Вампиры. Путь проклятых

Если кто-то заглянет в его мозги, то встретит там Магду.

Некромантку. Вампиршу. Шлюху.

И странную, извращенную любовь к ней.

— Это так уж необходимо? — язык не слушался.

— О, нет, мальчик мой, если это тебе неприятно, то, конечно, не стоит!

Гринберг отмахнулся.

— Черт с ним, ничего особо нового мы не узнаем. Ты прекрасно все рассказал, и я уверен, что наши аналитики будут танцевать от восторга. Нет смысла тянуть из тебя жилы только для того, чтобы узнать, с кем ты весело провел вечер.

Магус оторопел, а Гринберг вдруг подмигнул.

— Брось, сынок, все мы люди. Ну, почти все. Пока маленькие слабости не заслоняют основной цели, на них можно не обращать внимания. Надеюсь, это была не вампирша?

— Нет, — соврал Магус, прежде чем успел что-то сообразить.

— Вот и славно.

Гринберг снова встал, и протянул ему руку.

— Еще раз спасибо тебе, мой мальчик. Что ж, надеюсь, тебе хватит недели для отдыха.

Магус, собиравшийся отдыхать от поручений Гринберга лет тридцать, вдруг понял, что да, недели будет как раз достаточно.

— Ах, да.

Гринберг произнес это с таким видом, будто действительно только что вспомнил.

— Пока тебя не было, я убедил наше сборище не унижать тебя деньгами и повышениями, а наградить кое-чем посущественнее. Вот.

Деревянная коробочка была маленькой и даже не обтянутой бархатом. Тем не менее, у Магуса вдруг пересохло во рту.

— Надо было бы обставить все церемонно, но я-то знаю, как ты относишься ко всей этой дребедени…

Вообще-то Магус ко «всей этой дребедени» относился никак. Не было еще случая испытать «всю эту дребедень» на собственной шкуре. И, наверное, не так уж неприятно было бы, если бы вдруг ему перед строем, на глазах у всех друзей и сотрудников, вручили что-нибудь эдакое… знак доблести, например…

Коробочка будто осветилась изнутри и стала прозрачной. Бронзовый крест надменно блеснул золотой вставкой.

Магус почувствовал, как приподымается над землей. От гордости, разумеется, а не от соответствующего заклинания. Потому что, насколько он помнил, еще никто из соратников не начинал коллекцию наград с Креста Королевы.

Неделя промелькнула на удивление быстро, и как-то… скучно.

Скучно было ходить на сборища болтунов (и, кстати, никакая сволочь не поздравила его с наградой… обидно!), скучно было работать над совершенствованим заклинаний (а зачем? лед явно был на порядок слабее умения поднимать мертвецов; но кто ж ему даст заниматься этим здесь?); скучно было проводить время с девушкой (ох и дура… и в постели — бревно-бревном!), и скучно было надираться пивом в ближайшем пабе. Пивохлебы спорили о каких-то глупых вещах, о том, кто выпьет больше, или плюнет дальше, или удержит в одной руке сколько-то там бокалов — разумеется, тоже с пивом. Хозяину пришлось даже завести специальную книгу для записи подобных рекордов.

Магус смотрел на посетителей, и думал, что для превращения их в зомби не нужно много усилий.

— …не умеют деньги считать. Так мало того, они еще и пытаются вытеснить с поля тех, кто это делать умеет!

Сказавший это чем-то неуловимо напоминал Гринберга — был невысок, кругл и черняв, и глаза имел выпуклые — то ли от рождения, то ли от пива.

— …причем вытеснить не проблема, — продолжал нетрезвый оратор. — Нам-то что, деньги и знания — актив нематериальный, перебросил в другую страну — и пусть трудятся там! Но сами-то некроманты, оставшись без разумного управления! Да их экономика сдохнет через три года! Да они просто вынуждены будут прийти, и кланяться в ноги, чтобы наши вернулись, и все наладили!

Оратор явно путал трактир с Гав-парком.

