Ванька 2

Вот тебе и фельдшер. Философ просто… Сейчас ещё выдаст, что элементы, объединённые в систему приобретают новое качество… Так дед мой любит говорить…

— Вот, Ваня. Как-то так…

Вот после этого я глазами и захлопал.

Хочу, хочу, хочу!!!

Где тут в бузники записывают?

Учат такому и этакому?

Половину золотых фигурок зверей готов за науку отдать!!!

Что-то даже я из этого вслух произнёс.

— Поздно тебе уже, Ваня, учиться. Тут с младых ногтей надо… Я, вот тоже, как ты был, когда загорелся… Раньше надо начинать…

Павел Павлович этими словами меня на землю вернул. Приземлил, так сказать.

Тут ещё и в фельдшерском пункте дверь скрипнула — очередной пострадавший от высоковских на перевязку явился. Работа пришла — открывай ворота…

— Проходи, проходи, Силантий Егорович…

Павел Павлович как старому знакомому вошедшему кивнул. Впрочем, так оно и было.

Глава 19

Глава 19 Детские игры

С младых ногтей…

Я, после того самого разговора с Павлом Павловичем, на многое в селе стал другими глазами смотреть.

Вернее, понимать правильно увиденное.

Назавтра, после перевязок вышли мы на крыльцо фельдшерского пункта покурить. Мороз за нос пощипывал, щеки покусывал… Дымки из труб изб свечками в небо уходили.

— Смотри.

Фельдшер мне на ребятишек кивнул. Все они, кроме одного, поперёк улицы в рядок выстроились. У каждого в той и другой руке по снежку. Тот один, супротив линии своих дружков стоит. Метрах так в тридцати, может — чуть ближе. Руки у него пустые.

Кто-то из малышей в линии крикнул что-то веселое и парнишка к ним побежал, а те, другие ребята, стали в него свои снежки метать. Попасть пытаются. Он мчится, от снежков уворачивается. Как маятник туда-сюда качается. Уже совсем близко когда он от ребятни был, в него и попали. Прямо в лоб снежком залепили. Так, что даже шапка с головы слетела.

— Тренируются… Сейчас — снежками, а летом будут камешки кидать. Сперва маленькие, а потом всё больше. Взрослые мужики камни в пол фунта весом бросают. Вон как от крыльца до того дерева… Кто и дальше.

Я прикинул. От крыльца до дерева метров шестьдесят было.

— Причём, точно попадают, а сами неуязвимыми остаются.

Во как…

— Эти уже постарше. — кивнул фельдшер на малышню. — Совсем маленькие сначала через площадку бегают…

Тут Павел Павлович показал мне своё знакомство с подготовкой к каменной забаве.

— Начертят на снегу площадку и пополам разделятся. Через неё поодиночке первая половина и бегает. Другие в это время в бегущего снежки кидают. Так надо пробежать, чтобы тебя не запятнали. Отбегала половина, а потом меняются. Те, что бегали — кидают, а что кидали — бегают…

Я слушал и на ребят смотрел. Да, я их на много старше, но у меня так, голову на отсечение даю, не получится. Все снежки на себя соберу.

— Младшие вятки в коридор балуются, — продолжал между тем Павел Павлович. — Тут уже на три команды делятся. Две — параллельно друг против друга в линии выстраиваются. Шагах в двадцати друг от друга. Коридор делают. Третья команда — внутри его. Причем, на ограниченном пространстве. Чем ребята старше, тем оно меньше. Команду внутри коридора две первые снежками и обстреливают. Тут смотреть надо в оба и тем, кто кидает. Из другой линии тоже может прилететь… В кого в коридоре попали, тот бросать идёт, а попавший на его место становится.

Говорил Павел Павлович как по писанному. Скорее всего, в его трактате про бузу, это всё уже было отражено. Напечатает от в губернской типографии свой труд и на всю Россию прославится. Ну, тут есть за что.

Фельдшера как прорвало. Нашёл он в моем лице благодарного слушателя и рассказывал, рассказывал… У меня не только щеки уже замерзли, но и мочки ушей я тереть начал.

