Вальс одиноких

Иветта находилась с Бузыкиным двадцать четыре часа в сутки – и дома, и на работе. Несмотря на преклонный возраст и вздорный характер, Бузыкина ценили в организации, под эгидой которой работала его лаборатория экспертизы. Свой характер он умел усмирять, ловко подстраиваясь под ситуацию. Возмущение и крики сменялись угодливыми улыбками и дифирамбами так легко, будто он был народным артистом. А все нити связей с нужными людьми он держал в своих руках, потому считался незаменимым работником.

Хотя Иветта с трудом привыкала к совместной жизни с Бузыкиным, медовый месяц прошел для нес терпимо. Но что началось дальше! Бузыкину надоело притворяться дамским угодником, и он показал истинное лицо. Позволял себе не только орать на жену за подгоревшие котлеты, но и запускать тряпкой ей в лицо, хлопать дверью так, что сыпались стекла. Возобновились жалобы на здоровье. То он кривился от боли внизу живота, то охал, потирая суставы, то стонал, держась за сердце. А еще изводил Иветту разговорами о кознях, чинимых ему на работе. Говорил, что ему завидуют, хотят занять его место. Правда, здесь его опасения имели под собой почву.

Участились финансовые проверки, просматривались отчеты технических экспертиз. В лаборатории теперь постоянно толклись какие-то посторонние люди. Однажды нагрянула целая комиссия, потребовала отчеты за три последних года. Иветта простодушно выложила документы на стол. Бузыкин схватился за голову, но было уже поздно: комиссия с жадностью сцапала бумаги. Несколько документов за подписью Бузыкина тут же изъяли, а еще через неделю на него завели уголовное дело, обвинив в подтасовках, повлекших финансовые потери для ряда крупных фирм. Инициатором проверки была та самая фабрика сумок, которая понесла большие убытки в связи со штрафными санкциями. Иветта помнила злополучную партию плохих заклепок, акт о качестве которых был подменен по заказу влиятельной стороны.

Когда от Бузыкина потребовали подписку о невыезде, ему стало плохо. Он схватился за сердце и сполз со стула, закатив глаза. Его увезли в больницу с подозрением на инфаркт. Диагноз, как это бывало не раз, не подтвердился. Однако обследование выявило другую хворь. Простатит, которым Бузыкин страдал давно, принял злокачественную форму. Сразу после выписки из кардиологического отделения Бузыкина направили в онкодиспансер. Он был на грани безумия: почти перестал разговаривать, отказывался от еды, ни на что не жаловался. Прежние его ерундовые болезни сопровождались громкими охами и вздохами, но теперь он держался как стоик. Выполнял все предписания врачей и почти не замечал Иветту. Однако она в этот трудный час была рядом. Водила мужа по поликлиникам, сидела у капельницы, искала по аптекам редкие лекарства. В середине зимы Бузыкина взяли на операцию, и вновь Иветта выхаживала его. После операции больной пошел на поправку, повеселел и радовался про себя, что вовремя завладел женщиной, чей уход спас ему жизнь. Он с гневом обрушился на Дочь, когда та заговорила о завещании. Бузыкин был полон оптимизма и умирать не собирался. После больницы он уехал долечиваться в санаторий. На работе дело тем временем замяли, а самого провинившегося начальника отправили на пенсию, не дожидаясь его выздоровления. Бузыкин безропотно согласился. Иветту за пособничество в махинациях тоже уволили. У них оставались кое-какие накопления, на что оба и жили. Однако мечты о Швейцарии потеряли реальную почву.

Однажды Иветта навестила мужа в санатории – добиралась почти полдня, так как зимой автобусы в курортное место ходили редко. В итоге увидела, что особой необходимости в этом подвиге не было. Бузыкин заметно окреп, даже флиртовал с другими старушками. Он прогуливался по местному Бродвею – кусочку расчищенного от снега шоссе – и раскланивался с проходящими дамами. Со всех сторон его то и дело окликали по имени-отчеству. Одна спрашивала, придет ли он вечером на танцы. Другая приглашала «на караоке». Появление Иветты никого не смутило. Да и чего стесняться? Отношения между людьми, едва вырвавшимися из лап смерти, были невинными, а все влюбленности – платоническими, как у детей. Бузыкин гордился, что пользуется таким спросом у местных дам. Иветта уехала домой и больше не обременяла себя поездками. Однако муж регулярно звонил Иветте, докладывал о своем самочувствии. Оно улучшалось день ото дня.

11

Иветта не теряла надежды устроиться на работу, хотя в ее возрасте и без связей это было непросто. До пенсии оставалось несколько лет, и жить на попечении Бузыкина она не желала: неизвестно, как все обернется с его здоровьем. Да и накопления, сделанные Бузыкиным за время доходной службы, были полностью в его ведении. Уехав в санаторий, он оставил жене лишь небольшую сумму на хозяйство.

