Ванька-ротный

Убиты были в одном месте, а лежать на земле будут разбросанными по разным местам.

Домой им вышлют бумажки о гибели. Имена их будут помнить только матери старушки, пока ещё живы. Постарев от горя, они их навсегда унесут с собой в могилу. Вместе, с ними исчезнут из памяти реальные имена и когда-то живые люди. А разве важно знать эти имена через пятьдесят лет? Летчикам на могилы поставят пропеллеры, а пехоту вообще не присыпят землей.

— Ты чего там уставился? — спросил лейтенант.

— Да так, ничего особенного?

Ординарец ещё раз решил посмотреть на карточную игру. Приложил бинокль к глазам. Но небо в этот момент изменило свой свет и заметно просветлело. Сквозь серые облака на землю пробился солнечный луч. Он мелькнул перед глазами и сразу погас. Освещение снежного поля изменилось и теперь, сколько биноклем ординарец не водил, ему не удалось обнаружить группу убитых, играющих в карты.

— Что за чертовщина? — подумал он.

В душу его закралось сомнение. Появился какой-то непонятно-суеверный страх. Он опустил бинокль и больше в ту сторону не смотрел. Налетевший холодный ветер мурашками пробежал по спине.

К ночи связисты наладили связь. Проложили новый провод вместо изорванного на куски. Лейтенанту передали приказ перейти к обороне. Это значит, что нужно ещё глубже закопаться в земле, углубить воронки, превратить их в окопы. Теперь, когда в деревне появились немецкие танки, о наступлении роты на деревню не могло быть и речи.

С наступлением темноты старшина привёз продукты и взрывчатку. Явились два сапёра. Они должны были заложить заряды в воронках и взорвать их. Промёрзшую землю ни киркой, ни лопатой, ни руками не взять. На сухих и снежных местах почва промерзает не так глубоко. Взрывчатка, здесь работает с эффектом.

Не глубокий, по пояс, вырытый в мёрзлой земле, окоп защищает солдата надежно. Прямое попадание почти исключено.

Всю первую половину ночи на передовой громыхали раскаты взрывов. Перед утром ординарец и ротный пошли по окопам проверить солдат, как у них идут дела по углублению воронок.

Ещё с вечера командир роты приказал младшему лейтенанту выделить людей и убрать с передовой трупы убитых.

— Не очень высовывайтесь! — заметил ротный солдатам, проходя вдоль окоп.

Ординарец шёл за ротным чуть сзади. Они вышли на правый фланг. Здесь в неглубоком окопе находился младший лейтенант. Когда они с ротным спрыгнули в окоп, то рядом с младшим лейтенантом в окопе увидели полураздетого солдата.

— Думали, что его на куски разорвало! — кивнул головой в сторону солдата младший лейтенант.

— А он, вот явился живой!

— Два дня его во взводе не было. Говорит, что у немцев был.

— Как это у немцев? — переспросил ротный.

— Говорит, двое суток у немцев был. Вот только-что в сумерках явился.

— В самом деле, у немцев был? Может с перепугу, где в лесу отсиживался, а теперь сочиняешь?

Солдат низко опустил голову, зашмыгал носом и у него на небритых щеках, появилась слезинки. То ли они появилась от холода, то ли от обиды или жалости к себе, но две крупные слезинки быстро скатились по щекам.

— Нет, товарищ лейтенант. Я у них по правде в сарае сидел.

— А ты знаешь, что будет с тобой, если наши смержовцы узнают об этом?

— А я, товарищ лейтенант им ничего не сказал!

— Кому не сказал?

— Им, немцам! Когда был на допросе.

Ротный и взводный дружно засмеялись.

— О чём же они тебя пытали?

— Всякое спрашивали! — ответил солдат, вытирая вспотевшее от напряжения лицо.

— Били наверно?

— А чего меня бить? Я и так ничего не знаю.

— Спросили, какая часть, — Не знаю! Мы неделю, как прибыли с пополнением.

— А кто у вас командир роты? Знаешь?

— Знаю!

— Кто?

— Ротный!

— Они видно подумали, что это фамилия ваша такая, переводчик в блокнот записал и спрашивает:

— Он у вас украинец?

— Кто?

— Лейтенант Ротный?

— Потом ещё чего-то спросили. А чего я мог им сказать?

— После того меня увели в сарай и поставили часового.

— Я сидел внутри. Часовой снаружи ходил. Мне не видно его, а слыхать было. Он куда-то отходил. Потому, что когда возвращался всякий раз, что-то по ихнему бормотал и кричал мне через закрытую дверь:

— Иван, ду бист хир?

— Сам ты хир! — отвечал я ему.

Он опять чего-то бормотал и довольный уходил куда-то.

Каждый раз я слышал, как он топтался на месте, сморкался в тряпку и опять исчезал. Было слышно, как снег скрипит у него под ногами. Один раз я подошёл к самой двери и когда он ушёл, надавил на неё. Дверь оттопырилась, я выглянул наружу. Гляжу, нет никого. Тихо кругом. Я решил бежать.

Выбрался из сарая наружу, да головой зацепился за что-то в дверях. Дёрнулся вперёд, а шапка на двери осталась. Я побежал. Было некогда оборачиваться назад. А рукавички у меня немец отобрал, когда вёл в сарай с допроса.

Добежал я до оврага и прыгнул в снег под крутой берег, там решил отдышаться. Присел, забылся немного, а когда открыл глаза, было уже темно. Шинель на уши натянул, вот и сюда дошёл.

— А как ты к немцам попал?

— В тот день меня ранило, маленько. По каске осколком ударило. В глазах какие-то шарики и мушки летали. Товарищ младший лейтенант велел идти в деревню в санвзвод. Вот я и пошёл. Да только пошёл я в другую сторону. По дороге голова всё время кружилась. Зашёл в деревню, вижу в деревне немцы. Вот они меня и взяли.

Солдат почему-то всё время торопился, рассказывая свою историю. Он был рад, что снова вернулся к своим. Но, услышав замечание командира роты, на счёт контрразведки сник и задумался. Он понимал, что передай его ротный тыловым на допрос, те из него быстро сделают матерого шпиона. Открытое и доброе лицо его излучало растерянность и страх, а большие нескладные руки, подчиняясь внутреннему волнению, хаотично шарили по шинели, как будто искали порванную осколком или пулей дыру.

— Ты кому из солдат говорил, что был у немцев?

— Кроме, как товарищу младшему лейтенанту, больше никому!

— Ну, вот что! Сам соображай! Твоё дело об этом забыть! И помалкивать! А то там, в дивизии из тебя быстро контру сделают!

— Понял?

— Понятно!

Солдат мотнул головой, вскинул вверх покрасневшие от холода веки и с выражением благодарности и облегчения промямлил невнятно:

— Спасибо!

— Дай ему винтовку! — сказал ротный, — Здесь у нас от убитых остались.

— А шапку с убитого сам возьмёшь.

Солдат снова мотнул головой, улыбнулся в знак согласия, заёрзал на месте, взял винтовку и заторопился к своим солдатам во взвод.