Варфоломеевские ночи

– Гершон, а Гершон! Ты, почему так долго спишь после секса? Надо же садиться за роман "Что делать?" Я не могу больше, у меня голова пухнет от этой книги. У тебя тридцать страниц, а я едва накрапал три. Всего три, ты понимаешь это, Гершон? Ты революционер или так себе шавка, что крутится возле меня за кусок мяса во время варки супа.

– Володя, еще один сеанс с той, бритоголовой, и я приступаю. Знаешь, после секса как голова работает, ужас. Даже то, что мы украли это название у Чернышевского, нисколько меня не смущает, - сказал Гершон Апфельбаум.
– И не должно смущать. Революционерам все дозволено. Даже однополые контакты. Давай поженимся, а?

Ленин расхохотался, а потом нахмурился.

Ленин по утверждению политических оппонентов был на удивление сварливым и мстительным человеком, он всегда таил обиду на всех и на каждого в отдельности. Много причин было для этого. Он считал себя умнее любого смертного, а следовательно полагал, что все ему завидуют и чтото такое прячут нехорошее на дне своей загадочной души. Каждого человека он считал порядочной дрянью, а благородство, совесть, честь отвергал, как буржуазные субстанции.

Как-то один из его сподвижников, то ли Бронштейн, то ли Кацнельсон сказал ему:

– Володя, что это ты все корпишь над бумагами, а если не ты, то Апфельбаум...

– Что Апфельбаум, что Апфельбаум? Он только смотрит то, что я написал, ну иногда ставит запятые, правда, Гершон? Ну, скажи им, они темные люди, они ничего не понимают в колбасных обрезках. Они дураки, подлецы. С такими ми...овую ...еволюцию никогда не осществишь.

Апфельбаум моргнул и углубился в бумаги. Он не выдавал тайны, он дорожил дружбой с Лениным, и готов был лизать ему пятки, а не то, что сочинять ему всякие талмуды с еврейской хитростью, чтоб никогда никто ничего в них не мог разобраться.

Сам Апфельбаум (Зиновьев) был импульсивным человеком, метался из стороны в сторону, много раз изменял Ленину, ссорился с ним, предавал его и вновь к нему возвращался. Его собратья по крови такие как, Баилих Мандельштам (Луначарский) впоследствии давали ему положительную характеристику, приписывали статус выдающегося оратора, но наиболее правдиво характеризовала вождя его любовница. "Личность Зиновьева особого уважения не вызывала, люди из ближайшего окружения его не любили. Он был честолюбив, хитёр, с людьми груб и неотёсан.... Это был легкомысленный женолюб, он был уверен, что неотразим. К подчинённым был излишне требователен, с начальством - подхалим". Ленин Зиновьеву покровительствовал, но после его смерти, когда Сталин стал пробиваться к власти семимильными шагами, карьера Зиновьева стала рушиться. Мы о нем еще вспомним.

А пока он трудился над пустым политическим, довольно склочным трактатом под названием "Что делать?", он шепнул Ленину на ухо:

– Отдохни, Володя, я потружусь. У меня сейчас бродят такие мысли в голове, в которых и самому трудно разобраться, и поэтому я их туда и запихаю. Почему Гегеля так высоко ценят? Да потому что никто не понимает, о чем он писал, к чему призывал. А коль так, то остается одно: назвать его гением. И ты по этой части идешь. Какой роман не возьми, ничего не понятно, а тем более пролетариату, да пролетариат тебя веками будет считать гением, Володя.

– Полностью согласен, но, Герша Аронович, давай работать! трудись упорно и добросовестно, кляча. Сегодня двадцать страниц должен накропать, не меньше. Ну и рожа у тебя, Гершон!

