Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков.

Брат всю жизнь его учил: стремиться к лучшему, не хныкать над сломанной неудачной поделкой, бороться, идти вперед и не оглядываться. Тысячи, тысячи уроков, которые так и не были своевременно усвоены.

* * *

Стройная девушка с длинными золотистыми волосами с грацией хищной кошки двигалась вниз по лестнице. Черные глаза точно две бездны смотрели из золотого обрамления ресниц. Одетая в белый свитер с горлом, обычные синие джинсы и туфли на каблуке, на какую-то минуту она остановилась и оглянулась.

На верхней ступени, держась за перила, стоял юноша с пронзительно синими глазами и красновато-каштановыми волосами.

— Где он? — одними лишь губами спросила девушка.

— В саду, — ответил тот.

Ее трясло. Впервые за два столетия тело не слушалось. Новая кровь — сила, которая влилась в нее еще день назад, не спасла перед лицом страха. Лицом, чье уродство было так омерзительно, что обладатель его был вынужден носить черный капюшон.

Наркисс — отец самых красивых вампиров мира, ее создатель и ее кошмар наяву.

Анжелика заметила, что юноша хочет спуститься вслед за ней и, яростно махнув на него, прошипела:

— Оставайся на месте!

Даймонд замер и, не сводя с нее бархатистых синих глаз, сказал:

— Я буду рядом.

Ей хотелось рассмеяться, она даже издала звук, похожий на смех, но получилось слишком натужно и неестественно.

Что мог этот слабый мальчишка против старейшины? Сейчас спасти ее удалось бы, пожалуй, лишь Лайонелу. Но защищать после того как она собственноручно подстроила заговор против него, отправив письмо с жалобой старейшинам, он вряд ли стал бы. Только его и видели — ягуар сбежал со своей «дешевой куклой» в зубах, оставив верных и не очень верных подданных выпутываться самим. Общество было просто обескуражено его поступком.

Девушка шаг за шагом продвигалась по бальному залу с колоннами, увитыми цветами, к двойным дверям, и казалось, что идет на казнь. Ей хотелось, чтобы все ее поклонники сейчас находились тут — рядом с ней, все до одного. В этом огромном зале им не хватило бы места…

Впрочем, даже троим самым преданным и достаточно сильным — Феррану, Георгию и Павлу Холодному, она была бы несказанно рада. Каждый из них уже не раз и не два рисковал ради нее. Но Ферран находился в Париже. Павел Холодный в армии, куда попал из тюрьмы, и сейчас сражался с армией старейшин где-то в подземных переходах под предводительством бунтовщика Зазаровского. А Георгий, с другой армией — преданной Лайонелу, оттеснял армию Зазаровского и армию старейшин к границам города. За что сражались петербуржские армии, почему вообще противостояли самому Создателю — оставалось загадкой. Строились, конечно, предположения — одно нелепее другого.

Анжелика, медленно вздохнув, решительно толкнула перед собой створки дверей. В воздухе с прошлой ночи все еще пахло горелым после того, какое пожарище тут устроила дрянная кукла Лайонела. Деревья вокруг вымощенной камнем площадки почернели, листья скукожились и приобрели пепельные края, белые лепестки черемухи сделались серыми с черным тонким ободком. Прекрасный дикий сад точно превратился в край, изуродованный войной.

— Нарочно оделась поплоше, красавица моя? — встретил ее вопросом старец в черных одеждах с огромным капюшоном, скрывающим уродливое лицо. Он сидел в кресле за железным столиком, перекинув ногу на ногу.

— Современный стиль, — с трудом вымолвила девушка.

— Ты как будто и не рада мне, — хрипловато обронил Наркисс, обращая на нее черный проем своего капюшона.

Анжелика улыбнулась дрожащими губами.

— Как я могу быть не рада своему отцу!

Ее создатель оценил — посмеялся. Затем встал и, окинув рукой сад, обронил:

— Совсем как тогда… помнишь?

А возможно ли было забыть, как этот уродливый старик убил ее родителей, а потом грязно изнасиловал ее на скамейке прекрасного сада, разбитого у дома. Обрек на вечность, забрал невинность, остановил волшебный стук сердца и остудил кровь в венах, точно ледяной ветер теплую воду в ручье.

Анжелика подошла к огромной, увитой плющом белой колонне, поддерживающей крышу веранды. Хотелось обо что-нибудь опереться. Давно ей не приходилось чувствовать такой слабости в ногах.

Наркисс сделал к ней несколько шагов. Из черного рукава показалась рука со скрюченными сморщенными пальцами, похожая на куриную когтистую лапу и потянулась к лицу девушки.

Та вздрогнула, когда два острых желтых когтя взяли ее за подбородок, но глаз не опустила.

— Сколько раз за эти двести лет тебе говорили, что ты прекрасна? — спросил старейшина.

— Достаточно, — ответила она, не смея шелохнуться.

Двери приоткрылись, и на веранду выскользнул Даймонд. Напряженный взгляд синих глаз остановился на лице девушки.

Наркисс повернул голову — капюшон понимающе затрясся.

— У каждой красавицы должны быть такие вот жалкие влюбленные мальчики для выполнения мелких поручений.

Юноша смело приблизился и спросил:

— Не желаете напитков?

Старейшина выпустил подбородок своей жертвы и молча уставился на пришедшего.

— Где же напитки? — Капюшон метнулся в одну сторону, в другую, издевательски ища то, чего не было. — Щенок, — получилось даже несколько по-доброму, — полагаешь, можешь явиться, спросить про напитки, потом явиться вновь и притащить их. Да ты, смотрю, ни во что не ставишь мое время!

И молчание тянулось так долго, что Анжелика испугалась за глупца, не выдержала и нервно выкрикнула:

— Ну, чего встал, неси напитки, идиот! — а затем тронула Наркисса дрожащей рукой за плечо и, придав своему голосу беспечности, обронила: — Прислуга так бестолкова!

Создатель хмыкнул, провожая взглядом из-под капюшона шагающего к двери Даймонда.

— Красота — величайший дар, силой которого в сердцах простых плодится любовная одержимость и безрассудство.

Капюшон обратился к девушке и голос бесчувственно приказал:

— Раздевайся. Не сильно по нраву мне современный стиль.

Анжелика плотнее прижалась к колонне, отчаянно выдохнув:

— Не тут.

— Отчего же? — Он огляделся. — Прошло двести лет, а тебе по-прежнему стыдно перед слугами? — Наркисс вздохнул. — Я не буду повторять просьбу дважды, красавица моя.

В дверях появился Даймонд с подносом, на котором стояло два бокала с кровью.

— Поставь и уходи, — кивнула на столик Анжелика. Юноша выполнил приказ и нерешительно затоптался на месте.

— Пошел! — прикрикнула она.

Даймонд побрел прочь, но тут неожиданно Наркисс взмахнул рукой.

— Нет, стой, будешь смотреть. — Капюшон обратился на девушку. — Надо же когда-то избавляться от этого глупого человеческого ханжества!

Анжелику трясло от страха и омерзения. Этот старик, облаченный в черное, был средоточием всего, что она ненавидела. И сейчас, стоя перед ним, она думала о силе своей обиды на Лайонела. Какую ненависть, превысившую страх всей ее жизни, должна была испытывать в тот миг, когда решила обратиться к своему создателю, чтобы тот помог ей наказать неверного. А вместо этого наказала себя.