Варнер и жена

Он говорил быстро и энергично - он говорил, как человек решительный и деятельный. Так мистер Варнер не разговаривал ни с кем уже пятнадцать лет. Он с удивлением осознал это, пока мчался по Мэйн-стрит, на ходу высматривая свободное такси. Он чувствовал крайнее изумление и возбуждение, он чувствовал себя возродившимся к жизни.

Его беседа с мэром Слоссоном была краткой. Как только они очутились наедине в кабинете мэра, мистер Варнер спросил:

– Джим, Грантонская железнодорожная компания передала городу чек на долю сверхприбыли за прошлый год? Мэра этот вопрос поверг в изумление.

– Ну конечно нет!

– ответил он.
– Этого они не делали. Мы предъявили требование на тридцать тысяч...
– Он порылся в бумагах, лежавших на столе.
– Точнее, на тридцать одну тысячу двести пятьдесят четыре доллара и шестьдесят пять центов в счет нашей доли, включая доходы от линии Грантон-Вайнвуд-Парк, но они отказались платить.

– Знаю, - кивнул мистер Варнер нетерпеливо, - но заплатили ли они проценты от прибыли, полученной на территории Грантона, то есть те десять тысяч, на которые вы имеете бесспорное право согласно параграфу четырнадцать?

– Нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Они выражали готовность это сделать?

Мэр подумал несколько секунд.

– Я не знаю, - наконец сказал он.
– Кажется, нет.

Меткалф, городской казначей, может вам сказать точно.

А что, это важно?

– Пожалуй, - кивнул юрист.

– Что ж, сейчас позвоним ему.

Но мистер Варнер был уже на полпути к двери.

– Нет, это не телефонный разговор, - заявил он, - может произойти утечка информации. Я повидаюсь с мистером Меткалфом лично. Послушайте, Джим, никому ни слова о том, о чем я расспрашивал вас. Ни единого слова!

И он исчез прежде, чем ошеломленный мэр успел потребовать объяснений.

Меткалф, казначей города, унылый худощавый молодой человек, оказался обладателем широкого гладкого лба и густой черной шевелюры. После того как мистер Варнер изложил суть вопроса, предварительно взяв клятву о молчании на этот счет, молодой человек открыл большую конторскую книгу и, внимательно пролистав ее, пробежал глазами какие-то письма, потом повернулся к адвокату:

– Нет, они не высылали чек, мистер Варнер. Конечно, я и так был в этом уверен, но подумал, что будет лучше подстраховаться. Двадцатого июля я отправил им требование выплатить городу тридцать одну тысячу двести пятьдесят четыре доллара и шестьдесят пять центов.

Двадцать третьего они ответили отказом и отречением от своих обязательств. Двадцать четвертого мы уведомили их, что, если они не заплатят до конца месяца, мы подадим на них в суд. Двадцать пятого они ответили, что, мол, подавайте. Эту переписку, то есть копии писем, через некоторое время мы можем прислать вам в офис.

– Кем заверены письма?
– Глаза мистера Варнера сверкнули.

– Джоном Генри Нельсоном, секретарем компании, сыном старого Нельсона, - ответил казначей.

Адвокат вернулся в офис. Глаза его горели ярче, чем раньше, но при этом он хмурился - мысли о последствиях заметно омрачали радость и умеряли энтузиазм.

Мистер Варнер прекрасно осознавал одну вещь - он не сможет противостоять своей жене в суде, а после этого со спокойной душой отправиться домой. Но, несмотря на это, инстинкт борца, проснувшийся в нем, усердно работал и все же побудил его совершить героический поступок. Мистер Варнер справился со своей природной мягкостью и выбрал единственно верный путь - путь готового пойти на риск человека. Он сжег за собой все мосты. Иными словами, отправился в ресторан на Мэйн-стрит, съел две бараньи котлеты с жареным картофелем, а на обратном пути в офис заглянул в мебельный магазин и сделал несколько покупок, договорившись о том, что они будут доставлены в течение часа.

Десять минут спустя мистер Варнер стоял в своем кабинете перед столом, разглядывая телефон с выражением благоговейного ужаса, и говорил себе вслух:

– Я должен совершить самый смелый поступок в своей жизни. Надеюсь, найду в себе для этого силы.

Он дважды кашлянул для куража, громко свистнул, крепко сжал губы и трясущейся рукой взялся за телефонную трубку. Стоило ему сделать это, как внезапно аппарат зазвонил. Мистер Варнер отпрыгнул от стола, как ужаленный, чуть не выскочил из кабинета, свалив по пути стул и больно ударившись головой о дверной косяк.

Но это был всего-навсего мэр Слоссон - звонил поинтересоваться, встречался ли адвокат с Меткалфлом.

Мистер Варнер ответил, что встречался.

– И что же он вам сказал? Присылали они чек? И вообще, что за игру вы затеяли, мистер Варнер?

– Я не хотел бы говорить об этом по телефону, - ответил тот и положил трубку.

Подождав несколько секунд, он снова снял трубку и продиктовал оператору номер своего дома.

– Алло!

Мистер Варнер узнал голос Хиггинса, слуги, и спокойным уверенным тоном попросил к телефону миссис Варнер.

– А кто ее спрашивает?
– осведомился Хиггинс.

– Мистер Варнер.

– Кто? Я вас не слышу.

– Ее муж - Тимми!
– заорал мистер Варнер.

– О, пожалуйста, подождите минутку.

Гораздо меньше чем через минуту в трубке раздался хорошо знакомый звонкий и приятный голос.

– Алло! Тимми?

– Добрый вечер, дорогая, - отозвался мистер Варнер.

– Было бы совсем не плохо, если бы ты приехал ужинать домой. Где ты? Уже почти семь часов!

Мистер Варнер собрал в кулак всю свою волю:

– Я у себя в офисе и собираюсь ночевать здесь.

Я купил раскладушку, ее скоро доставят сюда. Не могла бы ты отправить Хиггинса или кого-нибудь еще привезти мне сумку... э-э... зубная щетка, расческа... словом, с моими вещами, понимаешь...

– Мой дорогой Тимми!
– Миссис Варнер, очевидно, была поражена до глубины души, и ее изумление было столь велико, что передалось даже по телефонным проводам.
– Ты с ума сошел? Приезжай домой сейчас же!

– Нет. Я буду ночевать здесь.

– О, ради бога, почему?

– Потому что я не думаю, что было бы правильно нам с тобой жить вместе... пока мы... пока ведем это дело... ну, "Ходатайство об отчуждении", понимаешь. Я выступаю на стороне города. Этим утром я встречался с мэром. Словом, я собираюсь оставаться здесь до тех пор, пока это дело не будет закрыто.

– Мой дорогой Тимми, - голос жены звучал теперь более спокойно, - все эти глупости, которые ты говоришь... Все это крайне глупо! Что изменит твой дурацкий поступок?