Варавва
Шрифт:
Вдруг Варавва принял решение.
— Я должен пойти к могиле Назорея.
— Зачем? Что тебе там делать?
— Не знаю, — ответил Варавва. — Меня тянет туда. Все, что я слышал о Назорее, очень загадочно. Даже тайна Его рождения… Как можно поверить, что Его мать — дева? Мой разум не может вместить этого…
— Вот вся твоя суть! — сердито сказал Мельхиор. — Если следовать твоей логике и не признавать все, чего не понимает человек, тогда надо отвергнуть всю гигантскую и непостижимую деятельность вселенной!.. «Где был ты, — спросил Бог Иова, — когда Я положил основание миру? Разве ты приказал быть утру?» Увы, глубокомыслящий, разумный Варавва, если ты хочешь понять все тайны Божественной Воли, тебе придется пройти через бесконечное
— Как бы я хотел поверить в такого Бога! — сказал он тихо. — В Бога, Который действительно нас любит и Которого мы могли бы любить.
Подчиняясь внезапному порыву, он подошел к Мельхиору и обнял его.
— Я не знаю, кто ты, — сказал он, — но твои слова смелы, ко мне ты более чем великодушен. Располагай мной в любом деле.
Мельхиор дружески улыбнулся.
— Я не нуждаюсь в помощниках. Я сам себе служу уже много лет и не находил более верного и преданного наперсника… Все же, чтобы удовлетворить твою щепетильность, я принимаю твое предложение.
Облегчение, граничащее с радостью, отразилось на темном лице Вараввы.
— Благодарю тебя, — сказал он просто. — Могу ли я что-нибудь сделать для тебя в городе?
— Ты можешь принести мне вести, — ответил Мельхиор и продолжал загадочно:
— Скоро случится нечто очень важное… Но если ты пойдешь к могиле Назорея, не затевай ссоры со стражей, чтобы тебя не обвинили в намерении украсть Тело Распятого. Священники трясутся от страха, ибо Назорей поклялся, что на третий день, то есть завтра, запомни — завтра, Он воскреснет!
Варавва воскликнул:
— Ты повторяешь безумное предположение Воскреснуть, восстать из могилы? Невозможно! Мельхиор сказал убежденно:
— Если смерть — уничтожение, тогда это невозможно. Но если смерть — продолжение жизни, то это свершится!
Глава VII
Слова Мельхиора еще звучали в ушах, когда Варавва шел по улице, стараясь сосредоточиться. Но это ему не удавалось. В голове был какой-то туман, и он не мог дать себе отчета во всем, что произошло с ним в последнее время. Целая вечность, казалось, прошла с того утра, когда его освободили, а Назорея приговорили к смертной казни. Он безумно верил Юдифи Искариот и любил ее, как любят только раз в жизни. Теперь он знал ее порочность и лживость и хотя все еще любил, но этой любви, скорее страсти, он смутно стыдился. Вор, убийца чего-то стыдился? С каких это пор? Как увидел Назорея… Это было странно. Варавва напрягал всю свою волю, стараясь понять, каким волшебством обладал Человек, близость Которого, несмотря на то что Его распяли и Он умер, все еще ощущалась. Таинственная близость, от которой всякий грех становился ненавистным, противным.
Вздыхая и сердясь на себя, что не может разобраться в своих чувствах, Варавва вспомнил первоначальное намерение и направился к дому Искариотов. Там он с ужасом узнал о внезапном исчезновении Юдифи.
— Я ее найду, Я не успокоюсь, пока не отыщу ее, где бы она ни была, — сказал Варавва, и слугу поразило выражение отчаянной решимости в его лице.
Перепуганный
слуга подумал, что, похоже, сегодня все посходили с ума, и Варавва в особенности.А тот шел, спотыкаясь и ничего не видя перед собой, кроме Юдифи, какой она была накануне вечером.
— Куда она могла деться? — размышлял он. — Может быть, сбежала к Каиафе?
