Ванесса

Гвидо, уже пресыщенный, но неспособный сопротивляться желанию, охватившему его с необычайной силой, начал раздеваться — сначала сомневаясь, а потом с угрюмой решимостью. Он скользнул вдоль спины Ванессы и начал медленно о нее тереться.

Ритмичная музыка аккомпанировала этой игре, правила которой Гвидо с лихорадочной поспешностью старался определить. Но механическое трение о бедра Ванессы быстро взбодрило итальянца, и чем больше он возбуждался, тем быстрее рассеивались его опасения. Ванесса, сама забавлявшаяся со своим клитором, задыхаясь в экстазе, повернулась, ища губами его фаллос.

Адажио Генделя без всякого перехода сменило звучавшую перед тем музыку.

Гвидо понял, что эта игра не имеет правил, и не стоит напрасно терять время в поисках того, чего нет. Ему казалось, что он слышит голос певца:

«У жизни нет правил, У счастья нет правил, Нет правил свободы, Нет правил экстаза…»

О, как приятно, вольно и живо чувствовала себя его плоть, готовая мощно взорваться, не беспокоясь о приличиях, прямо в несравненном рту Ванессы!

Он почувствовал на своей спине тяжесть Никоса, и жаркое дыхание прекрасного грека обожгло его шею. Это происходило с Гвидо впервые, никогда еще другой мужчина не касался его таким образом. Все тело Гвидо протестовало, но он заставил себя расслабиться, предоставив событиям развиваться своим чередом, и нашел эту близость приятной.

Ванесса по очереди целовала Мидж, Никоса и самого Гвидо, деля между ними только что полученное семя итальянца.

Они уснули на заре, после разнообразнейших ласк и всевозможных перестановок. Оазис Амона был теперь уже не так далеко.

Глава третья ОЦЕНИ ЦВЕТ, СЛАДОСТЬ, ГОРЕЧЬ

— Когда я был маленьким, — продолжал настаивать Гвидо, — если какому-нибудь туземцу приходило на ум срывать злость на ком-то из подданных Ее Величества королевы Великобритании или он осмеливался не допустить англичанина в свой семейный архив, исследователю достаточно было сказать: «Я пожалуюсь в консульство», и абориген тут же начинал рассыпаться в извинениях и предлагать гостю свою жену и дочерей.

— А вы в детстве были британцем? — насмешливо спросил секретарь посольства.

— Нет, но я любил читать Жюля Верна и знал, что почем.

— Надеюсь, теперь вы читаете газеты, — сдержанно заметил чиновник. — Одетых в шорты военачальников-сардаров времен вашего детства сменили подготовленные ЦРУ полковники. А итальянские консулы разрешают агентам рыться в их папках, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Тогда скажите мне, если можете, но только отвечайте прямо: зачем нужны посольства?

— Чтобы обеспечивать свой персонал, — улыбнулся чиновник. — Вот я, например, должен содержать большую семью. Я люблю детей. А вы? Вы женаты? Вы радикал? Или, может быть, социал-демократ? Я так понимаю, что вас не интересует ни новый папа римский, ни политика Египта. Ну что ж, вам, должно быть, удастся с ними поладить.

— Короче говоря, вы согласны передать меня под нежную опеку варваров?

— Ну, я так высоко не сижу! — вздохнул хозяин кабинета и раздавил в пепельнице недокуренную сигарету. — Я только выполняю то, что поручил мне Никое. Вам повезло — вы ему понравились. Так что отправляйтесь искать Незрина Адли. Если вы не станете упоминать мое имя, он будет с вами довольно вежлив. После этого останется только набраться терпения. Именно терпения! И вам потребуется очень много этого добра, в Египте быть терпеливым значит очень много. Здесь все невозможно, но нет ничего действительно трудного. Терпение не требует особого таланта.

— Я не люблю ждать, — сообщил Гвидо.

— В таком случае лучше сразу возвращайтесь в Милан. Такой хороший город — спокойный, искренний и задумчивый!

— Но я собираюсь отправиться в Сивах, — напомнил ему Гвидо.

— Если вы понравитесь здешним бюрократам, то сможете забраться и еще дальше. Все зависит от вашей изобретательности, шарма и обходительности.

— А относительно… Как, вы сказали, его зовут?

— Незрин Адли.

Секретарь с явным усилием, словно глыбу свинца, пододвинул к себе квадратный блокнот, на каждой странице которого была оттиснута эмблема «Фиата», неторопливо вырвал верхний лист и написал на нем имя египтянина и полный титул его службы: «Министерство иностранных дел, отдел культурных связей и научно-технического сотрудничества, подотдел ориентации и программирования, сектор международных научных исследований».

Вяло порывшись в засаленной телефонной книге, он дописал несколько номеров.

— Всего хорошего! — сказал он, передавая бумагу Гвидо. — И помните — ни слова обо мне! Эти американские кондиционеры могут довести до воспаления легких. Чувствуете, как холодно в кабинете?

— Как много переговоров, чтобы получить разрешение посетить оазис! — неодобрительно заметил Гвидо, делая вид, что не понимает значения своей поездки.

— У меня будет намного больше забот, если придется отправлять на родину ваше тело, — заметил его собеседник. — А я, как видите, и так уже поседел.

— Да, я понимаю, насколько утомительны могут быть такие бесполезные небольшие переговоры.

— До свидания, мистер Форнари! — секретарь посольства пожал руку Гвидо. — Никое мой лучший друг. Постарайтесь так же ловко обработать Адли.

Перед уходом Гвидо успел еще сказать:

— Уважаемый господин, моя фамилия не Форнари, а Андреотти. Это написано на моей карточке, которая лежит прямо перед вами.

* * *

Гвидо ехал на такси. Он не видел переполненной людьми улицы, не слышал ее шума, не обращал внимания на ее запахи. Он вспоминал дом — сверкающие сталью и стеклом владения его фирмы, их прозрачную ясность и неискренность. Пока он здесь, кто-нибудь наверняка попытается выполнять его работу и занять освободившееся место… Как будто эту работу может выполнить кто-то еще, кроме самого Гвидо! Он незаменим…

«А действительно ли так?» — неожиданно задумался он. Гвидо понимал, что подобные сомнения никогда не возникли бы у него в Милане, среди бешено мчащихся машин. Должен ли он признать, что нуждается в них так же, как и они в нем?

— Ерунда! — пренебрежительно буркнул Гвидо. Может быть, на него так действует вносящий сумятицу и разрушение ветер пустыни? Или это любовь нарушила ясность суждений? Сначала чувство утраты, в следующую минуту — сомнения… Гвидо уже не чувствовал уверенности.

«Я сейчас далеко от Италии, — решил он, — но еще не отошел от всего этого психологически. Если бы только я смог стать таким же бесполезным и безответственным скептиком, как это дипломатическое пресмыкающееся! Чтобы не беспокоиться больше об оставленной фирме, а стать просто отдыхающим плейбоем. Используй свободное время и предавайся сексу!»

Машина, в которой он ехал, похоже, побывала во всех переделках: они ползли вперед, ухитряясь при этом то и дело создавать аварийные ситуации. Гвидо ощутил новый приступ раздражения. Он едва сдерживался, чтобы не выругать водителя.