Ванго. Между небом и землей
Шрифт:
И наконец, на лбу у него красовались очки, давно отслужившие свой срок, обмотанные веревочкой и липкой лентой, ломанные-переломанные и кое-как починенные — в общем, такие же никудышные, как велосипед, который тщится выиграть гонку «Тур де Франс» с дойной коровой на багажнике.
— Значит, Зефиро не встретился с тобой на Аустерлицком вокзале? — спросил он Ванго, изумленно тараща глаза.
Марко никогда не разговаривал с пустыми руками.
На сей раз, несмотря на важность момента, он разминал рыбину.
— Зефиро там был, — сказал Ванго.
— Так где же он? Где?
В его голосе звучала тревога. С тех пор как Зефиро уехал, за невидимый монастырь отвечал брат
— Куда он отправился? — повторил Марко.
Бедная рыбина провела в его руках ужасные четверть часа.
Ванго вернулся в монастырь. Он оставил Мадемуазель дома, в Полларе. Она потеряла сознание, не успев закончить свой рассказ о последней ночи. Он перенес ее на кровать.
Очнувшись, она умоляла Ванго дать ей передышку, обещая все рассказать завтра.
— Прошу тебя, Ванго, милый… Я расскажу всё, что знаю.
— А мой отец? Скажи мне хотя бы это… Его тоже?..
Опустив мокрые от слез веки, она кивнула, Ванго долго лежал, уткнувшись лбом в подушку, прежде чем смог встать. Теперь он знал.
Прошлое наконец распахнуло перед ним свои двери. Оттуда пришло к нему и горе, и облегчение. Уж лучше горе, чем неизвестность.
Теперь Ванго яснее представлял себе, как очутился здесь.
Ему осталось узнать главное: как проходили его дни и годы до этого. Как жили его родители перед той штормовой ночью? Откуда они приехали? Куда направлялись? Мадемуазель должна была это знать.
Она ничего не рассказала ему о трех бандитах — об этих людях, которые, несомненно, были родом с архипелага. Что они выиграли, совершив преступление? С тех пор прошло семнадцать лет. Может, они уже умерли. А может, и нет.
Не замышлять мести для врагов своих.
Отныне это правило устава ничего не значило для Ванго.
В смятении он покинул Поллару, пообещав Мадемуазель вернуться на следующую ночь. Ему нужно было принести ужасную новость в невидимый монастырь.
— Я скажу вам всю правду, брат Марко. Я видел Зефиро на Аустерлицком вокзале, но мы уехали с него врозь.
— Почему? — спросил Марко, открывая дверцу дровяной печи. — Зачем совершать такую глупость?
Огромная корзина только что собранных трав наполняла кухню пряными ароматами.
Брат Марко взял рыбину в свои маленькие ручки, похожие на лапки макаки.
Ванго заметил, что брат-кухарь всегда смотрел живности в глаза, прежде чем отправить ее в печь. Это была тайная дань уважения всем младшим братьям по разуму — в чешуе, в шерсти или перьях, — чьи тушки он разделывал искусно и быстро.
— Произошла очень странная вещь, — продолжал Ванго.
— Передай мне соль.
Ванго молча подал соль. Встретившись с ним взглядом, Марко закричал:
— В чем дело? Я знаю: ты считаешь, что я пересаливаю! Ну и что? Я не какой-нибудь кулинарный гений, я готовлю для простых людей!
Марко уже не мог сохранять спокойствие. Ванго ответил:
— Я ничего такого не говорю, брат Марко.
— Значит, слишком громко думаешь! Где падре? Где он?
И Марко подкинул в огонь два полена, в пику Ванго, который всегда настаивал, что меч-рыбу надо томить на тихом огне.
— Я не знаю, — сказал Ванго. — Когда я посмотрел на Зефиро… он меня не узнал.
Брат-кухарь вскрикнул.
Он обжегся.
— Что ты сказал?
— Зефиро… Зефиро меня не узнал.
Марко побледнел.
— Боже мой…
А в нескольких сотнях метров от монастыря брат Маллиган смотрел вдаль и не верил своим глазам.
Сегодня,
как и каждое воскресенье, Джон Маллиган был Южным кардиналом.На Аркуде было целых четыре кардинала. На этом посту монахи сменяли друг друга. Они по очереди носили красную кардинальскую шапочку. В их обязанности входило наблюдение за четырьмя сторонами света — Севером, Югом, Востоком и Западом. У каждого был свой день недели, и каждый с нетерпением ждал момента, когда он окажется наедине с необъятным морским простором. Были среди монахов кардиналы-мечтатели, были мистики, были сони. А Маллиган был кардиналом-рыбаком, любителем посидеть с удочкой на берегу.
Едва занялся рассвет, как Джон Маллиган занял свой пост, устроившись на скале с требником на коленях и зажав ногами удилище. Распевая псалмы, он каждые тридцать секунд прерывался, чтобы взглянуть на море и перетащить поплавок на новое место.
Вдруг он ясно увидел черную точку, которая на большой скорости двигалась вдоль острова, оставляя за собой пышную белую борозду.
Взглянув в свой бинокль, он не смог сдержать восклицания.
Это был катер с тремя кокпитами [42] и мощным подвесным мотором, как у скоростных лодок «Хакер-Крафт», которые он видел в Новой Англии, на пляжах Кейп-Кода или Нантакета, где отдыхали Аль Капоне и его мафиози.
42
Кокпит (англ. cockpit) — открытое помещение на палубе для рулевого и пассажиров на яхтах, катерах.
Моторка летела стрелой, едва касаясь воды, оставляя за собой идеально ровный шлейф пены.
В Европе такие катера можно было встретить только в Венецианской лагуне или на больших озерах Швейцарии и Ломбардии. В них на кожаных диванчиках всегда сидели дамы с развевающимися на ветру волосами и господа с безукоризненными проборами, в белых брюках и трикотажных безрукавках.
Но четверо мужчин на этом катере никак не походили на богатых яхтсменов. Каждый из них был вооружен пистолетом Томпсона с дисковым магазином — брат Маллиган хорошо знал это оружие, навидавшись его в гардеробных своих чикагских прихожан во времена Сухого закона [43] .
43
«Сухой закон» в США — национальный запрет на продажу, производство и транспортировку алкоголя, который действовал с 1920 по 1933 гг. Многие мафиози занимались контрабандой, защищая свои интересы посредством грубого насилия.
К тому же у всех четверых были такие свирепые физиономии, что одним своим видом они могли обратить в бегство самых отъявленных головорезов Аль Капоне.
Убедившись, что катер, не сбавляя хода, прошел мимо Аркуды, обогнул длинный остров Филикуди и направился в сторону Салины и вулкана Поллары, отец Маллиган перестал беспокоиться.
Как-то, с месяц назад, он видел в море кашалота, а совсем давно, посреди ночи, — проплывающий в небе дирижабль.
Господь сотворил для меня чудеса… [44]44
Слова из католического гимна.