Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной

— Тогда для кого он сделал тебя идеальным донором?

— Для себя, — пожимаю плечами, уйдя в воспоминания. И только тут до меня доходит, о чем он спросил. — Что?! — смотрю на него в ужасе. Вот и допрыгалась с откровениями. Донастальгировалась.

— Кровопотеря обычная, банальная. Ты правда думала, что я не понял?

Молчу, чувствуя, как леденеют руки. Слушая шум в ушах. И беспомощно глядя, как он подходит. Сокращает расстояние между нами до минимума. Чувствуя, как обнимает. Сейчас скажет, что спасет меня от этого зла, а я… А что смогу я?

— Ты кормишь ее своей кровью. Каждый вечер, придя с работы. Ей этого явно мало, видимо, дома в ее рацион входило что-то еще. А здесь этого нет, и чем заменить, ты не знаешь. Приходится исключительно собой. Тем вечером, после ресторана, ты потому и выгнала меня, что она была голодна, ведь ты задержалась. Ей стало совсем плохо без крови, надо было срочно кормить. Как и вчера. Вы ведь надеялись, она до дома дотерпит, а не вышло, потеряла сознание. И ты была вынуждена кормить ее прямо в гостях. Я ведь прав?

Судорожно вздыхаю, не в силах поднять на него глаза.

— Ну и почему это было надо скрывать до последнего? — он тоже вздыхает. Но если я — нервно, то он — скорее неодобрительно. — У девочки тяжелейшее генетическое заболевание, требующее особого лечения, особого ухода, а ты, вместо того, чтобы хотя бы посоветоваться, я уж не заикаюсь про то, чтоб помощи попросить, пытаешься справляться сама, да еще кустарными какими-то методами.

— Заболевание? — мне кажется, я ослышалась. — То, что она… пьет кровь, ты считаешь заболеванием? Так ты поэтому предположил, что она у нас в больнице?..

— Ну разумеется, а чем еще я должен это считать? Я ж тебя потому и спросил сразу про мутации, вызванные повышенным радиационным фоном, этой Бездной вашей, насколько широко они распространены. Это ж явно оттуда все идет. Или таких простых выводов у вас тоже никто не делает?

— Ну почему? — осторожно выдыхаю я. — Это действительно результат мутаций. И они действительно прошли через Бездну. Не лично Яся, конечно, ее… предки. Которые до этого перехода ели твердую пищу. А Ясмина уже родилась такой. Как и, собственно, все дети их народа. Поэтому у нас это болезнью не считается. Просто видовая особенность. И, собственно, про мутацию — это закрытая информация. В учебниках пишут, что они были такими от начала времен.

— То есть настолько все запущено? — он неодобрительно качает головой. — Вместо того, чтоб лечить болезнь, решили объявить ее особым видом здоровья? Тогда неудивительно, наверное, что тебе даже в голову не пришло к врачу обратиться. У вас хоть понятие-то есть «донорская кровь»? Лекарства какие-то для них, кровезаменители? Или они исключительно на живых людях паразитируют, записывая их себе в «братья и сестры»?

— Нет от этого лекарств. И кровезаменителей нет. Ищут, экспериментируют, но… У нас даже безумная премия объявлена тому, кто сумеет создать… Пока не вручена. А донорская кровь, разумеется, есть, но она для людей, им не подходит, только живая нужна.

— О как, — чуть усмехается Андрей. — Даже людьми себя не считают.

— Не являются. Когда родится ребенок, ты поймешь… Ты ведь позволишь этому ребенку родиться? — поднимаю на него испуганные глаза. — Ты обещал не вредить. Обещал, что не предашь, что бы ни узнал… А в братья и сестры не «записывают». Нет таких пар, постоянным донором быть невозможно… Мне Яська жизнь спасла, понимаешь? Вытащила. Протащила через Границу, я б сама не смогла… Меня ее муж собственными руками… а она спасла. Потом я ее… У меня, правда, получилось хуже, она все равно умирает… Но хоть свободная, а не… Ты бы видел, как они ее содержали! На полу, в клетке, словно дикого зверя. И относились едва ли не хуже, разве что копьями в нее не тыкали!.. Глаза ей выжгли. Понимаешь, она меня спасла, кучу законов своей страны нарушила, чтоб к людям меня вынести. К настоящим, свободным! А они ей за это — глаза выжгли. Отблагодарили!.. Но ты же не как они, ты же не станешь? Не станешь, правда?

— Маша… Милая моя, хорошая девочка… Мне, похоже, каждый день тебе придется повторять. Что я не предам, не брошу, не подведу. Иди ко мне, — он протягивает руки, и я приникаю к нему, прижимаюсь. Чтоб ощутить его тепло, чтобы сердцем, прижавшимся к сердцу, почувствовать его искренность. И начать дышать чуть ровнее. Чуть свободнее. — Я врач, Машенька, а не дикарь с копьем. Как же ты можешь думать, что я обижу больную беременную женщину? Что наврежу ребенку?.. вздыхает, осуждая этим вздохом саму возможность подобных мыслей. — Он что, тоже будет гемазависимый?

— Что? — не сразу понимаю последний вопрос. — А, да. Только это будет она. Очаровательная маленькая девочка с неконтролируемыми приступами жажды. А я и с человеческими-то младенцами не очень представляю, что делать, а уж с вампирским…

— И что, у вас прилично ругаться подобными словами? — косится он на меня.

— Какими? — вроде бы не ругалась.

— Малышка еще не родилась, а ты ее уже вампирским младенцем кличешь.

— Так это официальное название их народа. У нас даже предмет в школе есть, «вампирология» называется. О Великих и Прекрасных вампирах. В этом нет абсолютно ничего обидного.

— О великих и прекрасных? — хмыкает Андрей. — Ну-ну. Мало того, что не лечатся, так еще и мания величия на этом фоне прогрессирует… А малышку не обижай. Гемазависимость это, конечно, серьезная проблема, но вырастить ее хорошим человеком она нам никак не помешает. А может, и вылечить удастся.

Обнимаю его. Крепко-крепко. И целую. И даже не один раз.

— Ах, доктор, — шепчу ему на ухо, — какой же вы все-таки… доктор.

А он целует в ответ, и я пью тепло его губ, и тону в его нежности, забывая все свои страхи.

— Знаешь, — произносит он, отрываясь от моих губ, — ты рассказала мне так много, а о самом главном даже не упомянула.

— О чем же? — недоумеваю я. Самую главную мою тайну он, вроде, только что выяснил. И даже собрался воспитывать вампира хорошим человеком, вместо того, чтоб бежать от нас без оглядки, а то и сдать, куда следует, без долгих раздумий.

— Как мама тебя называла. Про сестру рассказала. Людмила у нас, оказывается, Ясмина. А ты?

— А я Лариса, — по сравнению со всем предыдущим, эта тайна вообще ничего не стоит.

— Так просто? — удивляется он. — А я уже напридумывал тебе длинное экзотическое имя.

— Ну прости, что настолько разочаровала, — улыбаюсь смущенно.

— Ты? Меня? Ты меня никогда не разочаруешь, Машенька… Или Ларочка? И зачем спросил, буду теперь сбиваться, — шутливо сетует он. — Ну а если серьезно, как мне лучше тебя называть? Как тебе больше нравится?

— На людях, наверное, лучше Машей. А наедине мне, конечно, хотелось бы быть собой, слышать собственное имя. Хотя… ты так произносишь это «Машенька», что я готова быть Машей вечно.