Вампиры. Опасные связи

Что было дальше? Кошмар. Серия «безопасных домов», которые были какими угодно, только не безопасными. Они срывались до рассвета с ненадежных адресов в Брэдфорде, Кардифе, Бристоле, Уолсолле. Он был липуч, как пластырь. «Уматывайте», — говорили они ей, все эти добрые старички и старушки, вспомнившие солдатский жаргон какой-то давней войны. «Уматывайте». У Мансера повсюду были связи. Оказавшись в городишке, таком сонном, что он вряд ли замечал ее приезд, она вдруг обнаруживала кого-нибудь, кто никак не вязался с этим местом, положительно не вписывался в пейзаж, но явно был вставлен в него, чтобы подстерегать ее. Неужели ее так легко было разгадать? Она мигрировала наугад; не было в ее передвижениях системы, которую можно было бы вычислить. И все же ни в одном из тех городишек ей не пришлось провести больше двух дней. Саре хотелось верить, что возвращение в Престон поможет. Прежде всего, она надеялась, что Мансер этого не ожидает; к тому же Майкл, ее бывший муж, мог бы чем-то помочь. Правда, когда Сара пришла к нему, он дал ей от ворот поворот.

— Ты еще мне должна полторы штуки! — рявкнул он. — Расплатись сначала, а потом приходи скулить под дверью.

Она попросила разрешения воспользоваться его уборной и прошла мимо множества фотографий Габриэллы, его ноной фифочки. Заодно она стянула с крючка на стене запасной набор ключей от его «альфа-ромео».

На коварное поле ушло двадцать минут. Морозец местами покрыл его корочкой, а в других бороздах стояла размокшая слякоть. Сара то скользила, то прыгала, справлялась как могла. Она перелезла через символическую загородку, отделявшую заросший садик, который кто-то использовал вместо свалки. Дальше пришлось пробираться между скелетами диванов, разбитыми телевизорами, поломанными платяными шкафами и продранными, полусгнившими черными мешками для мусора.

Стало ясно, что в доме никто не живет.

Она все же потыкала в звонок измазанным в крови пальцем. Из дома никто не вышел. Она еще постучала костяшками пальцев, но без особой надежды. Взгляд уже скользил по окнам, высматривая лаз внутрь. Узкая тропинка в бурьяне провела ее за угол дома, в жалкий, запущенный огород. Помороженные цветы стали все одного цвета, а за лодыжки ее цепляли шипы и усики растений. Все окна в доме были выбиты, — похоже, кто-то бросал камнями. На двойной двери, ведущей, кажется, в погреб, желтой краской из распылителя было выведено слово «scheintod». Непонятно. Что за язык, немецкий? Она выбранила себя за то, что не учила языка предков, хотя вряд ли это имело значение. Кто-то постарался оттереть надпись, сострогать ее с дерева ножом, но краска впиталась намертво. Она попробовала дверь. Заперто.

В конце концов она отыскала вход сквозь окошко, через которое пришлось протискиваться. Когда она скувырнулась в мрачную кладовку, все синяки и ссадины на ее теле вопили в голос. Пыль здесь смешалась с едким пряным запахом; кувшины и горшки на полках были подписаны причудливым почерком: «тмин», «кориандр», «мелисса», «молотый чили». Пучки сушеных трав, под которыми она проходила, осыпали ее странным, медлительным дождем. Банки с соленьями таили свои бледные секреты за мутными, тусклыми стеклянными стенками.

Она шла по кладовой, вытянув перед собой руки, пока глаза не привыкли к сумраку. Дверь, открывавшаяся наружу, подалась с трудом. Ее удерживал труп собаки со сбритой наголо шерстью, окоченевший у порога. Сперва Сара решила, что труп покрыт насекомыми, но черные пятнышки не двигались. Это были проколы и порезы на коже. Несчастное животное истекло кровью. Сара отпрянула от падали и, спотыкаясь, зашагала по коридору. На пути ей попадались следы присутствия незаконных жильцов: пакеты фастфуда, окурки, жестянки из-под пива и имена, выведенные на потолке свечной копотью. Наверх, теряясь в темноте, уходила лестница. Под подошвами ее туфель хрустела и скрипела нападавшая со стен штукатурка.

— Хэлло? — неуверенно окликнула Сара.

