Ванька-ротный

— Знаешь что! — говорю я ординарцу.

— Давай-ка снимем рубахи. А то мы с тобой целый день здесь мотаемся на виду у немцев. Подкараулят они нас! Стукнут из снайперской винтовки!

Я останавливаюсь, снимаю с себя рубаху маскхалата и отдаю её ординарцу.

— На положи к себе в мешок!

Ординарец тоже до половины раздевается.

Старшина Сенин издалека замечает нас. Он что-то говорит своим солдатам, и те зашевелились в окопах.

Да! Стоило один раз по делу прикрикнуть на старшину, и старая дружба сразу дала трещину. Но что сделаешь? Война во всё вносит свои поправки!

К вечеру потемнело. Подул резкий ветер. Снежная пыль зашуршала под ногами. Застонали пустые разбитые окна в избах. На ночь я решил пойти в избу лечь и отдохнуть. Считай уже третьи сутки на ногах, нужно лечь и выспаться как следует.

Окопы у Сенина почти готовы. Черняев забрал топоры и приступил к работе. Я предупредил старшину, и мы с ординарцем пошли в избу, отведенную комсоставу. Там сидели связисты, они круглосуточно посменно дежурили у телефона. На полу была набросана солома, мы легли и тут же заснули.

Утром, с рассветом в деревню прилетел первый снаряд. Немцы стреляли откуда-то из-за леса. За ночь все свежие выбросы земли перед окопами Сенина замело и запорошило чистым снегом, так что они растворились в белом пространстве.

Второй немецкий снаряд прошуршал и ударил под крышу соседнего дома, ещё один рванул за обрывом, перелетев дома. Потом зафыркали ещё два, они грохнули с недолётом на дороге. [Там,] На дороге перед взводом Черняева, поднялся столб снега и чёрного дыма. За двумя прилетело ещё несколько, они метнулись к домам Черняева, где были вырублены амбразуры.

Мы с ординарцем быстро поднялись на ноги и перебежали в окопы к солдатам Сенина. Солдаты в окопах как-то вдруг сгорбились, втянули шеи, навострили уши |и присели поглубже| и смотрели что будет.

— Пристреливают! Товарищ лейтенант!

Я обернулся на голос, и увидел в соседнем окопе старшину Сенина.

— Ты всех убрал из домов? — спросил я, — Пошли двух солдат, пусть ещё раз проверят! И вели всем немедленно в окопы! Телефонистам скажи, чтоб забрали свой телефон и бежали сюда!

— Учти! Через две минуты будет поздно! Немцы откроют беглый огонь.

Откуда у меня появилась такая уверенность? Я впервые видел, как рвутся снаряды.

— Ну, Черняев! — подумал я. Достанется сегодня тебе и твоим солдатам! Влепит он вам по амбразурам!

Когда после очередной пристрелочной пары немцы пустили залп беглым огнём, то с одной из изб сорвало крышу и щепа разлетелась, как куриные перья, кругом.

Вот когда всем солдатам стало ясно, что такое в снежном поле окоп. Немец разнесёт всю деревню, не оставит бревна на бревне, сотрёт всё с поверхности земли.

Немецким наблюдателям видны темные силуэты изб на снегу. Амбразуры пересчитали в стереотрубу. Они пристреляли улицу по самому краю домов.

И вот, после небольшой паузы, послышался отдаленный нарастающий гул летящих на нас снарядов. Затем мы услышали затихающий звук их полёта. Над деревней вскинулось пламя, последовали мощные удары, и деревню заволокло дымом. Стенки окопов дрогнули и зашатались. Удары снарядов отозвались у нас внутри. От домов полетели бревна и доски. Дома как бы на миг подпрыгнули от земли, повисли в воздухе, и с грохотом осели вниз. Взметнулись обрывки щепы, стропила крыш, обрывки, куски и кирпичи. Немцы били по домам тяжелыми фугасными снарядами. Бревенчатые коробки домов перекосились и стали рушиться.

Я вспомнил бомбёжку на Волге. Тогда нам взрывы показались силой сверх человеческого предела. То, что творилось сейчас, [та] бомбёжка была просто детской забавой. Возможно, что самое страшное быстро забывается, и человек каждый раз переживает всё заново |преодолевает и переживает всё иначе и по-другому|. Небольшой обстрел уже не вызывает в нас "мондроже".

Залпы немецких батарей следовали один за другим. Над деревней повисло чёрное облако дыма. Металась и дрожала земля. Уходил из-под ног мёрзлый окоп. Мы вместе с окопом подпрыгивали при очередном недалеком ударе.

В какой-то момент наступила короткая пауза. Я поднялся на ноги и осмотрелся кругом. Я хотел взглянуть туда, где сидели солдаты Черняева. Два дома, которые он занимал, горели. Яркое пламя охватило их крыши. Искры и черный дым ветром сносило в нашу сторону.

Если Черняев с солдатами сгорит в этих домах, то его и солдат объявят героями. Про самого Черняева пропечатают в дивизионной газете, — "Погиб на огненном рубеже!".

Около домов не видно ни одной живой души. Никто не мечется и не выбрасывается из окон и дверей.

Но вот опять полетели снаряды. При ударе фугасного снаряда в пылающий дом, в небо взлетают горящие обломки и сыпятся искры.

Солдаты старшины Сенина скорчились в своих окопах. Но не все пали ниц, есть [и] любопытные. Они выглядывают поверх окопов и посматривают на горящие дома. |Одни согнулись, воткнулись в мёрзлую землю окопа, ждут смерти и молят о жизни, о спасении своей души, другие только вздрагивают, но не пригибаются|, [поглядывая вокруг]. Теперь видно, кто из них к войне годится, кто будет воевать, а кто закончит войну, не увидев её своими глазами. Теперь солдаты поняли, что их тяжкий труд не пропал даром.

Но вот опять послышался гул и через десяток секунд над деревней загрохотали беспорядочные разрывы. Спины солдат согнулись. Каждый очередной удар гнёт их ниже и ниже на дно окопа.

Но, несмотря на неистовый огонь, грохот и рёв, все, кто уткнулись головой меж колен, уверены и знают, что немцам в окоп не попасть. Страх, конечно, у каждого есть. Но в белом снегу окопов не видно.

Теперь солдат почувствовал на собственной шкуре, что значит попасть под обстрел. Каждый новый залп устремляется к земле, каждый новый удар застилает всё дымом|, и заставляет подгибать колени. Но в сознании теплится надежда, что ты жив, и что с тобой ничего не случится.|

Но вот с гулом и рёвом успели освоиться ещё несколько солдат. Они чувствуют, что шуму много, а прямых попаданий не предвидится. Они вытянули шеи, стоят и выглядывают наружу. Что это? Лихость, храбрость, проба своих сил, или просто человеческое любопытство?

В начальный момент я тоже было уткнулся в окопе. Но тут же сообразил, куда падают и где рвутся снаряды. Я видел [понял], что окопы в стороне от обстрела|, но в этот момент нужно всё равно найти в себе силы, чтобы преодолеть грохот и страх|, что в первый момент нужно осмотреться кругом и осмыслить обстрел. Я поднялся на ноги и стал наблюдать за обстрелом. Любопытство и первый страх! Любопытство и [ли] страх! Что преодолеет? Я смотрел вдоль деревни и думал. Мне нужно знать, что делается теперь на поверхности земли. Мне нужно знать, как действовать в будущем. Что твориться у младшего лейтенанта Черняева? Тем более, что осколки не долетали до нас. При взрыве снаряда, осколки веером уходили вперёд.