Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной

— Нет, — не соглашается Леха. — Крови ей не дали. Ни капли. Смастерили кляп из серебрянки, чтоб не цапнула ненароком…

Смеяться расхотелось. Резко.

— А вот это уже насилие. Одно без другого для них — мучение жуткое, вплоть до того, что они просто не могут…

— Этим дело не кончилось. Их застал Полковник.

И вот тут я вспоминаю про крики. Которые жажда крови едва ли могла исторгнуть. И вновь становится жутко.

— Он решил, что это она их завлекла, — объясняет охотник. — Заманила.

— Ага, и заставила засунуть себе кляп!

— Он не вникал в детали. Сказал, виновата ее красота. И взгляд колдовской. Поэтому, чтоб впредь они никого не смогла завлечь… — он вновь замялся, явно опасаясь моей реакции. — Ей выжгли глаза.

Мир сереет, весь пропитываясь липким ужасом.

— Яська! — лечу, срываясь с места, и в этот раз он уже не пытается мне препятствовать. Идет следом, ведь я все равно застываю у сетки. Охотники тут не мудрствовали. Просто перетянули сетью один из углов ангара, отодвинув подальше находившуюся здесь прежде технику и вынеся из угла запчасти и прочий много лет копившийся мусор. Ей оставили не много: две бетонных стены, бетонный же пол, и серебряную сеть, угрожавшую здоровью.

— Как?.. Как это развязать? Как войти? Яся! Яся, ты там? Почему я ее не чувствую?

Не чувствую. И даже не вижу. Потому что фонариком Леха подсвечивает себе узлы, которые развязывает, чтоб пустить меня внутрь. А она не отзывается. Там, за сеткой, темно и тихо — ни шороха, ни звука.

— Она больше не может никого завлечь. Не может гипнотизировать. Не может влиять, — объясняет Леха чуть извиняющимся тоном, не прекращая бороться с узлами. — Удаление органов зрения разрубило энергетические узлы, и теперь она лишена своей паранормальной силы. Ментально она теперь безопасна. Но вот физически… Ты точно уверена, что тебе безопасно туда входить? — Леха, вроде, с узлами справился, но не спешит раскрывать проход. — Она все же без крови уже два дня. Не кинется?

Ощущение, будто он меня не к вампиру, а в клетку к тигру запускать собрался. Она Высший вампир, а для них — просто дикий, лишенный разума зверь, ее и держат, как зверя: в пустой клетке, на голом бетоне.

— Пусти, — шепчу ему хрипло. — Просто пусти…

Едва ли не отталкиваю его и пробираюсь внутрь. Луч его фонаря услужливо скользит за мной следом, позволяя разглядеть в единственном углу этой импровизированной камеры маленькую сгорбленную фигурку. Яся сидит на коленях, упираясь лбом в холодный бетон стены, никак не реагируя на мое приближение. Неподвижная, словно изваяние. И больше не ощущаемая мной как вампир.

— Яся, — я опускаюсь возле нее на колени, обнимаю ее за плечи, притягиваю к себе, — Ясенька… — и даже сейчас не чувствую ее вампиром. Всего того буйства силы, что обрушивается на тебя всякий раз, когда ты прикасаешься к кому-либо из Великих, всех этих мириадов энергетических искорок, что пронзают твою кожу и словно наполняют тебя частичками их сил, дрожью, восторгом, ощущением прикосновения к чуду… Ничего больше не было. Я обнимаю опустевшую оболочку, в которой — где-то глубоко внутри — тихо-тихо еще бьется сердце.

Яся не сопротивляется, безвольно откидываясь спиной мне на грудь и никак не реагируя на мои прикосновения.

— Я тебя не брошу, Яся, мы выберемся, — шепчу, сжимая ее хрупкие плечи. — Мы выберемся, за тобой прилетит Лоу, увезет в безопасное место, тебя вылечат…

— Нет, — вдруг отзывается она на мои уговоры. Тихо. Безучастно. И обреченно. Но хоть отзывается. Значит, хотя бы слышит.

