Ванечка и цветы чертополоха
Шрифт:
— Женёк, ты, что ли? Привет! Чего такой радостный? Случилось что-нибудь?
— Очень рад тебя слышать. Случилось? И да, и нет. Работаю, как обычно. Сдал пару дел недавно в суд. Одно тяжёлое. Парня молодого убили. Ну, да чего я буду на твою голову здоровую это перекладывать! Сам-то как? Как живётся-можется?
— Нормально. Служу.
Серёга служил подполковником мотострелковых войск в 32-м военном городке города Екатеринбурга.
— Зарплату платят?
— Платят.
— Боевой дух как?
— Стараемся держать. Полегче теперь, чем было лет пять назад.
А пять лет назад приходилось
— Веронику позовешь мне? Хочу голосок её услышать.
— Без проблем. Сейчас позову. — И уже куда-то в глубину квартиры загудел: — Ничка, иди скорей. Женёк звонит.
Трубка выдержала небольшую паузу, а потом вскрикнула радостным тёткиным голосом:
— Женька, привет! Неужели женишься? На свадьбу звонишь пригласить?
— Привет, дорогая! Не беги впереди паровоза. Просто я звоню. Соскучился по вам.
— А чего тянешь-то? Почему не женишься? Тебе сколько уже? Двадцать восемь?
— Да. Только ты не забывай, что я не военный, как твой благоверный, а следак. Это за военными девки толпами бегали, да и бегают, наверное, а за следователей никогда не было престижно замуж выходить. Познакомиться сложно, встречаться тоже некогда.
— Зато вас не бросают из города в город. На учениях вы тоже не торчите.
— Что есть, то есть. На дежурствах торчим зато, в командировках.
Как-то не выходило у Палашова перейти на излияние души, попросить совета, хотя Вероника сама о женитьбе заговорила. Как он сейчас начнёт рассказывать ей об одиночестве, о тоске, что заела? Она ведь ничего толком не знает ни об одиночестве, ни о племяше. Не знает, что он жил с Любой, а теперь вдруг расстался. Слишком будет долго, и дорого обойдётся рассказывать и объяснять всё по телефону.
— Я, наверное, скоро буду переезжать в Москву, — только и смог он сообщить. — Обязательно позвоню вам с нового места, номер телефона скажу.
— А чего так? Ты же вроде не хотел?
— Вот буду жениться, приедешь ко мне на свадьбу, тогда и узнаешь всё. Пожелай мне чего-нибудь хорошего.
— Я желаю тебе много-много сил, особенно моральных. Физических, в моём представлении, у тебя достаточно. Не ронять себя, выдержать все испытания и обрести наконец-то любящую семью. Тыла тебе надёжного не хватает. Где голову приклонить?
— Спасибо тебе, дорогая! Очень надеюсь, что твои пожелания исполнятся. Мне и правда очень одиноко последнее время.
— Звони мне. Я всегда рада тебя слышать и готова помочь, если понадобится. У меня тут малые жениться собираются уже, а тебе сам Бог велел.
— Ты передай от меня привет Славе и Лере! Пусть у них всё устроится!
Положив трубку, Палашов подумал: «Вот чего звонил, спрашивается? Так, наверное, и Вероника подумала».
* * *
В день заседания суда Палашов скорее ушёл в сторону от Милы, но недалеко от здания. Чувство долга и глубокой личной заинтересованности задержало его. Он успел выкурить
две сигареты, когда из здания суда вышла Марья Антоновна. К ней он и направился.— А, Женя, здравствуйте!
Скромно одетая женщина, зажавшая старую сумочку с чрезмерным усилием, выглядела поникшей и изнурённой. Он представил, каково ей было выслушивать столько раз о мучениях, пережитых её сыном. Он, Палашов, пожалуй, и сам не в лучшей форме сейчас.
— Марья Антоновна, как вы? — Он вгляделся пристально в её лицо, давая ей понять, что это не праздный вопрос вежливости. — Вас есть кому отвезти домой?
— Да, не волнуйтесь, меня отвезут Леоновы.
— На следующее заседание они, должно быть, не поедут. Я приеду к вам и отвезу вас 19 ноября. Скажите мне, вы в чём-нибудь нуждаетесь?
— Нет. Всё в порядке. Пока летних запасов хватает. Да не так уж много мне и надо одной.
— Я понимаю, сейчас не очень удобно разговаривать. Я приеду к вам и поговорим. Сейчас только скажите, как вы себя чувствуете?
— Ох, чувствую, Женя, чувствую. Вот в ноябре я вам и отвечу на ваш вопрос. Как ваши дела?
— Мои дела, так же, как и ваши, непросты. Двоякое состояние и чувства полярные. Вы, главное, держитесь, хорошо? Если будет тяжко, звоните мне, ладно? У нас с вами никого нет, будем держаться друг за друга.
— Спасибо на добром слове.
— Это не просто слова. Я на вас надеюсь и рассчитываю. И вы на меня положитесь, хорошо?
— Да.
— Тогда до встречи!
— До встречи!
В это время он увидел приближающегося Ваську Леонова, который ему улыбался и говорил одними губами «Спасибо!». Палашов не придумал ничего лучше, чем кивнуть и подмигнуть пацану.
— Марья Антоновна, пойдёмте в машину, — позвал Василий, и женщина окинула Евгения прощальным взглядом.
— Василий, погоди минутку.
Леонов вернулся и подошёл ближе.
— Помнишь, я тебе вопрос задал: заступишься ли ты за Валю?
— Помню, — вздохнул Васька.
— Так вот. Может быть, случая не представится. Но если когда-нибудь Валю будут обижать… Я не имею в виду ерунду какую-нибудь… Если по-настоящему будут обижать, сам умри, но жену свою защити. Понял?
— Понял.
Васька озадаченно почесал в затылке.
— Ну, всё, — Палашов хлопнул его по плечу, — дуй к своим!
Потом следователь, не чуя ног под собой, пошёл на Свободную улицу и там ещё работал с бумагами, задержавшись допоздна. Этот день стал долгим и тяжёлым, но и счастливым.
* * *
18 ноября выдалась на редкость чудесная погода, тёплая и солнечная. К вечеру, укутавшись в чёрный плащ, Палашов сел в «девятку» и отправился через Зарайский мост в Спиридоновку. Солнышко хоть и весёлое для ноября, природа приготовилась к зимней спячке; сбросив наряды, стояли голые деревья в ожидании, когда укроет их белоснежным одеялом. Впрочем, темнело очень быстро, и следователь надеялся на сухую дорогу, иначе ничего не стоило застрять в какой-нибудь вязкой луже на подъезде к деревне. Галина Ивановна сообщила ему в пятницу, что они уже законопатили свой домик на зиму и до весны ездить не будут. В связи с отбытием дачников у следователей как раз прибавлялись дела — сезонные кражи со взломом.