Вам вреден кокаин, мистер Холмс

— Нет-нет, — удержал его Холмс осторожно, но твердо. — Кэб нас больше не интересует, дружок. Покажи-ка нам, куда девался его пассажир...

Он повел собаку на противоположную сторону стоянки, и там, после недолгого колебания, Тоби вновь уверенно взял след. Он опять взвизгнул и рванулся по направлению к вокзалу.

Внутри было людно, даже более людно, чем обычно, — ненастье задерживало отправление. Тоби продирался сквозь кучки раздраженных, неприкаянных пассажиров, то и дело опрокидывая дорожные сумки, попадавшиеся ему на пути. Наконец, он привел нас на платформу, с которой отправлялся экспресс на континент. Там он остановился как вкопанный перед пустым полотном — так когда-то герцог Глостер остановился на краю скалы. След ванильной эссенции обрывался здесь. Я посмотрел на Холмса — тот улыбнулся и поднял брови.

— Так-так, — произнес он тихо.

— Что будем делать дальше? — осведомился я.

— Попробуем выяснить, когда ушел экспресс и скоро ли отправляется следующий.

— А собака?

— Тоби поедет с нами. Думаю, он нам еще пригодится. Разумеется, Тоби — не единственное средство, с помощью которого я мог бы выследить профессора Мориарти, — сказал Холмс позже, когда наш поезд вырвался наконец из тумана в двадцати милях от Лондона на пути к Дувру. — У меня было их, по меньшей мере, три. Не считая ванильной эссенции, — добавил он улыбаясь.

Чистый воздух оказал благотворное действие на мое самочувствие и настроение. К юго-востоку от Лондона было все еще облачно, шел дождь, однако видимость улучшилась, а сознание того, что мне удалось отправить Холмса туда, куда требовалось, было достойной наградой за перенесенные тяготы.

Мой спутник погрузился в беспокойный сон. Пробудился он через полчаса, как от толчка, и посмотрел на меня с удивлением. Затем вдруг поднялся, ухватившись за багажную полку над головой.

— Простите, друг мой, я сейчас вернусь, — сказал он натянуто и, настороженно взглянув на меня еще раз, снял с полки красный саквояж. До того, как наш поезд отошел от вокзала Виктория, Холмс уже воспользовался находящимися в нем принадлежностями, чтобы снять остатки грима и принять свой обычный облик. Я знал, однако, куда и зачем он собирается направиться теперь, но предпочел не выказывать своего неудовольствия. В конце концов, именно это было причиной тому, что я везу его в Австрию. Да, именно я везу его, хотя он об этом и не подозревает.

Когда Холмс выскользнул из купе, дремавший Тоби поднял голову. Я погладил его, и он снова заснул.

Холмс вернулся минут через десять и молча поставил саквояж на полку. Он сел, не произнося ни слова и даже не взглянув в мою сторону, и сделал " вид, что поглощен чтением карманного издания сочинений Монтеня. Мне ничего не оставалось делать, как обратить свой взор в окно на бегущие мимо сельские пейзажи: поблескивающие влагой пастбища, стада животных, повернувшихся в подветренную сторону.

Поезд прибыл в Дувр, где произошла погрузка на паром. Мы быстро сошли на перрон, чтобы размять ноги. Холмс дал Тоби понюхать ванильную эссенцию еще раз — бутылочка с жидкостью находилась в его саквояже среди прочего добра. Оказавшись на платформе, мы сделали вид, что просто вывели по нужде собачку (с чем Тоби не заставил себя ждать). Мы прошлись взад и вперед, чтобы выяснить, не сошел ли профессор со своего поезда, который тоже останавливался здесь. Я-то точно знал, что он не выходил, но, поскольку Тоби и сам пришел к такому же заключению, мне не было никакой необходимости проявлять свою осведомленность.