— Что нет, маленькая? — переспрашиваю я. Не задумываясь, как-то оно само. Наверное, слишком долго врала им всем про девочку-подростка. В итоге поверила сама. И все, что было прежде, — ее брак с Анхеном, его предательство, да даже все триста лет ее вампирской жизни — все отошло куда-то за горы. Я помнила об этом, но — не воспринимала. Как реальность уже не воспринимала. У меня на руках была раненая девочка, больше похожая на сломанную куклу. А я была старше, сильнее…

— Лоу не прилетит.

— Ну что ты, хорошая моя, так не бывает. Он обязательно прилетит, надо только дождаться. Он тебя любит, он весь мир ради тебя в бездну готов отправить, он обязательно…

— Его нет, Лара. Его больше нет.

— Что значит «нет», Яся, о чем ты?

Она, не оборачиваясь, протягивает мне руку. А я сначала сжимаю ее ледяную ладонь в попытке передать ей хоть капельку тепла, участия, и лишь потом осознаю, что она протянула мне руку с перстнем. А перстень…

— Они что, разбили камень? — свет фонаря помогает не очень, Леха светит издалека, в вольер предусмотрительно не заходит. Но пальцами я ощущаю трещины, выбоины, даже пустоту на месте выпавшего фрагмента.

— Нет, никто не трогал, он сам… он сам, — и вновь застывает, заледеневает в своем отчаянье.

— Что значит «сам»? — не понимаю. — Ты, видимо, просто не заметила, разбила о стенку, когда тебя… когда они…

— Искалечили? Нет, камень был цел. Он еще долго был цел, до самого вечера. И я чувствовала, все чувствовала… До последнего мига… Он умер, Лара. Мой брат мертв.

Без эмоций, без надрыва, без крика, без шепота. Ровно, безжизненно Мертво…

Это я еще могу — ужасаться, не верить, рыдать, отказываться: нет! Это невозможно, ведь это же Лоу! Он не может, он же коэр, у него же предназначение! Он всю землю должен спасти — вампиров от солнца, людей от вампиров!.. Но это его сестра сидит сейчас на бетонном полу сломанной куклой, узница, бессильная, бесправная, искалеченная. Это в ее лицо я так и не отваживаюсь взглянуть.

— Что… произошло? — язык шевелится с трудом. — Ты знаешь?

Кивает.

— Ты мне расскажешь?

Рассказывает. Все так же безжизненно, без эмоций.

— Он пытался пройти за нами. Но не смог преодолеть границу. Там… Там не было пути. Я не знаю… просто восстановили энергию или взорвали проход, но он не прошел… Он не сдался, он искал варианты… Но тут… меня убили…

— Но…

— Ты ведь чувствуешь, меня больше нет. Ты можешь видеть тело, ты слышишь… А он — нет. Он перестал меня ощущать в тот миг, когда они сожгли… Энергия ушла… вытекла… Это как смерть. Он чувствовал мою боль — и смерть: абсолютную пустоту, какой не бывает даже в забвении. И камень его кольца — в крошку… А мой был еще цел, я чувствовала его боль, его ужас, его отчаянье… но не имела сил послать ему даже намек… Не знаю, что дальше… злость, гнев, застилающий разум, безумие, желание отомстить… убить или умереть, а лучше бы оба сразу… Не знаю, убил ли. Знаю, что умер.

Отомстить… Как знакомо… У него отняли его, и он отправился мстить… Вот только соперник на этот раз — не помешанный на человечьей крови профессор.

— Кто?.. Кого он пытался убить?

— Владыку. Анхена. Стражей Границы… Я не знаю. Того, кто виноват, что я попала в плен. Того, кто виноват, что он не смог до меня добраться. Того, кто сможет убить его… Мне было больно. Очень. Для него я умерла в страшных муках. Он не смог с этим жить. Он хотел… для меня… Все, что он хотел — для меня. А не смог…

Дальше — лишь тишина. И тьма, которую не может рассеять даже луч Лехиного фонарика, которым он освещает нас, ни на миг не выпуская из луча света. Боится, что Яся накинется на меня? Или что мы вместе — на него?

А было бы неплохо, наверное. Он здесь один и никто не знает… Вот только Яся… Я не уверена, что она сможет хотя бы встать. Или захочет. Ведь она потеряла все… Или не все?

— А ребенок, Ясенька? — шепчу ей тихо-тихо. И не важно, что все равно говорим по-эльвийски. А вдруг охотник знает?