— Снег сойдёт, немного земля подсохнет — в города начнут играть. Ножичками. Палочкой черту прочертят и по обе стороны от неё города кружками обозначат. Поближе к черте — наши. Слободской, Вятка, Малмыж, Котельнич, Елабуга, Сарапул… Подальше — уже Нижний, Москва, Киев. Совсем далеко — Париж, Берлин. Ну, разные. Какие знают. Затем, совсем как большие, уговариваются, каким хватом в какой город ездить будут, кидать значит. Скажем — в Глазов… — Павел Павлович на секунду задумался. — Держим нож за рукоятку, как термометр, когда его встряхиваешь, и без оборота втыкаем в землю. Вот ты в Глазов и съездил. Дальше — пусть Слободской будет. Тут уже другой хват по уговору. Допустим — средний и безымянный пальцы прижимаем к ладони, а нож рукояткой вверх удерживаем указательным пальцем и мизинцем. Бросаем в кружок Слободского с пол оборота…

Да… Не знаю, как здесь, а у нас такое в типографии точно бы не напечатали… Ножи деткам кидать. Указательным и мизинцем их придерживая. Все сухожилия на пальцах так они себе перережут…

— Не режут они себе пальцы? — озвучил я свой вопрос Павлу Павловичу.

— Ну… Редко…

Как от досадной мелочи тот рукой отмахнулся. Прикурил, дымок в морозный воздух выпустил и продолжил.

— Скажем, дошла очередь до Вятки. В уезды все уже съездили. Хватом средним и безымянным пальцем метнули, одним безымянным, одним средним рукояткой вверх… Вятка — губернский город. Тут уже спиной и бочком парнишка к черте садится, ножик за лезвие большим и указательным пальцем держит рукояткой от себя. Мечет рукояткой на себя. Нож, перед тем, как в Вятку попасть, должен полный оборот сделать…

У меня уже зуб на зуб не попадает, а Павел Павлович мне как съездить в Москву рассказывает, потом — в Париж… Тут уж нож надо с головы бросать.

— Павел Павлович, что-то морозно… — тонко намекнул я на окончание рассказа.

— А, да… Пошли.

Мальчишки же всё снежки друг в друга кидали. Похоже, им совсем холодно не было.

Тятька помер, мамка вдовка.

Сын — отчаянна головка.

Сын — отчаянна башка.

Не хожу без камешка…

Глава 20

Глава 20 Работник фельдшерского пункта

Вот и опять у меня всё худо-бедно наладилось.

С работой даже дело устроилось. Павел Павлович меня к себе в помощники взял. Ну, как в помощники. Сейчас я при земском фельдшерском пункте и сторож, и истопник, и за всё прочее. Кстати, опыт колки дров в психиатрическом отделении пригодился. Зима в этом году выдалась холодная и печь на фельдшерском пункте приходится два раза за день топить. Для этого, сами понимаете, дрова нужны.

Платят за всё это — горькие слёзки. Но, есть тут у меня и некоторые плюсики. Сам Павел Павлович мне про бузу рассказывает, результаты своих почти тридцатилетних исследований озвучивает. Я не только слушаю, но ещё и вопросы задаю, свою заинтересованность ему показываю. Он и рад стараться. Больше-то у него ушей для такого дела нет. В селе про бузу сами всё знают, им про неё говорить — пустой номер.

Не только Павел Павлович мне рассказывает. Коленца ещё показывает. Медленно-медленно. Самые простые и эффективные по результату. Заставляет меня их правильно и точно делать. Работает со мной в паре. Времени свободного у него сейчас вагон и маленькая тележка. Всех пострадавших от высоковских мы с ним исцелили, на перевязки к нам никто не ходит. Только больные заглядывают.

Некоторые коленца мне десантные приемчики друга Мишки напоминают. Не точь в точь, но есть у них общее. Как бы выросли они из этих самых коленец.

Так, про дрова ещё… Тут их на фельдшерском пункте на несколько лет вперёд заготовлено, некоторые скоро трупеть начнут уже. Павел Павлович же меня дрова колоть заставляет не оттого, что топить нечем. Его выводы при изучении бузы говорят о том, что какой-то специальной физической подготовки к ней не имеется. Надо только ежедневно простым физическим деревенским трудом заниматься. Дрова колоть — самое то. Ещё воду носить с реки, хотя у нас рядышком колодец имеется. Но, к реке необходимо с высокого берега по узенькой тропочке спуститься, а потом с полными вёдрами подняться. Причем, не один раз.