Вариант Юг
Шрифт:
В станице я временно остановился в здании станичного правления, а полк, заняв площадь перед ним, расположился на дневку. На отдых только два часа, а потом снова в путь.
Однако, узнав о моем прибытии, восставшие казаки стали стекаться в правление. Расспросы, обмен новостями, обсуждение планов, и здесь я поинтересовался - а кто, собственно, командует станичным ополчением. Ответ прост - старшего командира нет. В Новопокровской около шести десятков офицеров и среди них два полковника, а взять руководство над отрядом почему-то некому. Ситуация для меня знакомая - все делается стихийно, и брать на себя ответственность никто не желает. Казаки горят жаждой дела, а куда себя приложить не знают. Одни говорят - надо атаковать вражеское «осиное гнездо» узловую станцию Тихорецкая. Другие кричат - останемся дома, а железнодорожное полотно разберем. Мнение третьих - направиться всеми силами на Кавказскую, где в
Посмотрел я на это дело, вышел на крыльцо правления и кликнул клич на запись в свой полк. Кто желает драться, тот со мной, а остальным, то ли приказал, то ли посоветовал, оставаться дома и родную станицу оборонять. Проходит время дневки и, набрав в полк почти двести вооруженных всадников, я двигаюсь дальше. К вечеру моя передовая сотня с заводными лошадьми уже в Терновской, и здесь творится то же самое, что и в Новопокровской. Есть воины, есть оружие, есть желание сражаться, но нет единоначалия. А раз так, то я и буду тем самым командиром, за которым казаки пойдут. Тем более что сила за мной уже есть, и на войну зовет не кто-то со стороны, а свой станишник, который покидал Терновскую больше двух месяцев назад с двумя братьями, а вернулся с конным полком и в звании войскового старшины.
Запись в отряд я оставил на утро. Вокруг станицы стоят дозоры из местных казаков. Полк распущен по квартирам. А я, в окружении родни, моих сотников и самых уважаемых терновчан, сижу за богатым и щедрым кубанским столом. Сначала разговор все больше за жизнь идет, что и как. Затем про Мишку, которого я все же оставил в Новочеркасском офицерском училище. А после этого затронули войну на берегах Дона, а потом добрались до событий на Кубани и восстания казаков Кавказского отдела.
Эту, самую серьезную на данный момент тему, первым затронул дядька. Он не стал ходить вокруг да около, а коротко и емко объяснил всем присутствующим, что скоро нам придет конец и, скорее всего, восстание Кавказского отдела потерпит поражение. Большинство казаков с ним согласились, люди опытные собрались, почти все в войсках послужившие, и кое-что за душой имеющие. После чего, как следствие, возник резонный вопрос, а что собственно делать, дабы устоять.
– Предлагаю кинуть по всем близлежащим станицам и хуторам клич на запись в отряд Константина, - дядька кивнул на меня, сидящего от него по правую руку.
– И не просто клич, а оказать всемерное содействие и поддержку его делам, выделить для казаков продовольствие, обмундирование и припрятанное оружие.
– Сначала, надо самого Константина Георгиевича спросить и узнать, готов ли он заняться освобождением отдела от большевиков или дальше направится, а нас покинет, - отозвался кто-то, и все собравшиеся за большим столом люди посмотрели на меня.
«Вишь ты, - подумал я тогда, - совсем недавно еще Костей был или Константином, а теперь по имени и отчеству величают. Это своего рода признание, которому необходимо соответствовать».
Пришлось ответить, и сказать то, чего от меня ожидали:
– Если мне доверят казаков и помогут, я очищу отдел от врага, и только после этого продолжу свой поход.
– Правильно!
– Вот это по-нашему!
– Молодец!
Такими были слова уважаемых казаков и офицеров. И только Богаевский, расположившийся неподалеку, укоризненно покачал головой. Мысли донского дипломата понятны, он хотел поскорее к добровольцам и правительству Кубанской Рады добраться. Ему надо провести переговоры и показать, что он нужный для Донской Республики человек. Но это ничего, подождет неделю, пока я большевиков буду душить, и никуда не денется. Главный в полку я, а Богаевскому остается только ждать, пока его и чиновников как ценный груз к месту назначения доставят. Конечно, не будь в Кавказском отделе восстания, полк прошел бы мимо. Но здесь мой дом и рядом несколько узловых станций, которые являются важными стратегическими пунктами, и оттого, кто эти станции контролирует, в современной войне зависит очень многое. А коли решение принято, обжалованию оно не подлежит. На время мой полк остается в Кавказском отделе, и будет участвовать в его освобождении, а добровольцы не маленькие дети, и без меня повоюют.
