Вариант "И"

Если бы на этом история прекратила течение свое, то Изгонову не пришлось бы выступать сегодня с докладом: он со своей командой просто пребывал бы у власти. Однако, пока коммунисты пытались методом тыка и ляпа возродить свою былую империю, в политических глубинах тихо, под сурдинку, происходила консолидация двух действительно серьезных движений, из которых в недалекой перспективе предстояло возникнуть двум крупным блокам — демократов и азороссов. От имени последних сегодня должен выступить Бретонский.

Это партийное объединение, как нередко бывает, возникло из многих более мелких партий. Кроме либеральных демократов с их традиционно восточной ориентацией, сюда вошли исламские партии, преодолевшие первый период политической незрелости и разногласий и убедившиеся в том, что можно безбоязненно вступать в серьезную политику. Движение заметно окрепло после того, как в него влились евразийцы, оплодотворившие его теорией, из которой правда, к нашим дням мало что сохранилось. А от здания теории оставался лишь один шаг до превращения движения в практически единую партию, пополнившуюся многими разочарованными Западом демократами.

Любопытно, что именно в это десятилетие при правлении коммунистов, но иногда без их участия были предприняты первые конкретные шаги по сближению России с Востоком. Как ни странно, такое, казалось бы, стоящее вне политики учреждение, как академический Институт востоковедения, выступило с предложением созвать панисламскую конференцию под лозунгом «Примирение», и она действительно состоялась в Москве.

Основной темой конференции было примирение суннитов и шиитов — двух основных течений мусульманства. Но это формально. А фактически там решались куда более важные практические вопросы. Причем важные в первую очередь для России. Когда я в одной газете того времени прочел список российской делегации, я лишь присвистнул: большую половину ее составляли вовсе не специалисты в делах исламского вероучения, а политики из оппозиции, финансисты и военные.

И результаты последовали быстро. Вскоре после этой конференции произошло по меньшей мере два события, заслуживающих пристального внимания. Во всем исламском мире, а особенно на вечно бурлящем Северном Кавказе, наступило неожиданное благодатное спокойствие, чего уже и перестали ожидать (правда, таджикские государства — светская республика и исламский эмират — все еще время от времени обменивались свинцовыми любезностями), и второе — не правительство России, но некоторые банки и крупные компании получили довольно ощутимые кредиты под льготный процент, но на определенных политических условиях. После этого партия азороссов быстро пошла в рост.

Кстати, немалая часть из полученных денег пошла в деревню. И, что уж совсем странно, их не разворовали. Очевидно, своевременно предупредили кого нужно, что это — табу, не то и головы недолго лишиться. В самом прямом смысле слова.

Таким вот был второй деценний — в самых основных чертах.

Наконец Изгонов иссяк. Зал поднялся и, на ходу сбиваясь в группки и переговариваясь, присутствующие потекли в направлении буфетов, в которых недостатка не ощущалось, даже если не считать того, которым мы уже пользовались. Как сказано в суре «Совет», в айяте тридцать четвертом: «Все, что вам доставлено, — удел жизни ближней».

— …Послушай, я уже просто не чувствую пальцев, — жалобно прошептала Наташа. Я наклонился и поцеловал эти бедные пальцы.

То ли Бретонский был и впрямь сильно напуган, то ли, наоборот, собирался торжествовать окончательную победу — хотя не исключена возможность, что он просто-напросто старался держать данное обещание, — так или иначе, он действительно ждал нас около лифта для избранных и без всяких осложнений провел наверх, в харчевню для небожителей. Усадил за столик. Заказал прохладительное. Пока он объяснялся с официантом, я с любопытством оглядывался, Весь мой список был здесь, и еще какое-то количество людей, в него не входивших и потому интересовавших меня куда меньше. Шейх Шахет абд-ар-Рахман, находившийся в Москве вот уже две недели — как полагали, в связи с подготовкой Всемирного совещания нефтяных стран, — тусовался в центре довольно плотной кучки россиян. Меня он, разумеется, не заметил — как и я его. Вообще у каждого политика тут была своя кодла, друг же с другом они не очень общались; видимо, участием в съезде исчерпывались их общие интересы, в остальном же они выглядели скорее конкурентами. В печальном одиночестве пребывал разве что никуда, как оказалось, не уехавший Изя Липсис; завидев меня с дамой, он дернулся было в мою сторону, но вовремя остановился и отвернулся. Мне показалось, что, отворачиваясь, он весьма выразительно подмигнул, из чего я заключил, что происходящее ему нравится.