— Так как мы делаем те же остановки, что и поезд профессора, — а если я не ошибаюсь, все континентальные экспрессы останавливаются на тех же самых станциях, — то мы не пропустили ни одной, где он мог бы сойти, — заключил Холмс, после того как мы пересекли Ла-Манш.

Совершив точно такую же прогулку в порту Кале — с тем же итогом, — мы продолжили наш путь в Париж, куда и прибыли около полуночи. В этот час вокзал был пустынным, и нам не составило труда пройти по следу, источающему запах ванили, к тому месту, откуда отправлялся венский экспресс.

Прочитав указатель, Холмс задумался.

— Почему же все-таки он поехал в Вену?

— Быть может, он сошел где-нибудь по дороге? Я полагаю, впереди еще достаточно остановок, где он мог бы это сделать. Надеюсь, Тоби нас не подведет, — добавил я.

Холмс мрачно усмехнулся.

— А коли так, то все обстоит гораздо хуже, чем тогда, когда он привел нас к бочке с дегтем, — признался Холмс. — Однако же я уверен в ванильной эссенции. Я проверил ее на множестве опытов — если только она подведет нас на этот раз, дело окажется единственным, которое вызовет у ваших читателей не почтительный восторг, а приступ веселья.

Я не стал говорить ему, что мне и в голову не приходит, чтобы писать об этом случае.

— В списке моих неудач Вена затмит Норбур, — рассмеялся он и отправился посмотреть, когда отправляется следующий экспресс, а также убедиться, всегда ли поезда уходят с одной и той же платформы (как впоследствии и оказалось).

— Стоит собаке перестать чуять запах, она остановится, — рассуждал Холмс, пока наш поезд грохотал в ночи, пересекая Францию. — А раз она до сих пор не остановилась, думаю, что след не потерян. Поскольку запах ванили не так часто встречается — особенно на улице, — мы можем предположить, что Тоби ведет нас к цели, а не по следу бочки с ванилью.

Я сонно кивнул, пытаясь сосредоточиться на романе в желтой обложке, купленном мной в Париже, однако вскоре крепко заснул.

Когда я пробудился (а был уже полдень), на мне был клетчатый дорожный плащ Холмса, а ноги покоились на сиденье. Мой спутник находился напротив, там же, где и раньше, и курил трубку.

— Хорошо спали, Ватсон? — осведомился он с улыбкой, поворачиваясь ко мне.

Я ответил, что отлично выспался, вот только растянул шейную мышцу. Поблагодарив Холмса за то, что он догадался накрыть меня плащом, я наконец осмелился поинтересоваться, как идут дела.

— Мы останавливались дважды, — сообщил Холмс. — Сначала на границе со Швейцарией, а потом в Женеве, где простояли почти час. Если верить Тоби, Мориарти не покидал поезда.

Тоби, как я и предполагал, оправдывал свою славу безотказного пса. Я встал, побрился в умывальной, а потом отправился вместе с Холмсом в вагон-ресторан. Там вышло небольшое недоразумение из-за собаки, впрочем, как и до того на каждой границе. Однако и на этот раз Холмсу удалось все уладить, перепоручив Тоби заботам официанта. Холмс дал ему чаевых из той мелочи, что наменял в Париже, и попросил покормить пса остатками с кухни. Затем мы принялись за обед, и я с немалой тревогой наблюдал, что и без того плохой аппетит Холмса на этот раз был хуже некуда. Однако я снова воздержался от каких бы то ни было замечаний по этому поводу.

День потянулся дальше... За Женевой был Берн, за Берном — Цюрих. Обряд прогулки по платформе повторялся на каждой станции, и всякий раз, получив отрицательный ответ, мы с Холмсом возвращались в купе с озадаченными лицами. Холмс пускался в логические рассуждения, которые, должен признать еще раз, я находил весьма убедительными.

После Цюриха мы пересекли границу с Германией, потом проехали Мюнхен и Зальцбург. По-прежнему ни на одной из платформ нам не удавалось обнаружить и следа запаха ванильной эссенции.