— А ведь с тех пор экономика сделала шаг вперед! Цивилизованная страна не выживет без кредитов и займов, а кто их даст? В результате, некроманты обанкротятся даже раньше!

Толстяк отхлебнул сразу пол-бокала, и провозгласил:

— Вот тогда-то мы и придем!

«А не боишься, что они придут раньше?» — чуть было не ляпнул Магус, этот вопрос уже задал кто-то из слушателей.

— Вы издеваетесь, сэр? — оратор захохотал. — Бояться кучки ублюдков, без флота, почти без армии, без ресурсов для хотя бы годичной войны! Да им разве что с карликовыми государствами воевать! но не будет и этого! Потому что, как вы, несомненно, знаете, наше правительство никогда этого не допустит.

Магус слушал, и в то же время вспоминал колонны мертвецов, колокол и катриллион с «горячим резервом», подводную лодку в проливе и страшный взгляд Йорна.

Яна Дубинянская Фелиси

Фелиси нравился доктор. Он был уже немолод, но какое энергичное, по-настоящему мужественное лицо! Какая стремительная, уверенная походка, и какие широкие грудь и плечи! А глаза, в которых порой вспыхивал странный внутренний блеск — это были глаза подлинного рыцаря Науки, ее фанатика, который во имя нее не остановится ни перед чем.

Почти каждый день доктор приносил Фелиси коробку шоколадных конфет. Конечно, он говорил, что это лекарство — будто шоколад повышает давление и вообще помогает против малокровия и анемии, но стоило Фелиси обмолвиться, что ее любимые конфеты — «птичье молоко», как на ее столе стали появляться именно они.

Фелиси не была красавицей. Она была «очаровательной блондиночкой» — не очень высокой, в меру пухленькой, с тонкой талией, большими голубыми глазами и маленькими детским ручками. Она с детства считалась очень болезненной, хотя всегда была веселой и подвижной. Всегда — но только не при докторе. К его приходу Фелиси даже иногда наносила себе под глазами голубые тени — достаточно легкие, чтобы не портить ее фарфорового личика, но и достаточно заметные, чтобы можно было томно откинуться в креслеи произнести слабым голосом: «Сегодня ночью я так и не смогла сомкнуть глаз, доктор…»

Близилось время его ежедневного визита, и Фелиси сосредоточенно повертелась перед зеркалом, оправляя складки удивительно шедшего ей пеньюара — голубого, воздушного, всего в кружевах и оборочках. Положение больной позволяло ей не делать прическу, но это не значит, что она не завила как следует свои в беспорядке спадавшие на плечи белокурые локоны. Приготовившись надлежащим образом, Фелиси спустилась в сад, чтобы первой встретить доктора в ажурной тени беседки.

Вот он показался на том конце аллеи и приближается стремительными шагами, наклонив вперед большую львиную голову. Вот он заметил среди пестрых пятен света и тени ее голубой пеньюар и повернул в ее сторону резко, уверенно. Только за такого человека и стоит выходить замуж.

— Доброе утро, мисс Фелиси.

— Доброе утро, сэр Гарнвей.

Она протянула ему руку — медленно, ведь это очень красивая рука. Доктор осторожно взял ее запястье двумя твердыми квадратными пальцами, и его узкие губы зашевелились, считая пульс. Фелиси откинулась на ажурную спинку скамейки и полузакрыла глаза.

— Пульс очень слабый, — сказал доктор, отпуская ее руку. — И, должен вам сказать, результаты анализов тоже неутешительны Гемоглобин резко падает, и я не могу понять, почему…

Он умолк, и Фелиси вздохнула — тяжело, с чуть слышным стоном. Он должен понять, что она, такая несчастная и слабая, нуждается в защите…

— Фелиси — означает счастье, — вдруг медленно произнес доктор. — Но куда оно приведет вас, это счастье? — и тут же, без всякой связи с предыдущим:

— Вас часто жалят комары, мисс Фелиси?

Она вскинула глаза. Неужели он заметил этот маленький прыщик на лбу, который она так тщательно припудрила и прикрыла прядью волос? Но если заметил… пусть это только подчеркнет ее беззащитность.