Вандемьер
Шрифт:
— …и добавьте к этому еще то, что занялся, как и я в молодости в Париже, неудачными денежными махинациями. Правда, я потерял только деньги, а он потерял жизнь. Между прочим, я пытался устроиться на службу к русской государыне
— Что прикажете, Император?
— Влиять на события этого мира вы никак не можете, даже если бы я попросил вас хотя бы ускорить приход полицейских или сообщить супруге молодого человека хорошие вести. О Боже, у него потекла кровь!
Композитор лежал в той же позе, не шелохнувшись. Очки выпали у него из кармана и зарылись в снег.
— Пора, — произнес Император. — Прощайте, генерал!
— Храни Вас господь, Ваше Величество!
— Должен
сказать, что я никогда в самом деле не верил в Бога, хотя и написал в завещании, что умираю в римской апостолической вере.— Зачем Вам верить в какого-то Бога, если Вы сами — Бог!
Эпилог
Неделю спустя в поезд Варшава-Москва сел худощавый пассажир с белой спортивной сумкой. Он не разговаривал с попутчиками и с интересом смотрел на покрытые снегом ровные прямоугольные поля, ухоженные дома и хижины польских крестьян и на торговый люд у железнодорожных станций.
Шестнадцатого марта, то есть через полмесяца после несчастного воскресного дня, по адресу: «Варшава, отель Дом научителя, номер 313» пришло письмо из посольства Канады с приглашением нашего героя на собеседование. Письмо было на польском языке. Через некоторое время пришло еще одно письмо, на английском языке, того же содержания. Администраторы отеля не могли взять в толк, почему молодой человек, изводивший их вопросами о какой-то предполагаемой корреспонденции, теперь не является за этими аккуратными конвертами.
Видимо, они и по сей день лежат там.