– А ты? Посмотри в зеркало и убедишься, что ты похож на пугало огородное, - сказал один из соратников Ленина.
– Нельзя так. Пойдем, развлечемся с молодухами. Я знаю специальный дом, где за мизерное вознаграждение можно пообщаться с симпатичной куколкой, при этом она предстанет перед тобой, в чем мать родила, лишь бы ты был доволен. Они, эти пухленькие хохотушки с розовыми личиками, необычайно ласковы, знают толк в пикантном деле, не то, что твоя Надя, так похожая на старуху, у которой только что отвалились рога изобилия, с ленивой походкой и холодным философским взглядом. По тебе видно, что ты в семье несчастлив.

– Я категорически возражаю!
– громко произнес Гершон Апфельбаум и угрожающе посмотрел на Володю.

– Молчи, Герша. Все познается в сравнении. А это не противоречит учению Маркса-Энгельса?
– произнес Володя и расхохотался.

– Наоборот. Ты отдохнешь душой и телом, да и мозг придет в движение, а там, глядишь, новый политический труд родится. Вон уж лысый стал, голова похожа на дамское колено. Пора в люди выходить, вождем становиться.

– Именем мировой революции - идем на завоевание проституток!

В бордели было много красоток, представительниц разных национальностей, выбирай любую. Ленин долго оценивал каждую и остановился на той, которая внешне не напоминала ему супругу Надю, поскольку Надя в постели была слишком флегматичной, она не знала как вести себя с гением в изгнании, хотя это изгнание было как будто добровольным.

Она, бедняжка, не извлекла никаких уроков, будучи замужем до Ленина, не думала, что она как женщина вызывает у него не только равнодушие, но и отвращение. И если он не разводился с ней, то только потому, что она была хорошей кухаркой, его политическим соратником и секретарем. Кстати, говорят, Ленин тоже уже был женат прежде, но это было великой тайной на протяжении всей истории КПСС. Могло быть и такое, но это никак не могло повлиять на развитие марксизма.

Группа марксистов во главе с Лениным отправилась в дом терпимости, где их приняли с распростертыми объятиями. Кацнельсон, будущий Свердлов, чьим именем будет назван один из городов на Урале, протирая очки, и вытирая сопли белым, немного коричневым платком, сказал настоятельнице борделя, широкоплечей даме высокого роста с некрасивым шрамом на левой щеке:

– Перед вами вождь мировой революции, а не х... собачий. Предоставьте ему самую сексуальную, самую красивую девушку высокого роста не старше восемнадцати лет. Знайте: мужчины низкого роста любят дам высокого роста, а дамы высокого роста никогда не в обиде на мужчин низкого роста. И еще. Старики, такие как мы, любим молоденьких, глупеньких, но в постели незаменимых. Если кто-то из них прочитал "Капитал" Маркса, платим двойную цену.

– О,... о! Ес!
– произнесла дама, обнажая металлические зубы и намекая на то, что не мешает позолотить ручку.

Кацнельсон извлек увесистый мешочек и бросил двадцать золотых рублей настоятельницы. Все равно это были деньги из партийной кассы, а партийная касса пополнялась ежедневно русскими меценатами, да и сами партийцы не дремали. Они совершали набеги на банки, на кассы, грабили и даже убивали, если выхода другого не было, но деньги приносили и сдавали в кассу исправно.

Вскоре вошли три блондинки под метр восемьдесят в шелковых халатиках, застегнутых на одну пуговицу.

– Кто есть тут Волод Уланов-Бланк?
– спросила одна, расстёгивая пуговицу.
– Я смотрел "Капитал" и борода Маркс-Мордыхай, фи, борода, как мой бабушка овечья задница.

Но Ленин уже потерял ориентацию, наплевал на бороду Мордыхая и сунул свою лысину в грудь проститутки, воскликнув:

– Да здгаствует миовая ...еволюция!

Блондинка схватила его за брючный ремень и поволокла в комнату наслаждений.

Вождю так понравилась блондинка, что он назначил ей солидное пособие, снял для нее квартиру, и почти каждый день после напряженного труда отправлялся к Джулии в раскрытые объятия.