Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

— Именно так, — ответил я.

— Это имеет отношение к Фарингтону? — спросил он без обиняков.

— Сандерс, — от избытка чувств я вцепился в его руку, — существуют ли в наше время такие ужасные существа, как вампиры? Скажите мне, умоляю вас!

Мой добрый друг заставил меня сначала сделать глоток коньяку и только потом ответил. Точнее, задал вопрос:

— Почему вы спрашиваете об этом?

— Звучит невероятно, и я надеюсь, что все это мне приснилось… но я лишился чувств после того, как распахнул окно и увидел — или мне почудилось — летящего мимо окна Фарингтона.

— Я не удивлен, — сказал доктор. — Исследование изуродованного тела бедной девушки привело меня к выводу, что она погибла в результате чего-то ужасного и аномального. В наши дни мы практически не слышим о вампирах, — продолжил он, — но это не означает, что дьявольские силы больше не вселяются в обычных людей, наделяя их сверхъестественными способностями. Кстати, на что походило существо, которое, как вам показалось, вы видели за окном?

— Оно напоминало большую летучую мышь, — ответил я, содрогаясь.

— Завтра, — произнес Сандерс решительным голосом, — я отправлюсь в Лондон, в Скотленд-Ярд. Может, меня там и осмеют сначала, но…

В Скотленд-Ярде его не осмеяли. Однако преступники со сверхъестественными способностями были не по их части. Кроме того, Сандерсу сказали, что для обвинения Фарингтона потребуются доказательства. И даже если я решусь нарушить обет священника — что при любых обстоятельствах исключалось, — моих показаний все равно будет недостаточно.

Решение задачи нашел Фарингтон — он покончил с собой. Его обнаружили в постели с простреленной головой.

Но, по словам Сандерса, погибло только тело, а злой дух парит над землею в поисках другой человеческой оболочки.

Боже, помоги его несчастной жертве!

Хью Б. Кейв

Хью Барнетт Кейв(1910–2004) родился в Честере, но во время Первой мировой войны его семья переселилась в Бостон, США. Недолгое время Кейв посещал Бостонский университет, затем работал в небольшом издательстве, выпускавшем книги за счет средств авторов, перед тем как в возрасте двадцати лет полностью посвятить себя литературе. Годом раньше были опубликованы два его рассказа, «Остров Божьего суда» и «Бассейн смерти»; в дальнейшем из-под его пера вышло более тысячи рассказов, опубликованных в палп-журналах, а также более трехсот, появившихся на страницах «глянцевых» изданий, таких как «Кольерс уикли», «Редбук», «Домашнее хозяйство» и «Сэтедей ивнинг пост». Хотя он работал практически во всех жанрах, чаще всего его вспоминают как автора страшных, мистических и научно-фантастических произведений. Помимо многочисленных рассказов Кейв написал сорок романов, книги для подростков и несколько томов нехудожественной прозы, включая авторитетное исследование вудуизма. Большой популярностью пользовался его роман «Ночи были долги» (1943), основанный на его подробном репортаже о событиях Второй мировой войны в Тихом океане, в частности о судьбе торпедных катеров в Гуадалканале; событиям в тихоокеанском театре военных действий посвящены также несколько документальных книг писателя.

Кейв — обладатель многих литературных наград, в том числе премии «Живая легенда» от Международной гильдии хоррора, премии Брэма Стокера за вклад в литературу от Американской ассоциации авторов хоррора и Всемирной премии фэнтези за вклад в литературу.

Рассказ «Страгелла» был впервые опубликован в журнале «Странные истории о таинственном и ужасном» в июне 1932 года.

Страгелла (© Перевод В. Двининой.)

Стояла ночь, черная как деготь, наполненная завываниями умирающего ветра, вязнущего бесформенным призраком в маслянистых водах Индийского океана, великого и угрюмого серого простора, пустого — за исключением одинокого пятнышка, то взлетающего, то падающего, повинуясь тяжелой зыби.