Дворец первосвященника был близко, но его скрывали высокие пальмы и густолиственные смоковницы за высокой оградой сада, в который никто посторонний проникнуть не мог. Нельзя было н надеяться незаметно пройти в дом, а явиться туда открыто Варавва не решался. Жилище первосвященника было для него неприступной крепостью.
Вдруг Варавва увидел знакомую фигуру в бедном, грубом платье. Светлые волосы обрамляли печальное, нежное лицо шедшей навстречу женщины. Это была Мария Магдалина. Ее удивительная, тихая красота так не вязалась с ее репутацией, что взволнованный Варавва воскликнул:
— О женщина! Зачем твоя красота осквернена позором! Лучше умереть, чем жить так, как ты живешь!
Она подняла на него прекрасные, грустные глаза, в которых стояли слезы.
— Друг, Магдалина умерла! К ногам Господа сложила она свою прежнюю жизнь со всеми грехами. Перед тобой Мария, прощенная Христом. "Иди, — сказал
Он, — и не греши больше!" Как же можно нарушить столь высокий приказ? Можно ли, увидев свет, вернуться во мрак?
Варавва вспыхнул. Мария смотрела на него кроткими, сияющими глазами, проникающими в душу.
— Я узнала тебя. Ты Варавва, которого освободил народ и который вместе с народом смотрел, как распинали Учителя. У тебя должно быть много причин для радости, а ты печален. Почему? Поделись со мной своим горем…
Неожиданно для себя самого Варавве вдруг захотелось рассказать все, что тревожило его.
— Я знаю эту красивую, гордую девушку, — сказала Мария, внимательно выслушав рассказ об исчезнувшей Юдифи. — Проходя однажды мимо, она с отвращением отшатнулась, боясь случайно коснуться меня и этим оскверниться. Наверное, она очень благочестивая, если так свято соблюдает фарисейские установления…
Эти слова глубоко ранили Варавву.
— Не хочу лгать тебе, Мария. Юдифь не такая, как ты думаешь. Она одержима таким же демоном, какой прежде был и в тебе.
Глаза Марии выражали сочувствие.
— Как она несчастна! Мне жаль ее. Если я встречу Юдифь или что-нибудь о ней услышу, я дам знать. Где найти тебя?
Варавва сказал, в какой гостинице остановился Мельхиор.
Кивнув на прощание, Мария ушла. А Варавва подумал, что Юдифь может быть в Гефсимании, у того места, где умер ее брат, и он поспешил туда.
Глава VIII
Легкий ветерок пробегал по густой листве, прозрачный ручей тихо журчал в овраге, по склонам которого росли старые маслины. В этом месте вчера ночью нашли Иуду. Со страхом и в предчувствии нового несчастья Варавва раздвинул низкие ветви, но никого не увидев, двинулся дальше. Пройдя через калитку, он очутился в плотной тени раскидистых пальм, за толстые стволы которых цеплялись ползучие дикие розы. Варавва тихо шел по едва приметным тропинкам и слово за словом вспоминал все, что рассказывал Петр про последнюю ночь, проведенную Учителем в саду Гефсимании.
Здесь, возле пышных колючих роз, Он на коленях скорбел и плакал о людях такими горючими слезами, которых не пролить глазам смертного.
Присутствие в саду показалось Варавве почти святотатством, и он повернул назад. Мысль о сущности Назорея не давала покоя. Кто Он? Почему Его Дух витает повсюду, наполняя вселенную? Почему Его никак не удавалось забыть? Да, Он Учитель новой веры, но и прежде были проповедники новых идей и сколько их еще явится миру… Он необыкновенно красив и мужествен, но мало ли людей обладают такими качествами… Он был добр, сострадателен, лечил больных, утешал страждущих… Может быть, в этом Его Божественность — в Его бескорыстной, преданной, неизменной любви, не требующей ничего для Себя, но дающей людям все?