Варфоломеевские ночи

Царь Николай Второй сослал его в Сибирь и там, в ссылке, Ленин получал довольно солидное денежное вознаграждение, что позволило ему жить на широкую ногу. Он купил лошадь для прогулок, сочинял свои безжизненные талмуды, пока еще самостоятельно, без Гершона Апфельбаума, с коим еще не был знаком, читал революционную литературу (Добролюбова и Чернышевского, звавшего Русь к топору), вел обширную переписку с друзьями-революционерами. Сюда же к нему приехала почитательница его идей Наденька Фишберг (Крупская), серая мышка, с немного выпученными глазами, у которой, по всей видимости, туго было с женихами, да и будущий вождь мирового пролетариата, как утверждают злые языки, уже был женат до знакомства с Наденькой; здесь же они сыграли довольно приличную свадьбу. (Если бы только знал всемогущий тогда русский царь, как отблагодарит его молодой якобинец, когда захватит власть?)

Но Ильич не проявил страсти к молодой супруге как к женщине, она была слишком покладистой, слишком преданной, холодной в постели, на все готовой, на все реагирующей с едва заметным восторгом и расстегивающей воротник, когда Ильич начинал щурить глаз.

Он быстро увидел в ней преданную служанку и понял, что можно побаловаться клубничкой на стороне, а позже, когда появилась Инесса, он и вовсе поставил супругу в известность, что в будущем они будут жить втроем.

Когда появилась Инесса Арманд, уже родившая к тому времени пятерых детей от другого (других) мужчин, супруга Надя впала в прострацию, но будучи неглупой женщиной, к тому же руководствуясь марксистским учением о многожёнстве, решила смириться. Она осталась в семье в качестве не то няньки, не то домашней прислуги.

В будущем об этом периоде жизни революционного якобинца будут написаны сотни, тысячи диссертаций и великие марксисты станут, извращая истину, профессорами и докторами наук. Правда, никто из них имени Инессы даже не упоминал в своих псевдонаучных трудах.

Жизнь Наденьки и Ильича подавалась как пример для подражания для молодоженов советской страны. Верность Ленина как семьянина так старательно муссировалась, что поневоле, правда гораздо позже, возникла поговорка: "Трехспальная кровать - Ленин с нами".

Во время медового месяца Ленин еще не страдал от пикантной болезни, и его не покидала надежда на потомство наряду с надеждой дорваться до власти и сделать Россию плацдармом для победы мировой революции. Но надежды на потомство не оправдались: то ли Наденька оказалась бесплодной, то ли будущего гения природа лишила радости отцовства.

Как муж Ленин довольно быстро разочаровался в Наденьке и углубился в дебри марксизма.

"Ладно, - сказал себе будущий вождь "мирового" пролетариата, - постель это не главное для политического деятеля такого масштаба. С постелью мы еще разберемся. Среди революционных масс найдется молодая революционерка, с коей душа и тело познают земную радость в минуты краткого отдыха от политической теории мировой революции. А посему надо ехать за границу. Надо потребовать у этих русских дебилов как можно больше денег в партийную кассу".

Сказано - сделано. Будущий гений очутился в Швейцарии вместе с Наденькой. Сюда стали приезжать кавказские плечистые ребята, а точнее бандиты, грабившие банки с кожаными сумками, набитыми золотыми рублями, и Ленин с семьей смог зажить на широкую ногу. Здесь им были написаны многочисленные политические талмуды совместно с Апфельбаумом, в которых освещались свары между оппонентами и политическими единомышленниками. Злые языки говорят, что Апфельбаум стремился окончательно вытеснить Наденьку из революционного сердца.

– Гершон, а Гершон! Ты, почему так долго спишь после секса? Надо же садиться за роман "Что делать?" Я не могу больше, у меня голова пухнет от этой книги. У тебя тридцать страниц, а я едва накропал три. Всего три, ты понимаешь это, Гершон? Ты революционер или так себе шавка, что крутится возле меня за кусок мяса во время варки супа.

– Володя, еще один сеанс с той, бритоголовой, и я приступаю. Она сладкая и лживая, как наша книга "Что делать?" Знаешь, после секса как голова работает, ужас. Я едва успевая строчить. Даже то, что мы украли это название у Чернышевского, нисколько меня не смущает, - сказал Гершон Апфельбаум.
– И не должно смущать. Революционерам все дозволено. Даже однополые контакты. Давай поженимся, а?

Ленин расхохотался, а потом нахмурился.

***

Ленин по утверждению политических оппонентов был на удивление сварливым и вспыльчивым и даже мстительным человеком, он всегда таил обиду на всех и на каждого в отдельности. Много причин было для этого. Он считал себя умнее любого смертного, а, следовательно, полагал, что все ему завидуют и что-то такое прячут нехорошее на дне своей загадочной души. Каждого человека он считал порядочной дрянью, а благородство, совесть, честь отвергал, как буржуазные субстанции.

– Как ты думаешь, Гершон, человек - дрянь?

– Ну не всякий конечно, - тут же ответил Гершон, недолго думая.
– Мы, к примеру, тоже человеки. Кто бы посмел назвать нас, умных, гениальных дрянью? Я такого просто не мыслью себе.

– Ну, мы вне всяких там суждений, среди пролетариата, раз мы вожаки этого пролетариата, а что касается капиталистов и прочей сволочи, то они просто не в счет. А вот, русский мужик, тут и речи не может быть. Он - дрянь. Русский мужик - дрянь, а русская интеллигенция - говно.

– Давай я запишу эту мудрую мысль в роман "Что делать?"

– Э, нет. Этот политический роман о другом.

– О чем? О сварах? тогда давай примеры, а то я уже все свары, какие только были между нашими оппонентами, описал.

– Поищи что-нибудь у Маркса или Энгельса, и одолжи у него несколько фраз, он не обидится. Не сможет. Его поганый труп сожгли и развеяли над разливом, так как он был порядочной дрянью, га-га-га, - сказал Ленин и сощурил левый глаз.

***

Как-то один из его сподвижников, а точнее Апфельбаум, предложил ему:

– Володя, что это мы все корпим над бумагами, а если не ты, то я, Апфельбаум...

– Что Апфельбаум, что Апфельбаум? Ты только смотришь то, что я написал, ну иногда ставишь запятые, правда, Гершон? Ну, скажи им, они темные люди, они ничего не понимают в колбасных обрезках. Они дураки, подлецы. С такими ми...овую ...еволюцию никогда не осуществишь.

Апфельбаум моргнул и снова углубился в бумаги. Он не выдавал тайны, он дорожил дружбой с Лениным, и готов был лизать ему задницу, а не то, что сочинять ему всякие талмуды с еврейской хитростью, чтоб никогда никто ничего в них не мог разобраться.

Сам Апфельбаум (Зиновьев) был импульсивным человеком, метался из стороны в сторону, много раз изменял Ленину, ссорился с ним, предавал его и вновь к нему возвращался. Его собратья по крови такие как, Баилих Мандельштам (Луначарский) впоследствии давали ему положительную характеристику, приписывали статус выдающегося оратора, а любовницы отзывались о нем недоброжелательно, называли его честолюбивым женолюбом и хвастуном. И даже подхалимом. Ленин Зиновьеву покровительствовал, но после его смерти, когда Сталин стал пробиваться к власти семимильными шагами, карьера Зиновьева стала трещать по всем швам. Мы о нем еще вспомним.