Вампиры

Тут граф Карло переживает страшную драму.

«Она какая-то бесстыдная, сладострастная», – пишет он, – или «чем больше я за ней слежу и наблюдаю, тем больше становлюсь в тупик. Она или сходит с ума, или у ней какая-нибудь таинственная болезнь, но болезнь психическая, так как физически она цветёт и хорошеет день ото дня».

«Чем объяснить такой поступок, – пишет он дальше: – Рита, тихонько оглядываясь, входит в мой кабинет, берет со стола тяжелое каменное пресс-папье и с силою кидает его в большое простеночное зеркало. Стекло вдребезги.

В ту же минуту она сталкивает с подставки тяжелую китайскую вазу и та с грохотом падает на пол. Вбегают слуги.

– Ничего особенного, – объявляет холодно Рита, – скажите барину, что я нечаянно столкнула вазу, а она, падая, разбила стекло.

– Идите прочь. – Слуги, переглядываясь, молча уходят». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Как раз в это время, – рассказывал Гарри дальше, – Карло подверну– лась латинская книга «о ламиях». Он взял ее из лесного дома, на память об Альфе, и от бессонницы, которая его преследовала, принялся читать.

Карло признается, что ничего бы не понял в ней, если б не рассказы старого доктора на эту тему. Тем не менее он не в состоянии поверить в существование вампиров, а тем более причислить к ним свою невесту. «В книге ясно сказано, что «они» выходят из могил, – пишет он. – Затем кни– га говорит…»

– Впрочем, это я вам прочту, – говорит Гарри, перекидывая листы.

«Книга говорит, что большей опасности подвергаются близкие люди. Вот если б была правда, то я первый должен бы был умереть. А я жив и здоров и никто ко мне по ночам не ходит… вот только я спать не могу… Что это, крик или мне показалось? Вероятно…

Фу, какая-то огромная, черная кошка подкралась к моей двери, я даже испугался, а увидев меня, она тоже испугалась, шмыгнула по темному кори– дору и пропала. Откуда она? Кажется, в замке нет такой; должно быть, забрела из соседнего леса. Надо будет…»

19-е

Ну, и ночка? Сейчас светит ясное солнышко, а я все еще не могу сбро– сить ночной кошмар… а, быть может, и действительность… а впрочем, я потерял мерило…

19-го. Позже

Вчера ночью ко мне в комнату заглянула черная кошка и исчезла. Не ус– пел я снова взяться за перо, как ворвался сумасшедший, на нем был халат, на голове чеснок, а в руках знаменитый кол, с которым он не расстается.

Оказывается, что кол у него осиновый, и чтобы добыть его, он ходил куда-то далеко, так как у нас в окрестности осины нет.

Старик вбежал и принялся что-то искать в двух моих комнатах. Он заг– лядывал под кровать, в шкаф, под стулья, за портьеры и даже смотрел в печке.

– Нету, ушел.

– Да кто ушел, кого вы ищете? – спрашиваю я.

– Да «его». Эхе-хе, понимаю, сюда-то не сунется! – весело засмеялся сумасшедший, показывая на знак пентаграммы, вырезанный им на пороге моей комнаты.

– Знаешь, – продолжал он, – я двери-то чесноком, чесночком замазал и завесил, так «он» в окно да черной кошкой… сюда, вверх… а я за ним, да, видишь, ноги старые, не поспел, ушел он… – Старик тяжело вздохнул и присел на стул.

Из отрывочных фраз и бормотанья я, наконец, понял, что он завесил чесноком двери капеллы, а сам сторожил «его» с колом. Этот-то «он» ста– рика – выходит не кто иной, как Рита, она же вампир.

Будь передо мной не старик, я бы вздул его, несмотря на все его су– масшествие. Я думал тогда, что всякий вздор, даже сумасшествие, должен иметь меру.

Пока я соображал, как образумить старика, он вдруг опомнился, вско– чил, схватил меня за руку и зашептал:

– Идем, идем, «он», наверное, у итальянца, у художника, засосет «он» беднягу.

Постараться вырваться, нечего было и думать, и я покорно пошел, вер– нее, побежал за сумасшедшим. Он быстро взобрался по лестнице, в третий этаж, где живет итальянский художник, и затем мы, словно воры, тихо ста– ли красться по коридору.

Подошли к комнате итальянца. Старик осторожно приотворил дверь. Ком– ната была залита лунным светом, окно открыто, и занавес на нем отодви– нут.

Каково же было мое удивление, а потом бешенство, когда я увидел, что Рита, моя невеста, полулежит на груди итальянца, к нему поцелуем.

Должно быть, я крикнул, потому что Рита подняла голову и обернулась … и о ужас, ужас!.. При ярком свете месяца глаза ее светились сла– дострастием и злобой, а по губам текла свежая, алая кровь.

– Видишь, видишь, – закричал старик и кинулся вперед… Сильный порыв ветра хлопнул створками окна, взметнул штору и ударил ею по старику, тот упал.

Я поспешил к нему на помощь, но луна померкла и в комнате воцарился мрак. Нескоро я отыскал спички и свечку.

При слабом освещении я оглянул комнату – никого нет. Сумасшедший, охая, поднимался с полу, итальянец мирно спал.

Я готов был все признать за галлюцинацию, как старик подошел к крова– ти и, поднимая за плечи художника, спокойно объявил:

– Вот я и прав, «она засосала его». В самом деле художник был мертв. Лицо бледное, руки болтаются, как плети, на ночной рубашке свежая кровь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Боже всесильный, что же это? Голова моя не выдержит… лопнет… Ведь выходит, что Рита «не мертвый»… что она сосет кровь живых людей… Как я могу это понять и связать?.. Рита… кровь… нет и нет. Это я, под влиянием старика, схожу с ума… Это он мне навязывает свою болезненную идею… в то же время я сознаю, что я здоров, вполне здоров… а впро– чем, все сумасшедшие считают себя здоровыми…»

– Что же дальше?

– Тут для графа Карло начинается страшный период сомнений, еще более ужасный, чем муки ревности, и он признается, что был на волосок от поме– шательства.

На счастье, вернулся из Рима старый Петро. Он сильно похудел и еще больше постарел. Но зато торжественно спокоен и самоуверен.

– Господь Бог помиловал меня, а святой отец благословил послужить ми– ру, я теперь ничего не боюсь. И за вас, мой дорогой господин, буду бо– роться со всею нечистою силой. Я вас спасу, не унывайте! – говорил он.

Петро провел целый день в деревне и уже знает все несчастия, постиг– шие замок.

– Затем он рассказал о папе, о монастыре, где выдержал покаяние. «Так там хорошо, так хорошо, век бы не ушел, – сознается он, – вот только спешил сюда, боялся за вас, ну, да слава Богу, не опоздал!»

Потом понемногу, деликатно Петро начал знакомить Карло со смертью ма– тери и т.д. Но, увидав печаль на лице своего любимого господина, спро– сил: «Так вы знаете, все знаете. А кто сказал?»

Карло сознается, что знает многое, а сказал старый доктор.