Вам — задание
Шрифт:
— Что с тобой?
Упавший молчал. Старший лейтенант дотронулся до плеча, нащупал голову, словно желая определить таким образом, кто это, но тут же на ладони почувствовал теплую вязкую массу. «Кровь!» — догадался он. Подбежал Луговец.
— Что случилось, командир?
— Кого-то из наших зацепило, помоги, отнесем подальше.
— Давай мне его на спину! — предложил Луговец и встал на колени.
Алексей помог Луговцу взвалить на спину вялое, безжизненное тело товарища, а сам пытался разглядеть в темноте, кто же это. Луговец побежал, сгибаясь под ношей.
Разведчики отходили, не открывая огня. Они понимали, что немцы стреляли только на шум, не
Купрейчик подобрал автомат и пилотку товарища и, поглядывая по сторонам — не отстал ли кто, — бежал за Луговцом.
Метров через сто пятьдесят Луговец остановился и опустил на землю раненого. Алексей склонился над ним и приказал:
— Прикрой курткой и посвети!
При свете фонаря Алексей увидел залитое кровью лицо Головина. Он был мертв. Пуля попала прямо в лоб. Купрейчик, на всякий случай, приложил ухо к груди. Сердце не билось. Поднялся на ноги и глухо сказал:
— Позови наших, Головина убили.
Через несколько минут почти все были в сборе. Не хватало только Лежнева — самого молодого в группе разведчиков.
— Кто видел Ярослава? — спросил Купрейчик.
Разведчики молчали. Командир отобрал пятерых человек и приказал вернуться и разыскать Лежнева. Но один из пятерых — Чижик — смущенно сказал:
— Командир, у меня, кажется, зацепило ногу.
Посветили и действительно сразу же увидели, что вся правая нога ниже колена была в крови. Пуля попала сзади в мышцу.
— Как же ты бежал? — сочувственно спросил Чижика Губчик. Тот ответил:
— Когда знаешь, что можно в лапы попасть, то и без ног драпать будешь.
Купрейчик приказал Зайцеву присоединиться к группе, и пятеро разведчиков растаяли в темноте.
Остальные сразу же стали перевязывать рану Чижика и готовить носилки для погибшего товарища.
Купрейчик понимал, что немцы вряд ли организуют преследование, так как, во-первых, ночью в лесу это делать бессмысленно, а во-вторых, они не были уверены, что проволоку затронули русские.
«Мы правильно сделали, — думал старший лейтенант, — что не открыли ответный огонь».
Немцы уже прекратили стрельбу, и в наступившей тишине минуты тянулись томительно долго. На всякий случай командир выдвинул своих разведчиков метров на двадцать в ту сторону, где они напоролись на проволоку. Пока он еще не принял решения, как быть дальше. Ждал, пока соберется вся группа.
Взглянул на часы — два десять. Через несколько часов начнется рассвет. «Что же случилось с Лежневым? Неужели погиб?» Эти мысли все сильнее тревожили его. Он сидел рядом с погибшим. Кто-то из разведчиков успел уже вытереть лицо Валентина, и при свете фонарика, который изредка включал Купрейчик, предварительно укрывшись плащ-палаткой, оно казалось спокойным, словно боец уснул.
«А ведь я с ним знаком с момента прихода в разведку», — подумал Купрейчик и невольно вспомнил всех ребят из его взвода, погибших за то время, как он стал командиром.
Вдруг его натренированный слух уловил в легком шуме деревьев новый звук, точнее тихий шорох. Старший лейтенант был уверен, что это возвращаются свои, но на всякий случай приготовился к бою. Но тут же послышался голос Зайцева:
— Командир, ты где?
— Здесь. Ну что, нашли Ярослава?
— Да, недалеко от проволоки, убит он!