После того как солидные и влиятельные люди решили меня поддержать, праздничный ужин сам собой превратился в Военный Совет. Спиртные напитки исчезли, купцы и землевладельцы, сославшись на дела, покинули наш дом, а их место заняли находящиеся в станице офицеры, один полковник, один войсковой старшина и шесть есаулов. На столе появилась карта отдела, а потом началось предварительное планирование
операции и определение сил противника.Итак, что мы имеем со стороны большевиков? Не так уж и много, как я ожидал. Основная ударная сила красных это бронепоезд «Коммунар» с четырьмя орудиями и три броневика. Огневая мощь восемь полевых орудий. Пехоты около полутора тысяч человек, в основном из 154-го Дербентского пехотного полка и запасных батальонов. Конницы одна сотня. Занимают и контролируют все эти силы только четыре населенных пункта, станцию Тихорецкая, где находится часть штаба Юго-Восточной армии товарища Автономова, хутор Романовский, с наибольшим количеством иногороднего населения, станицу Казанскую и станцию Гречишкино. Остальные поселения отдела под восставшими или до сих пор нейтральны.
Почему силы противника так незначительны? Ответ прост. Во-первых, часть войск переброшена на границу с Доном, где воюет отряд войскового старшины Фетисова, зачищающего окрестности Батайска и левобережье. Во-вторых, часть и один бронепоезд направлены к Екатеринодару, добивать Кубанскую Раду и Корнилова. В-третьих, два батальона вызваны на Ставрополье, где вспыхивают офицерские восстания, и куда с Кавказа движется корпус Баратова, в составе которого, между прочим, два знаменитых партизана Великой Войны, Андрей Шкуро и Лазарь Бичерахов. Для нас это хорошо, а для противника, разумеется, плохо. Однако враги организованы гораздо лучше, чем восставшие, да и мой полк пока сыроват, поэтому преимущество за ними. Кроме того, через несколько дней Одарюк получит помощь из Павловской, где стоит покрасневший 18-й пластунский батальон, проведет мобилизацию своих коммунаров и вызовет помощь из других отделов. И если мы не будем активны, восстание задавят в течение нескольких дней, здесь дядька Авдей как всегда прав.
Теперь переходим к нам. У меня тысяча конных и десять пулеметов. В Терновской к утру наберу еще сотню всадников и двести пластунов. В дополнение, посланы гонцы к верным людям в окрестных хуторах. Поэтому если все сложится, как мне думается, к завтрашнему полудню будет еще как минимум полторы сотни конных и двести пехотинцев на телегах. Про пулеметы промолчу, просто не знаю, сколько и у кого по скирдам и сараям запрятано. И выходит, что в общей численности к завтрашнему вечеру нас будет около двух тысяч. Солидная сила, с которой можно выдвигаться к Тихорецкой и атаковать ее. Бронепоезда и броневиков бояться не стоит, по сведениям моей родни, они направлены в станицу Темижбекскую, а после этого двинутся к Кавказской.
Планов атаки занятой большевиками узловой станции было не менее пяти и, как всегда, начался спор, да такой, что мои земляки, чуть не перессорились. Послушал я их, ударил по столу кулаком и объявил свой план, который должен принести нам практически бескровную победу.
– Прекратить спор! Всем слушать меня!
– спорщики остановили перепалку и, оглядев офицеров, я начал говорить: - Завтра с утра стягиваем все силы в станицу, берем только тех, кто имеет оружие и готов драться. После полудня выдвигаемся к станции и занимаем позицию для атаки. После чего, часам к пяти вечера, во главе двух сотен своих казаков, с нашитыми на папахи кумачовыми полосами и в шинелях без погон, никого не опасаясь и ни от кого не прячась, мы выдвигаемся к вражеским окопам на окраине. Дальше, представляемся конным отрядом знаменитого красного командира Шпака и проходим на станцию. Затем отряд захватывает вражеский штаб и бьет по большевикам с тыла. Основные силы атакуют в лоб. Более точные приказы получите завтра перед выступлением, когда разведка вернется. Вопросы?
– А кто такой Шпак?
– спросил один из моих сотников, хорунжий Зеленин, некогда воевавший против Чернецовского отряда в бригаде Голубова.
– Никогда о таком командире не слышал.
– Я тоже не слышал. Но фамилия коммунарская, а в нашем случае, главное, уверенности и нахальства побольше. Как думаешь, хорунжий, сможем мы такое дело провернуть?
– Да. У красных неразбериха и с дисциплиной не очень. Наверняка, только на окраине несколько постов стоит, да в центре парочка. Так что по-хорошему один неожиданный удар и станция наша. Лично я считаю, что не надо ничего придумывать с переодеванием и проникновением.
– Как я решил, так и поступим.
– А что с пленными делать будем?
– этот вопрос задал полковник Толстов, который еще в русско-японскую войну получил тяжкое ранение в ногу и с тех пор занимал только тыловые должности.
– Надавать им всем по шеям и по домам распустить, чтобы не возиться, - в разговор вклинился другой мой земляк, еще не видевший Гражданской войны и не понимавшей ее необычных законов, молодой подъесаул Мамонов-младший.
– Нет, никого распускать не будем, потому что каждый отпущенный на волю вражеский солдат, может в будущем получить новую винтовку и снова пойдет против нас.