Дом слизал ее голос, как комок сахарной ваты. Он впитался в стены так быстро, словно дом, стосковавшийся по человеческому обществу, втягивал ее в себя. Сара поднялась на второй этаж. Ковер на площадке лестницы сменился голыми половицами. Стук ее каблуков будил глухое эхо. Если здесь кто-то живет, они уже знают, что у них гостья. Дверь открылась в окутанную слоем пыли спальню. Здесь, наверху, ничего не было.

— Лаура? — И снова, пронзительнее, словно громкий голос мог вселить в нее храбрость, она крикнула: — Лаура!

Внизу она нашла уютную гостиную с камином, в котором лежал пепел. Сара стянула с одного дивана пыльное покрывало и прилегла. Запоздалая реакция на удар и этот заброшенный дом бились в голове тяжелыми толчками кропи. Она стала думать о своей малышке.

Беда в том, что Лаура отбилась от рук как раз в то время, когда им пришлось туго. И то, что она не могла или не хотела говорить о смерти отца, тревожило Сару едва ли не больше, чем приметы того, что девочка выпивает и пробует наркотики. В каждом доме, где они прятались, находилась ловушка для Лауры: молодой негодяй или негодница, только и ждавшие случая затащить кого-нибудь в постель. Лаура отдавалась им всем, словно рада была найти, с кем за компанию скатываться все ниже и ниже. Особенно тот мальчишка, Эдгар, имя так и врезалось в память, он просто отвратительно повлиял на нее. Они с ней сидели взаперти в спальне, и Сара слушала городскую программу по FM. Голоса с тягучим гортанным ливерпульским акцентом навеяли на нее сон. Дремоту нарушил звон стекла. Она поймала мальчишку, когда тот пытался вытащить ее дочь в окно. Она наорала на него и втянула в комнату. Наверняка ему было не больше десяти-одиннадцати. Глаза с зелеными искрами так и бегали, метались, словно стальной шарик в игрушечном бильярде. Сара отчитала его и попробовала выведать, не Мансер ли его подослал. Заодно она в панике крикнула Лауре, чтобы та немедленно собирала вещи и приготовилась выезжать в течение часа. Этот дом больше не был безопасным.

И вот тогда… Лаура ползла по полу, вцепившись в ногу Эдгара, подтягиваясь по нему, с таким мутным взглядом, какой бывает только от «экстази». Ткнулась лицом в пах Эдгару. Сара в ужасе отшатнулась от дочери. Она уставилась на Лауру, которая, запустив свободную руку себе под юбку, принялась массировать клинышек своих трусиков, издавая горлом какое-то звериное рычание. Эдгар улыбался ей, скаля ряд крошечных блестящих белых зубов. Потом он склонился к Лауре, шепнул что-то ей на ухо и выскочил в окно так проворно, что Сара не сомневалась: убьется. Но когда она выглянула наружу, мальчишка уже скрылся из виду.

Вытащить ее из Ливерпуля оказалось дьявольски трудно. Девочка обмякла и не сводила взгляда с окна. Сара впихнула ее в первый утренний автобус от Маунт-Плежанта. Лаура не могла справиться со слезами и весь день мучилась жаждой и болью за глазными яблоками. Дважды ее вырвало, и водитель пригрозил высадить их обеих, если девочка не уймется. Сама не зная как, Сара сумела ее успокоить. Она обнаружила, что девочке становится легче, если заслонить ее от солнечного света. Вскоре та сползла под сиденье и уснула.

Сара засомневалась, стоило ли вообще уезжать из Престона. Там ей, по крайней мере, придавало силы знакомое окружение. Мансер представлял угрозу в Престоне, но беда в том, что он и в других местах не переставал им угрожать. Вернувшись, ей хотя бы не придется беспокоиться ни о чем, кроме него. Но в глубине души Сара понимала, что ей не судьба остаться в родном городке. Мансер, пробравшийся на похороны Эндрю, сделал тогда предложение: пусть она позволит Лауре работать на него, торговать собой. Он обещал, что за такой свеженький, крепенький кусочек дадут отличную цену.

— Мужчины на это ловятся, — шептал он, пока она бросала горсть земли на гроб мужа. — У нее потрясные грудки для тринадцатилетн. Высокие, твердые, сосочки торчат вверх. Денежки так и посыплются, честное слово. За пару лет разберетесь со всеми долгами. А я вам ее распечатаю. Чтобы вы знали, что вишенку ей проколол не какой-нибудь чужак.

В тот же вечер они покинули свой дом с одним чемоданом одежды на двоих.

— Ах ты, хренова красотка!

Мансер нажал кнопку «отбой» на своей «моторолле» и сунул телефон в карман куртки. Склонился вперед и похлопал водителя по плечу: