Варяги
Шрифт:
Насытив своё неуёмное любопытство, излазив град и его окрестности вдоль и поперёк, Торгрим сплыл вниз по Мутной плескать дальше вёслами Нево-озеро и Янтарное море. Новеградцы потолковали о нём ещё малое время и забыли. Только Буривоев старшак Гостомысл хмуро обронил отцу:
— Не похож он на гостя. На проведчика смахивает.
На что старый Буривой досадливо отмахнулся:
— Много ты видал проведчиков тех-то? В цацки свои с Мстивоем всё играете. Смотрю, смотрю, да распущу дружину вашу бездельную. Пусть идут землю орать, захребетники. Того сообразить не можете, что гостю торговому пути наперёд знать надобно...
И те слова краткие вскоре забылись. Всё пошло-покатилось своим чередом. Только Гостомысл перестал надоедать старейшине просьбами о пополнении дружины. Буривой же, пообещав распустить её, позабыл
18
Стрибог — буквально «отец-бог» (индоевроп.), в восточнославянской мифологии божество древнерусского пантеона, кумир которого был установлен в Киеве в 980 г. В «Слове о полку Игореве» ветры названы Стрибожьими внуками, веющими стрелами с моря.
Забыл Буривой завет Славена, передававшийся от отца к сыну, от старейшины к старейшине: роду иметь надёжную дружину, дабы могла она в чёрный час защитить род. Дружбу крепить с соседями не только хозяйской помочью, но и воинской. Нет ничего надёжнее плеча друга в битве.
Далеко в будущее заглядывал Славен. Потомки оказались близорукими...
На третью весну, когда уже и память о нём выветрилась, как очажный дым из давно нетопленной избы, в Новеграде снова появился Торгрим. Вновь две его большие ладьи полнились людьми, вновь он первым делом отправился к старейшинам с дарами, а его ватажники-гости остаток дня перетаскивали товары на берег, обещая нетерпеливым новеградцам скорую и богатую мену. Несмотря на гостеприимные приглашения, коротать ночь они предпочли на ладьях...
Предрассветную мглу прорезали гневные крики градских дружинников. Захваченные врасплох, они и оружие не могли быстро сыскать впотьмах. Не зря две весны назад Торгрим насыщал и всё не мог насытить своего любопытства.
Новеград проспал себя. С частокола громко и победно звучал чужой рог. По Мутной торопились ладьи — ярл Торир с большой дружиной викингов шёл покорять словен и их соседей.
Немощный годами, а ещё больше свалившейся бедой, князь-старейшина Буривой не мог стоять, как то положено побеждённому перед победителем, и ярл Торир снисходительно махнул воинам рукой Те бесцеремонно бросили старика, обвисавшего на их руках, на широкую лавку, устланную соломой и прикрытую шкурой медведя Торир подвинул к ложу затейливо резанную скамью.
— Ярл Торгрим говорил мне, что ты разумный правитель земли, — жёстко глядя в слезящиеся глаза старика, начал Торир. Из группы ярлов и старших викингов, набившихся в избу, выступил воин, знавший словенскую речь, начал толмачить. При первых словах Буривой повёл глазами в его сторону, и ярл Торир понял, что, несмотря на немочь, Буривой не отказывается от беседы. — Ты должен помочь мне. Отныне эта земля моя, бывшие твои подданные станут моими подданными, будут платить дань мне и выполнять мои повеления. У нас достаточно сил, чтобы принудить их к этому. Но я не хочу крови. Мои воины не прикончили даже твоих дружинников, спавших вместо того, чтобы бодрствовать, как положено воинам в то время, когда в их граде гостят чужие, — не отказал себе ярл в удовольствии походя поучить этого выжившего из ума старейшину основам воинского дела. — Мёртвые рабы мне не нужны. Я заставлю их ковать для моих воинов оружие, владеть им они не достойны.
— Ты сел в моём доме силой, — прошамкал в ответ старейшина. — Сам распоряжаешься как хозяин, так что тебе надо от меня?
Выслушав перевод, Торир вспыхнул гневом, но сдержался.
— Не торопись, старик. Надо, чтобы ты понял, чего я хочу от тебя. Поймёшь и поможешь — останешься хозяином в своём доме. Не поможешь — я всё равно сделаю по-своему. Но ты увидишь смерть своих сыновей и внуков...
— Что тебе надо от меня? — повторил
с усилием Буривой.О, боги! Каким бессильным и виноватым перед родом чувствовал он себя в эти мгновенья. Своей нерадивостью толкнул сородичей под чужое ярмо. Уверовал, что граду ничто не угрожает, и других убедил. Слепец. Нет и не будет ему прощенья. Сын Гостомысл, Мстивой — старший в дружине — лучше его помнили заветы Славена.
— Сейчас мои воины соберут твоих подданных на площади. Ты скажешь им, что передаёшь мне власть старейшины-князя. Пусть занимаются своими делами, как и раньше. Им не будет причинено никакого вреда. Мы пришли сюда не набегом, мы пришли сюда навсегда, — Торир голосом усилил смысл сказанного, и ярлы за его спиной одобрительно зашумели. — Твоим новеградцам не надо бояться. Теперь у них есть надёжная защита — моя дружина. Никто больше не посмеет напасть на нашу новую землю. Ваши соседи будут платить нам дань. Город станет ещё богаче...
«Стрибог, не отверни от меня твоего лица. Пришло время испытаний. Простите меня и дайте место рядом с вами, родовичи. Я виноват перед вами и ныне живущими, но не по злому умыслу. Земля так велика, каждому человеку хватает на ней места. Мы никого не примучивали, меж собой и соседями жили мирно. Почему же со злобой пришли к нам эти? Что им надо? Дань? Зачем? Земля велика, селись, где хочешь, паши её, расти хлеб и детей. Что ещё человеку надо?»
Ярл Торир нетерпеливо постукивал костяшками сжатых в кулак пальцев по скамье. Согласится ли старейшина Буривой говорить со своими словенами или нет — это уже не имело значения. Конечно, если согласится, то впредь можно будет ссылаться на его волю. Торгрим уверяет, что со словенами не так просто будет справиться. Сильный народ и слишком привык к свободе. Ну что ж, не миром, так силой, но он согнёт их. Отступать некуда. За ним восемь ярлов с дружинами. Два с липшим года он собирал их, уговаривал, объяснял, что лучше один раз рискнуть и стать хозяевами в неведомых богатых землях, чем всю жизнь смотреть из-под рук конунга Гуннара и короля Готфрида. На новых землях они сами будут конунгами и королями. Для этого надо лишь один раз и навсегда покорить обитателей лесов. Вряд ли они окажут серьёзное сопротивление. А если окажут, то привыкать ли викингам к битвам? И не втройне ли ценнее победа, добытая в сражении с достойным противником, чем над перепуганными бондами?
«Не ошибись, приятель, — вспомнились ему слова короля Готфрида, сказанные на прощанье. — Ты становишься на скользкий путь. У меня ты имел всё: богатство, почести, власть над хирдманами. Тебе захотелось большего? Королевской власти? Попробуй, и, если удастся, смотри, не объешься ею», — впервые Торир увидел на лице Готфрида кривую улыбку уставшего от власти человека. И сам в ответ насмешливо улыбнулся: ярл Торир не из тех, кто пресыщается властью.
Но в одном Готфрид был прав — коли встал на этот путь, то ошибаться нельзя. Как и терять время на беседу с этим умирающим стариком.
— Князь Буривой, — нетерпеливо поднялся Торир со скамьи. — Я всё сказал и жду ответа. Будешь ли ты говорить со словенами?
— Нет, — чётко ответил старейшина и отвернулся от незваных гостей к прокопчённой дымом очага стене.
Предводитель чужих резко сказал что-то и шагнул к двери, на миг задержался, бросил ещё несколько слов, и толмач послушно перевёл для Буривоя сказанное ярлом:
— Торгрим, найди сына этого выжившего из ума и его семью. Мы устроим для словен славное зрелище.
Из глаз старика покатились слёзы, но он остался лежать, уже зная, что никто к нему не придёт, чтобы закрыть мёртвые глаза.
Торгрим велел своим воинам обшарить каждую избу, заглядывать во все строения вплоть до погребов и землянок. Такой же приказ получили и другие дружины от своих ярлов. Град походил на развороченный муравейник — воины не только искали Гостомысла и его семью, но, пользуясь случаем, засовывали под одежду наиболее ценное из обнаруженных богатств. Ярлы запретили грабить, говоря, что все богатства словен будут принадлежать им по праву хозяев живущих здесь бондов. Они, воины, и не грабят, не предают ничего огню, не тащат к ладьям женщин и детей, не убивают мужчин. Ха, они стали хозяевами этого перепутанного сброда, а разве хозяин не вправе сунуть за пазуху понравившуюся ему вещицу? Или, положив руку на плечо онемевшей от страха молодки, подтолкнуть её в укромное местечко?