Словно не веря, Купрейчик, уже в который раз в эту ночь, накрылся с головой плащ-палаткой и включил фонарик. На лице у Лежнева ни царапинки, только маленький комочек земли приклеился к щеке. Луч света скользнул чуть ниже: на груди четыре дырочки, а вокруг темные пятна. Автоматная
очередь, пущенная немцами на шум, прошила грудь разведчика. Подавленный гибелью Ярослава, Купрейчик долго молчал. Молчали и остальные. Наконец Алексей глухо сказал:— Будем отходить обратно.
Конечно, они могли захоронить товарищей в лесу и где-нибудь спрятаться, чтобы переждать день, взять языка и следующей ночью вернуться к своим. Это казалось логичным, хотя бы потому, что они уже находились в тылу врага и не надо будет лишний раз рисковать, переходя его позиции. Но Купрейчик решил иначе. Он еще ни разу не нарушил неписаный закон разведчиков — никогда не оставлять погибшего товарища в тылу у врага. Это во-первых. Во-вторых, ранение Чижика сковывало действия группы, и, в-третьих, утром немцы, конечно, осмотрят свои проволочные заграждения и могут обнаружить следы разведчиков и тогда наверняка организуют проческу местности. Нет, Купрейчик не имел права рисковать жизнями остальных ребят, поэтому и приказал отходить.
С тяжелым сердцем возвращались разведчики домой. Горечь потери друзей и неудачи притупляли чувство опасности.
Когда до второй линии обороны врага осталось не более двухсот метров, командир собрал вокруг себя разведчиков и шепотом сказал:
— Нам надо обязательно пересечь линию фронта без шума, ведь в следующую ночь придется идти снова, а этот путь наиболее безопасный.
Впереди группы пошел командир. Луговец шел последним. Остальные несли раненого Чижика и тела погибших Головина и Лежнева. Вторую линию обороны прошли без происшествий, а когда группа пересекла первую линию, из-за изгиба неожиданно вынырнул немец. Увидев разведчиков, он заорал диким голосом и вскинул автомат. Купрейчику по нему стрелять было несподручно, и он не раздумывая бросил лимонку. Она разорвалась на дне траншеи, у ног немца, взрыв, казалось, был не сильным. Но это только казалось. Вмиг вражеские траншеи ощетинились яркими всполохами автоматного и пулеметного огня.
Правда, стрельба велась неприцельная. Многие немцы просто стреляли в сторону наших позиций, не зная, что случилось. Но и вокруг убегавших разведчиков засвистели пули. Они красновато-горячим роем проносились мимо, глухо, с каким-то шипением, шлепались в землю. Купрейчик и Луговец двигались последними. Они, чтобы не выдать полностью путь движения, в обе стороны метнули по гранате: пусть немцы думают, что в их траншею ворвались русские.
Через несколько минут разведчики были у своих. Последними спрыгнули в траншею Купрейчик и Луговец.
Первыми их встретили Мухин и Васильев. Алексей с болью подумал: «А они же ждали нас с языком!» Ему хотелось плакать от обиды, что он потерял товарищей и не выполнил приказ. Но Васильев и Мухин все поняли, и командир полка, присев рядом с Купрейчиком на дно траншеи, тихо сказал:
— Все понятно, Леша. Война — есть война. Иди отдыхай, а мы позаботимся о погибших. Молодцы, что не оставили их там.
Не отвечая, Купрейчик поднялся и, еле передвигая ногами, словно они налились свинцом, побрел к своей землянке.
На нарах спали только старшина Гончар и еще один разведчик. Остальные нары были застланы байковыми одеялами. Было чисто и уютно. От этого еще сильнее сжалось сердце. Купрейчик медленно стянул с себя измазанный грязью маскировочный костюм и лег на постель. Вскоре пришли остальные разведчики. Проснувшийся Гончар вскочил с постели и громко, радостно сказал:
— А, голубчики, вернулись, небось, жрать, как волки, хотите. Но не стану кормить, пока не доложите своему кормильцу, доставили или нет языка.