Этой несчастной, заброшенной в океан крошкой была корабельная шлюпка. Семь дней и семь ночей носило ее по необъятной водной пустыне вместе с ее жутким грузом. И вот теперь один из двоих выживших, стоя на коленях, смотрел на восток, туда, где над краем мира уже брезжило красное зарево рассвета.

Рядом с ним на дне лодки лицом вниз лежал второй человек. Он провел в этой позе всю долгую ночь. Даже проливной дождь, хлынувший в сумерках, дождь, наполнивший плоскодонку дарующей жизнь влагой, не заставил его пошевелиться.

Первый человек пополз вперед. Помятой жестяной кружкой он зачерпнул с брезента немного воды, перевернул своего спутника и силой влил питье в щель между пересохшими губами.

— Миггз! — окликнул он товарища надтреснутым шепотом. — Миггз! Господи боже, ты же не умер, Миггз? Я не хочу оставаться тут совсем один…

Джон Миггз приоткрыл глаза.

— Что… что случилось? — пробормотал он.

— У нас есть вода, Миггз! Вода!

— Ты снова бредишь, Йенси. Это… это не вода. Это всего лишь море…

— Это дождь! — прохрипел Йенси. — Прошлой ночью шел дождь. Я расстелил брезент. Всю ночь я лежал вверх лицом, и дождь лился мне в рот!

Миггз прикоснулся к кружке кончиком языка и с подозрением лизнул ее содержимое. А потом с невнятным вскриком проглотил всю воду. И, бессвязно бормоча что-то, пополз, точно обезьяна, к брезенту.

Йенси, рыча, оттащил его назад.

— Нет! Мы должны беречь ее, ясно? Мы должны выбраться отсюда.

Миггз сердито уставился на него с противоположного конца шлюпки. Йенси неуклюже растянулся возле брезента и снова стал вглядываться в пустынный океан, пытаясь разобраться в случившемся.

Они находились где-то в Бенгальском заливе. Неделю назад они плыли на борту «Кардигана», крошечного грузового суденышка, взявшегося перевезти горстку пассажиров из Молмейна в Джорджтаун. Возле архипелага Мергуи на «Кардиган» обрушился тайфун. Двенадцать часов стонущий корабль качался на взбесившихся волнах. Затем он пошел ко дну.

Воспоминания о последующих событиях всплывали в памяти Нелза Йенси спутанной вереницей немыслимых кошмаров. Сперва в этой маленькой лодчонке их было пятеро. Четыре дня дикой жары, без еды, без питья, свели с ума маленького жреца-перса — он прыгнул за борт. Двое других напились соленой воды и умерли в мучениях. Так они с Миггзом остались вдвоем.

Солнце засияло на раскаленном добела небе. Море было спокойным, маслянистую гладь не нарушало ничего, кроме черных плавников, терпеливо следующих за лодкой. Но ночью еще кое-кто присоединился к акулам в их адской погоне. Извивающиеся морские змеи, появившиеся словно из ниоткуда, охотились за шлюпкой, огибая ее круг за кругом: стремительные, ядовитые, мстительные. А над головой вились чайки, они то зависали в воздухе, то пикировали с дьявольскими криками, наблюдая за двумя людьми безжалостными, никогда не устающими глазами.

Йенси взглянул на них. Чайки и змеи могли означать только одно — землю! Наверное, птицы прилетели с Андаманских островов, с тех самых, куда Индия ссылает преступников. Но это неважно. Они были здесь. Эти омерзительные, опасные вестники надежды!

Рубаха Йенси, грязная и изорванная, висела на плечах расстегнутой, не скрывая впалой груди с нелепой татуировкой. Давным-давно — слишком давно, чтобы помнить, — он кутил на одной пирушке в Гоа. Во всем виноват японский ром и японский чудик. В компании с двумя другими матросами «Кардигана» Йенси ввалился в заведение, где делают татуировки, и надменно приказал япошке «Намалевать все, что твоей чертовой душе угодно, профессор. Все, что угодно!» И японец, оказавшийся религиозным и сентиментальным, украсил грудь Йенси великолепным распятием, огромным, витиеватым, цветным.