Иветта маялась без дела. Однажды позвонила Тамара Константиновна, спросила, как дела. Узнав, что у Иветты появилось время, пригласила ее к литовцам. Очередной сбор был приурочен к 23 февраля. Иветта хотела отказаться: в последнее время жизнь замотала ее, и она давно ничего не писала.

– Тем более вам полезно развеяться, отвлечься от грустных мыслей, – настояла Тамара Константиновна. – Мы все будем рады, если вы осчастливите нас своим присутствием.

Иветта долго выбирала туалет. Настроения у нее не было, но из уважения к коллегам по перу следовало принарядиться. Она достала из шкафа «японское» платье – всего-то раз и надела его, на юбилей. Прошло всего несколько месяцев, а как изменилась ее жизнь! Нет рядом любимого человека, зато появилась забота о почти чужом мужчине. За это время, как Иветта и ожидала, легализовались отношения Глеба и Анны. Однажды молодые напросились к Иветте в гости, где, чуть смущаясь, объявили, что живут вместе. Анна иронично добавила, что подобрала то, что плохо лежало. Глеб тоже не преминул в очередной раз попрекнуть Иветту:

– Ты же сама ушла от меня.

Иветта изобразила удивление, а затем вполне искренне поздравила новую семью. Вплотную подступили к вопросу о разводе. Иветта панически боялась судебных инстанций и поэтому откладывала формальности. Однако сейчас сразу дала принципиальное согласие. Бузыкин лежал в больнице, так что витийствовать за столом было некому, и недолгая беседа прошла в деловом ключе.

Иветта в свой бывший дом ни разу не наведалась.

Вспомнив Глеба, Иветта смахнула слезу и тщательно запудрила появившиеся в последнее время темные круги под глазами. В таком виде: при добротном макияже, в нарядном платье – она уже не казалась несчастной женщиной. Никто не должен разглядеть спрятанную в ее душе боль!

* * *

Иветта сидела в дальнем уголке и слушала своих товарищей. Часть стихов была посвящена защитникам отечества, часть – суровой мужской дружбе, но некоторые писали о любви. Петр Уткин прочитал новое стихотворение «Опять опоздал». Он признавался в своих чувствах к угасающей жене, сожалел, что многого не успел для нее сделать. В заключительных строках призывал торопиться делать добро. Стихотворение звучало как эпитафия, хотя Валерия еще была жива.

Возвращались поздно. Петр провожал Иветту до метро. Легкие снежинки кружились в воздухе, оседая на плечи, головы и даже ресницы прохожих. Их медлительный танец гипнотизировал людей, приостанавливал бег большого города, приглашал к неторопливому разговору. Друзья поведали друг другу о своих трудностях. Иветта сообщила о здоровье Бузыкина, о сложностях с поисками работы. Петр говорил в основном о домашних делах. Он делился такими подробностями, о которых Иветта постеснялась бы говорить. Сетовал, что Валерию приходилось кормить с ложечки, подавать ей судно, ежедневно менять белье. К счастью, помог Глеб. Он нанял сиделку, и теперь большая часть ухода за больной легла на ее плечи. Сам Петр позволить такой роскоши не мог: его ставка разнорабочего в бассейне была смехотворно низка. Тут же, к слову, он вспомнил, что у них освободилось место дежурной, и предложил Иветте занять его. Обязанности были несложны: хранить ключи от шкафчиков, выдавать желающим полотенца напрокат, следить, чтобы купальщики не забывали ополоснуться в душе перед погружением в бассейн. Ну и поддерживать чистоту в раздевалке: подмести, подтереть.

– Деньги невелики, – заключил он, – зато в начале и конце дежурства разрешают поплавать. И в тренажерном зале позаниматься.

Возможность бесплатно барахтаться в воде Иветту не прельщала, да и физические упражнения она не любила. Ее одолевали сомнения другого рода. Петр, простой работяга, и не догадывался, что печалит образованную женщину. Иветта была в растерянности. Идти на место дежурной, по сути, уборщицы – какой позор! Но потрясения последних лет уже приучили общество к тому, что инженеры и специалисты прозябали на самых неквалифицированных и малопрестижных работах. Однако для Иветты потеря специальности означала потерю ее последнего оплота – самоуважения! С другой стороны, жизнь все равно идет под откос, и чем хуже, тем лучше.

– Да, я согласна, Петр.

– Это дело надо отметить! – воодушевился беззаботный поэт.

Соратники по литературному цеху зашли в кафе у метро. Петр заказал себе двести граммов водки, Иветта согласилась выпить вина. Не забыл Петр и о закуске, себе взял селедку под шубой, а Иветте шоколадку. Петр не скупился, таковы уж были его понятия о посещении кафе.

Выпив, он раскраснелся. Снова принялся жаловаться на трудное положение, говорил, что сил выносить все это больше нет.

– Что «это»?