Вариант сублимации. Книга 2
Шрифт:
Редактор встал в позу лицеиста перед Державиным, подобрал пивной живот и с придыханием завыл:
Зима! Пейзанин, экстазуя,
Ренувелирует шоссе,
И лошадь, снежность ренефлуя,
Ягуарный делает эссе…
– Вот чёрт – с сожалением прервал свою гениальную декламацию редактор – у Вас же – лето. Ну, идите, батенька – работайте, работайте…
На следующий день автор явился с красными – после бессонной ночи – глазами:
– Вот,
Ранним утром в спальню графини стремительно вошёл граф. Графиня в это время читала «Влажные участки» Роше. Но, не смотря на это, она сразу узнала графа и не стала спрашивать у вошедшего санитарную книжку.
Граф (решительно): – Ваше графское высочество, а не испить ли нам кофейку?
Графиня (кокетливо): – Ваше графское достоинство, если Вы настаиваете…
И – говоря честно, но откровенно – граф стал-таки овладевать графинею…
В это время за окном квохтали куры, зеленела травка и петушок искал в навозе ячменное зерно.
Прелестно! – воскликнул редактор. – Природа – особенно. Только вот… Смотрите сами: тема графа и графини раскрыта полностью – загнивающий класс. Но совершенно не показано крестьянство. А где Вы видели деревню без крестьян? Вы уж того, поработайте и над этим, пожалуйста.
На третий день в кабинете редактора появился исхудавший автор с красными глазами и синими кругами под ними:
– Вот, не ел, не спал:
Ранним утром в спальню графини стремительно вошёл граф. Графиня в это время читала «Влажные участки» Роше. Но, не смотря на это, она сразу узнала графа и не стала спрашивать у вошедшего санитарную книжку.
Граф (решительно): – Ваше графское высочество, а не испить ли нам кофейку?
Графиня (кокетливо): – Ваше графское достоинство, если Вы настаиваете…
И – говоря честно, но откровенно – граф стал-таки овладевать графинею…
В это время за окном квохтали куры, зеленела травка и петушок искал в навозе ячменное зерно.
На завалинке сидели крестьяне и сосредоточенно курили самосад.
– Потрясающе! – вскочил с кресла редактор. – Безусловно, только настоящий мастер мог так ярко показать деревенскую жизнь! Однако … Где описание идиотизма тяжкого и беспросветного труда крестьянского населения до революции? И где, я Вас спрашиваю, сама революция? Не раскрыто. Вы уж постарайтесь, голубчик, раскройте…
На четвёртый день, ухватившись руками за столешницу в кабинете редактора, покачиваясь от истощения, стоял бледный автор:
– Раскрыл…
Ранним утром в спальню графини стремительно вошёл граф. Графиня в это время читала «Влажные участки» Роше. Но, не смотря на это, она сразу узнала графа и не стала спрашивать у вошедшего санитарную книжку.
Граф (решительно): – Ваше графское высочество, а не испить ли нам кофейку?
Графиня (кокетливо): – Ваше графское достоинство, если Вы настаиваете…
И –
говоря честно, но откровенно – граф стал-таки овладевать графинею…В это время за окном квохтали куры, зеленела травка и петушок искал в навозе ячменное зерно.
На завалинке сидели крестьяне и сосредоточенно курили самосад.
А кузнецы в красных рубахах, под красным же транспарантом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь», задумчиво ковали для колхозных лошадей подковы.
– Всё! – заметался редактор по кабинету. – В печать! Но Вы это … ещё добавьте: взгляд в будущее и уверенность в завтрашнем дне, и срочно ко мне! Бесподобный роман! Жуть!
На пятый день, ближе к полудню по средне-европейскому времени под окном редакции раздался вой сирены реанимации, и в кабинет редактора вошла симпатичная сестра милосердияс медовыми глазами и русой косой, держа на своих девичьих руках полуживого автора с признаками анорексии и раковой кахексии – одновременно, с трудом удерживающего папку с исправленной рукописью:
Ранним утром в спальню графини стремительно вошёл граф. Графиня в это время читала «Влажные участки» Роше. Но, не смотря на это, она сразу узнала графа и не стала спрашивать у вошедшего санитарную книжку.
Граф (решительно): – Ваше графское высочество, а не испить ли нам кофейку?
Графиня (кокетливо): – Ваше графское достоинство, если Вы настаиваете…
И – говоря честно, но откровенно – граф стал-таки овладевать графинею…
В это время за окном квохтали куры, зеленела травка и петушок искал в навозе ячменное зерно.
На завалинке сидели крестьяне и сосредоточенно курили самосад, а кузнецы в красных рубахах, под красным же транспарантом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь», задумчиво ковали для колхозных лошадей подковы.
– А ну её на хрен – с верой в будущее уверенно сказал один – докуём завтра.
08.03.
8. 2:27. Е.
Спасибо, Саша.
За письмо. Подарок. Спасибо. Особенно – «Нострадамус – Кларе». Ну, «ваще», я почти падала с кровати от смеха, т.к. уже легла спать, но на всякий случАй проверила почту, что делала регулярно перед сном…
«Да Вы сами почти Шерлок Холмс» сказал Конан Дойль таксисту, и я – Вам: да Вы почти писатель. Жалко, что Вы выучились на электрика. Хотя все почти писатели были не литераторы, вот и Конан Дойль был врач. Пишите, Саша. Ну хотя бы и мне. Это, конечно, нескромно с моей стороны, и в Ваши планы не входит, но раз Вы мне прислали это письмо, значит всё-таки ещё не все потеряно?
Это неожиданно сегодня. Правда. И Вы оказывается непоследовательны… Я перестала ждать. А писать «если Вам надо», а Вам не надо – не могла.
Я вот Вам всё-таки подготовила вчера поздравление. Если бы письмо пришло раньше, я бы, конечно, написала по-другому, но всё-таки отправлю без исправлений. Пусть будет, как было написано, как будто я не получала Вашего пожелания.
Да, уже опять весна. Хотя холод собачий и гололедИЦА такая, что выходить вообще не хочется.