А вот мне оно вдруг нравиться перестало, причем именно из-за присутствия Липсиса. Я не очень удивился, когда он давеча подсел ко мне; а ведь над этим стоило, пожалуй, призадуматься. Он не просто приехал сюда, но еще и ведет себя не как-нибудь, а словно обладает полным правом участвовать в решении российских судеб. Почему?

Мало того. Он участвует в работе партии азороссов и, может быть, в ее финансировании, хотя не из своего кармана, разумеется. А из этого следует…

Из этого должно следовать, что он раньше меня сможет встретиться с претендентом Искандером — то есть великим князем Александром Александровичем. И если взглянуть на Изю с определенной точки зрения, то не исключено, что он и есть тот, кого я ищу, кого обязан найти.

До сих пор мне казалось, что он в число интересующих меня персон никак не входит. Почему? Скорее всего потому, что мы с ним знакомы с младых ногтей, потому, что он относится ко мне хорошо, потому, что — по его словам — продолжает искренне любить Россию — и так далее. Но ведь это все — предположение. А если на самом деле он работает на заокеанскую державу?

Кто Липсис в действительности? Хм. Хотя бы эта его встреча с Абу Мансуром. Чего он добивался? Не пытался ли повлиять на кувейтского государственного деятеля, с тем чтобы тот принял решение не в нашу пользу? И насколько безопасно позволить ему находиться вблизи претендента?

Да, если мои оппоненты заранее знали, что я буду каким-то образом ввязан во всю эту игру, то с их стороны это был бы хороший ход: подсунуть мне старого дружка, которого я заподозрю в самую последнюю очередь.

Интересно, кстати: что в пакетике, который он мне подпихнул? Для того ли предназначен индикатор, чтобы мне почувствовать приближение убийцы, или наоборот — чтобы кто-то мог без всяких проблем следить за мною? Пожалуй, надо будет вскрыть его только при соблюдении определенных мер предосторожности. Но не сейчас и не здесь.

Наконец возня с выполнением заказа завершилась, и стало можно поговорить. Бретонский сразу же предупредил:

— Только никакой записи, пожалуйста. Если вам потом понадобятся какие-то уточнения, с удовольствием их сделаю, но здесь не нужно демонстрировать записывающее устройство, иначе у вас не будет отбоя от искателей даровой рекламы.

— Вы имеете в виду интервью для журнала? Но, быть может, это было бы даже хорошо…

— Поверьте мне — ни в малой степени. Никто из присутствующих не скажет вам ничего интересного. Каждый просто будет петь автодифирамбы… Крайне ограниченные люди, уверяю вас. Поэтому будем просто разговаривать…

Я легко согласился. На самом деле моя аппаратура была уже включена на полную мощность.

— Итак, — он картинно откинул голову (в такой позе хорошо сидеть в седле породистого коня на макушке какого-нибудь пригорка, на фоне гренадеров с примкнутыми багинетами) и воззрился на меня орлиными очами.

— Простите, как вам угодно, чтобы я к вам обращался? — Мне необходимо было продолжать разыгрывать роль коврика.

— Да просто — профессор. Вполне сойдет.

— Профессор… Скажите пожалуйста, какой ход мыслей, какие интересы привели вас к идее участия в работе партии азороссов?