Варшава

Оба улыбаются.

Менты останавливаются в темном коридоре, у двери в камеры хранения.

– Значит, говоришь, студент? – спрашивает первый.

– Ага.

– Сколько у тебя пива?

– Шесть.

– Четыре бутылки сюда, и чтоб я тебя здесь больше не видел.

– А может…

– Ты что, хочешь, чтоб мы тебя оформили за спекуляцию? Конфискуем все пиво – это раз. Две тысячи штраф – это два. В институт твой бумага пойдет – три? Хочешь?

– Нет.

– Тогда давай пиво.

– Прямо здесь?

– А где?

Я расстегиваю рюкзак, достаю четыре бутылки. Первый мент берет по две в каждую руку, ногой открывает дверь в камеры хранения. Он проходит внутрь, дверь захлопывается. Слышно, как он говорит тетке:

– Ивановна, дай пятнашку.

Я спрашиваю второго мента:

– А остальное можно продать?

– Э, ты вообще оборзел? Остальное продать… Сейчас я тебе, блядь, продам. Никто здесь с тобой не шутит… Еще раз здесь увижу… Все, вали отсюда – на нервы действуешь.

Я закидываю рюкзак на плечо, выхожу на улицу.

Еще темно. Бабки – опять на месте.

Ставлю рюкзак на лавку беседки, достаю бутылку, открываю. Светятся окна дома. Я делаю первый глоток. Дядька с длинными волосами и лысиной на макушке садится в двадцать первую «волгу». Мотор заводится, начинает тарахтеть.

Я отпиваю еще – одним долгим глотком, как мои мужики-покупатели. «Волга» выезжает со двора. Где-то тявкает собака.

Пиво дает по башке. Открываю вторую бутылку, швыряю крышку в кусты.

Подходит дед с собачонкой на поводке.

– Паренек, не отдашь бутылки?

– Берите. – Я наклоняюсь, подаю ему пустую.

– Спасибо тебе, сынок. Дай тебе бог здоровьичка. А то пенсия маленькая, и еще с собакой столько расходов… Каждая копейка дорога…

– Понимаю.

– Ну ладно, я потом подойду за второй.

Небо над домами посветлело. Из подъезда выходит бабка в темно-зеленом пальто, идет ко мне.

– Что ты здесь делаешь?

– Ничего, пиво пью – видите?

– Да-да, рассказывай. Ждешь, что люди пойдут на работу, чтоб к кому-нибудь в квартиру залезть?

– Ничего я не жду. Просто есть время перед занятиями. Я студент.

– Ага, студент он. Скажи еще – профессор. Знаю я таких… Ну-ка отсюда, а то милицию вызову.

Я отпиваю пива, тупо улыбаюсь.

– Улыбайся, улыбайся. Я пошла в милицию звонить.

Бабка идет к подъезду. Возвращается дед с собакой. Я допиваю пиво одним глотком, отдаю ему бутылку.

– Спасибо тебе, сынок, спасибо.

– Вот еще две.

Я достаю из рюкзака пустые бутылки – два работяги взяли пиво «на месте». Дед сует их в карманы куртки.

– Спасибо, сынок, спасибо. Вот что значит – человек. Не то, что все эти… За сто рублей зарезать готовы…

* * *

Жду Олю в холле журфака, у доски объявлений. На часах – 20:02. Только что был звонок, народ спускается по лестнице к гардеробу.

– Привет.

Оля. В черных джинсах, с сумкой и пакетом «ЦУМ».

– Привет.

– Я сейчас – только возьму куртку в гардеробе.

Выходим на улицу. Студенты расходятся в разные стороны. Некрасивая полная девушка садится в «мерс» с литовскими номерами.

– Проводить тебя домой или просто погуляем?

– Давай погуляем.

– Хорошо. Как вообще дела?

Оля резко пожимает плечами.

– Никак.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего не случилось. Просто никак.

Идем молча. Я смотрю под ноги. Темно, холодно и неуютно.

Оля говорит:

– Знаешь, иногда так хорошо, что жизнь кажется сплошным кайфом, и ничего больше не нужно. А иногда все так мерзко, что хочется убежать…

– Куда убежать?

– Если бы я знала… Ты когда-нибудь думал о том, чтоб уехать из этой страны?

– Нет.

– А я думала. Много раз. Нет, я многое здесь люблю – по-своему, – и я бы не хотела уехать навсегда, чтобы никогда не возвращаться, не приезжать… Но иногда мне так жутко… Кажется, что нет никакого просвета.

У пустого темного здания ГУМа суетятся гаишники.

– Наверно, Шушкевич будет ехать к себе на дачу, – говорит Оля. – Или Кебич. У них дачи в Дроздах. Давай посмотрим.

– Давай.

Впереди нас идут два пацана лет по двенадцать. Оба – в грязных куртках, курят сигареты с фильтром.

– …они водку возят из Москвы и здесь у нас продают. Там берут по тридцать рублей бутылка, а здесь продают по сто и больше.

– Андрон говорил – будет машину брать, «мерс» восемьдесят девятого года, почти что новый, вообще цивильно. А тут бы хоть велик взять…

– Велик – говно. Если захотеть, велик можно за месяц купить… Только нам сейчас не до велика, скажи?

Оба смеются. Один оглядывается, смотрит на нас.

– Я б лучше с бабой походил, чем на велике. Только чтоб с бабой ходить, нужно каждый день сто баксов в кармане, прикинь?

– Ага… Тридцать пять – двадцать один, ноль три – двадцать четыре…

– Что это?

– Номера машин.

– На хуя тебе?

– Просто так. А прикинь, если все номера машин записывать, а? А если по авторынку ходить и все номера записывать, да?

– Тебе еще б и пизды насували – хули это ты тут делаешь?

Пацаны хохочут.

Проспект – пустой, ни одной машины. Гаишник смотрит по сторонам.

Пацаны выскакивают на середину проспекта, корчат рожи, кривляются, орут:

– Мент поганый! Сука! Пидарас!

Гаишник кидается на них, пацаны убегают в арку дома.

Оля говорит:

– Может, пойдем?

Мы спускаемся в подземный переход. Сморщенная бабка продает сигареты «Bond». Наверху визжит сирена.

Оля молчит, прикусывает губу. Я спрашиваю:

– Тебя проводить домой?

– Нет, не надо.

– Точно?

– Точно.

– Что-нибудь не так?

– Нет, все в порядке. Просто я хочу побыть одна. Дальше не надо со мной идти, хорошо?

– Хорошо. Пока.

– До свидания.