видимо, погодки. Борис хотел было подхватить их на руки, но они прижались к маме.
Отец недовольно заносил сумки на маленькую кухню.
– Ну, сестрица, ну даёшь! – поднял брови Борис, глядя на неё. Валя покраснела и опустила глаза в пол.
Она увела детишек в другую комнату уложить спать. А сын с отцом так и стояли на кухне.
– Так и живём, – сурово сказал отец, сведя густые брови. На лбу пролегла глубокая морщина.
– А мама где?
– На рынок побежала, она с обеда отпросилась на работе.
Мама Бориса работала кондуктором, отец вышел на пенсию, но работать продолжал. А Валя? Валя не успевала выходить на работу, только выйдет – опять в декрет. Да и сынишка старший болезненный, одно – по больницам с ним, какая там работа.
Валечка была самой младшей в большей семье, тихой работящей, в школе училась хорошо. Невысокого роста, как мама, всегда пухленькая, круглолицая, глаза, как у брата, голубые, добродушные, наивные. Отец больше всех её любил, за кроткий характер, доброту и ласку. В старших классах мечтала Валя стать детским врачом. Отец говорил жене:
– Вот посмотришь, Валя наша ого-го каким человеком станет!
Разочаровала его любимая дочь, когда призналась в конце десятого класса, что беременна, вскоре и жених явился. Без роду и племени, ни родни, ни близких, приезжий. Горю отца и матери не было предела. Но что горевать, дочь так решила. Жить отдельно попытались, но ничего хорошего не вышло, денег нет, с детьми не успевала Валя. Родители сами настояли, пока с ними пожить, а дальше видно будет. Так и живут который год. Жалко.