Вампиры. Опасные связи

— Хорошо. Должен появиться дальний родственник. Дядя. На севере.

Было бы неплохо, если б вы упомянули о его болезни и высказали надежду на получение наследства, — посоветовал Рагоци. — Тогда в случае неожиданного завещания никто из клерков не сможет связать вашу удачу с оказанной мне помощью.

Джон Генри, хлопнув себя по бедру, опять не сдержался.

— Это великолепно! Вы все предусмотрели. — Он радостно рассмеялся. — Вы хитрый человек, граф. Просто мастер. Настоящий пройдоха, как сказали бы парни из дешевого кабачка.

— Настоящий пройдоха. Очень образное выражение, — сардонически усмехнулся Рагоци, слегка приподняв красивые брови. — Что ж, мне случалось слышать и менее лестные определения.

Его лицо на мгновение омрачилось, и Джон Генри похолодел от тревоги.

Он попытался что-то сказать, потом откашлялся и все же нашел в себе силы заговорить:

— Мне кажется, за долгие годы вы научились ограждать себя от неприятностей и потому так быстро решились на подобное предложение.

— Вы в чем-то правы, — согласился Рагоци, и его таинственные черные глаза сердито блеснули. Граф взмахнул рукой и прогнал мрак, едва не вырвавшийся наружу. — А вы можете подумать, что стали героем одного из унылых романов миссис Рэдклифф [31] или, если сказать точнее, никчемных выдумок Мэтьюрина.

31

Радклифф Анна (1764–1823) — английская писательница, автор готических романов.

— «Мэлмота скитальца»? — спросил Джон Генри, удивленный познаниями Рагоци.

Граф не ответил. Он снова обернулся к старой книге.

— Завтра клерк из моей адвокатской конторы нанесет визит мистеру Таббсу. Он передаст мое пожелание начать проверку всех счетов. Но не бойтесь. Точно такое же требование будет направлено во все торговые конторы, через которые ведутся мои дела. Я не стану делать исключение ни для одной фирмы. — Он резко повернулся, и лучи лампы засверкали на его ордене. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы представить проверку самым заурядным событием. А поскольку я иностранец, мистер Таббс получит повод относиться ко мне еще хуже, чем прежде.

Джон Генри покраснел.

— Он из тех, кто считает, что Иисус Христос должен был разговаривать по-английски.

— Да, похоже, — согласился Рагоци. Он остановился перед Джоном Генри и протянул ему руку. — Значит, мы обо всем договорились.

— Да, отлично, — кивнул Джон Генри, и изящная рука Рагоци утонула в его широкой ладони. — Договорились.

Компания актеров допоздна засиделась в отдельном кабинете кабачка, празднуя громкий успех новой постановки «Ромео и Джульетты». Во главе длинного стола сидел молодой человек, заплативший Королевскому театру в Сохо за привилегию играть главную роль. Он до сих пор пользовался всеобщим вниманием и был сильно разгорячен опасной смесью аплодисментов и портвейна.

— Генри, ты был просто великолепен, — сказала сидевшая рядом дородная женщина, игравшая роль синьоры Капулетти. — Ты далеко пойдешь, попомни мои слова.

— Ах, Мэг, Мэг, у нас получился чудесный спектакль, вот что важно. — Он слегка нахмурился, мечтая о том, чтобы посмотреть на их игру пришли его родные, но они были слишком строгими христианами и редко посещали публичные зрелища.

Директор труппы, игравший Меркуцио, уже порядочно напился и, поднимая свой стакан, едва не угодил в лицо Генри.

— Так ты намерен… штурмом взять лондонскую сцену, не так ли?

— Надеюсь, когда-нибудь это произойдет, — ответил Генри, уже страстно мечтая об этом дне.

— Они всегда так делают, — горько пробормотал директор.

— Перестань брюзжать, — одернула его Мэг. — Только из-за того, что он лучший актер, чем ты…

— Лучший актер! — фыркнул директор и сделал изрядный глоток темного эля, — Он зелен, как… как…

Но он потерял мысль и умолк.

— Да, он зелен, — с пылом продолжила Мэг, — но в нем есть искра. Это видно по его игре. — Ее лицо, обращенное к Генри, просияло улыбкой, далеко не такой материнской, как можно было бы ожидать. — Вот увидите. Он многого достигнет.

Генри упивался ее похвалами и наблюдал, как остальные с готовностью пьют за его здоровье. Но вскоре актеры один за другим начали расходиться. Генри вышел одним из последних: он задержался, чтобы дать щедрые чаевые хозяину кабачка за то, что компания задержалась дольше положенного часа.

Оказавшись на улице, он помедлил, сознавая, что наступила ночь; в соседних домах не светилось ни одно окно. По мостовой не громыхал ни один экипаж. Генри натянул пальто и зашагал к дому, встречая по пути только вездесущих крыс.

Затем сзади раздался негромкий, но отчетливый звук шагов, и он с испуганным криком обернулся, ожидая увидеть уличных воришек, подстерегавших неосторожного пешехода.

— У меня с собой пистолет! — крикнул Генри.

В ответ из непроницаемой темноты послышался удивленный голос:

— Да это и впрямь мистер Бродрибб. — Спустя мгновение из тени вышел Ференц Рагоци. На нем, как и во время их первой встречи, был плащ с капюшоном. Граф быстро оказался рядом с актером. — Примите мои поздравления. Очень впечатляющий дебют.

— Вы видели? — спросил Джон Генри.

— Да. — Рагоци улыбнулся. От лунного света черты его лица показались еще более резкими. — Я рад, что ваше наследство… было истрачено с пользой.

Джон Генри внезапно смутился.

— Мне следовало поблагодарить вас, я знаю, но расследование тянулось так долго, и я…

— За что вам меня благодарить? Ведь это наследство вашего дядюшки, не так ли? — Рагоци направился к главной улице и жестом пригласил с собой Джона Генри. — Кроме того, это я должен быть вам благодарен за шесть тысяч фунтов, которые мои адвокаты получили с мистера Таббса и мистера Ламбкина.

— Знаете, мне все поверили, — сообщил Джон Генри, все еще удивляясь, с какой легкостью удалось убедить клерков, что дальний родственник завещал своему племяннику значительную сумму. — Я и не надеялся на это.

— Люди верят в то, во что хотят верить. Какой клерк не мечтал о дальнем родственнике, который завещал бы ему состояние? Поэтому они с готовностью приняли вашу историю. — Несколько шагов они прошли в молчании. — Скажите, а была ли какая-то определенная причина выбрать фамилию Ирвинг?

— Да, — ответил Джон Генри. — Моя мать часто читала мне книги Эдварда Ирвинга, он был шотландским евангелистом и талантливым оратором. А кроме того, я восхищаюсь творчеством американского писателя Вашингтона Ирвинга.

— А почему Генри, а не Джон? — снова спросил Рагоци.

Они уже подошли к Чаринг-Кросс и увидели несколько тяжело груженных телег, катившихся по пустынной улице, и пару кебов, возницы которых еще надеялись заработать несколько шиллингов.

— Это звучит более изысканно, — быстро ответил Джон Генри.