Варяго-Русский вопрос в историографии

Близкие связи этой керамики с синхронной керамикой из Приазовья, Подонья, в меньшей мере Северного Кавказа - установленный факт, многократно обоснованный в ряде работ, и лишний раз приводить доказательства нет нужды[55]. В равной мере несомненным фактом является тесная близость между жилищами населения Подонья и Приазовья, с одной стороны, и первоначальными жилищами населения, осваивавшего с VII в. н.э. территорию Степного и Приморского Крыма - с другой[56]. Следовательно, не только керамический материал, но и формы и конструктивные особенности жилищ, устройство очагов, в особенности наличие открытых очагов, указывают на этническую общность населения Степного и Предгорного Крыма второй половины I тысячелетия н. э. с обитателями Подонья и Приазовья. Этот вывод существенно подкрепляется тесной близостью, а во многих случаях и полным единством типа погребальных сооружений и обряда захоронения в грунтовых могильниках степей Крыма и Приазовья, а также некоторых могильников Северного Кавказа[57]. Некоторые особенности погребального обряда и инвентаря (прежде всего наиболее распространенный тип грунтовой могилы) - ямное погребение, западная ориентация погребенных, положенных на спину, наличие следов гробовищ, в ряде случаев смещение костей в кучу, бедность инвентаря, состоящего почти исключительно из горшка с пищей[58], - ограничивают общность населения Степного Крыма не со всей салтовской культурой, а лишь с ее так называемым зливкинским вариантом. На этот факт указывает и керамика поселений и могильников, имеющая наибольшую близость именно со степным, зливкинским, а не с лесостепным, салтовским вариантом салтовской культуры. Грунтовые могильники Приазовья и Таврики объединяет также антропологический тип погребенных, почти исключительно брахикранный[59]. Впрочем, в Крым проникали и группы носителей культуры типа Салтовского, Дмитровского и аналогичных городищ. На это указывает материал из недавних раскопок в Центральном Крыму поселения в урочище Тау-Кипчак[60], где расположение жилищ, их тип, отсутствие высокогорлых кувшинов с плоскими ручками и наличие грушевидных кувшинов с орнаментом, выполненным лощением, - все ведет в область лесостепного варианта салтовской культуры. Керамический материал такого же типа, что и в поселении Тау-Кипчак, был обнаружен нами при обследовании поселения в урочище Холодная Балка, расположенного также в Центральном Крыму.

Итак, приведенные аргументы, указывая на этническую общность населения Степного и Предгорного Крыма второй половины I тысячелетия н. э. с алано-болгарским миром Подонья и Приазовья не дают возможности какой-либо иной этнической атрибуции степных поселений раннесредневековой Таврики. Этот вывод, однако, не снимает полностью возможности допущения проникновения в раннесредневековое оседлое население Крыма немногочисленных и этнически разнородных групп, в том числе и славянских, которые не оставили никаких археологических следов.

В ходе дискуссии конца 40-50-х годов о времени появления славян в Крыму поднимался вопрос о возможности видоизменения материальной культуры славян в Крыму, попавших в иное этническое окружение и под его воздействием. На этот вопрос приходится ответить отрицательно, ибо, как было показано, население Таврики по основным этнографическим компонентам и антропологическому облику было связано с обитателями степей Подонья и Приазовья. К этому можно добавить, что видоизменение материальной культуры не происходит внезапно, его внешним выражением являются переходные формы, которые в данном случае нигде не прослеживаются. Кроме того, во взаимоотношениях с носителями разноэтничной салтово-маяцкой культуры славяне как представители одноэтничной культуры обладали, по-видимому, весьма сильной противоассимилиционной стойкостью. Так, в Саркеле славяне и носители салтовской культуры, живя в одном городе, этнографически не смешивались, сохраняя свою культуру[61]. В равной мере это явление наблюдается и в группе славянских поселений, расположенных неподалеку от Харькова. Здесь славянское население, очевидно северяне, было оторвано от основного этнического массива и жило в окружении народов салтовской культуры. В этих условиях славяне сохранили основные этнические признаки и свою, роменскую, культуру[62]. В тех же случаях, когда смешение славянских и салтовских элементов все-таки происходило, оно отражено в материальной культуре смешанных форм. Это явление было давно отмечено Б.А. Рыбаковым, который, характеризуя керамику из с. Свистуново в Надпорожье, отметил, что в ней наблюдается своеобразное смешение славянских и салтовских черт[63]. На некоторых поселениях Южной Молдавии, в области так называемой южнославянской культуры, также прослеживаются переходные типы посуды, в которых как бы синтезировались салтовские и славянские формы[64].

Итак, резюмируя сказанное, приходим к выводу, что топонимы с корнем «рос» как в восточной, так и в западной частях Крыма расположены на территории, где со второй половины I тысячелетия н. э. массовый археологический материал удостоверяет существование населения, этнически близкого населению Подонья и Приазовья и связанного вместе с тем по ряду признаков с населением предшествовавшего, т. е. античного, периода. Никакого другого этнически определенного материала раннесредневековые поселения степной и предгорной Таврики не содержат. Этим самым определяется решение вопроса об этнической принадлежности топонимов с корнем «рос». Неизбежность такого решения существенно обусловлена еще одним аргументом. В одном из поселений VIII-X вв., расположенном в Западном Крыму, на Тарханкутском полуострове, у с. Окуневка, раскопано массивное каменное сооружение, которое, по аргументированному мнению исследователя, было маяком[65]. Место, где находилось поселение у с. Окуневка, на портоланах называется Rossofar, т. е. росский маяк[66]. Этот факт может указывать на развитое мореходство обитателей поселения, т. е. росов. А это обстоятельство в свою очередь следует сопоставить с известиями византийских авторов о росах, обитавших у Северного Тавра и совершавших нападения на Константинополь на многочисленных кораблях еще в IX в.[67] Поскольку росы обитали там и приходили оттуда, где раньше жили тавры и тавроскифы, на крымских росов и были перенесены эти наименования.

Таким образом, крымские топонимы с корнем «рос» и археологический материал из раннесредневековых поселений Таврики подтверждает положение Д.Т. Березовца о полной или частичной идентификации носителей салтовской культуры с русами арабских географов[68]. Рассмотренный археологический материал разъясняет вместе с тем еще и другой важный факт. Поселения на западном побережье Крыма, на Тарханкутском полуострове, как и почти все поселения Приморского и Степного Крыма, погибают в начале X в.[69], что, по-видимому, связано с периодом первой печенежской активности. Отсюда следует, что к крымским росам относятся лишь те упоминания византийских писателей о росах - опытных мореходах, которые датируются не позднее начала X в.

В рамках предлагаемого решения находит объяснение ряд важных для понимания средневековой истории Северного Причерноморья текстов Льва Диакона, вызывавших острую полемику, начиная еще с XIX в. Лев Диакон, трижды упоминая о Киммерийском Боспоре, во всех случаях связывает его с Русью. В первом отрывке Лев рассказывает о послах, которые были направлены Цимисхием к Святославу, чтобы побудить его покинуть Болгарию и удалиться в свои области и к Киммерийскому Боспору[70]. Получив отказ Святослава, Цимисхий, говорит Лев Диакон в другом отрывке, вторично направил послов к Святославу, которые должны были напомнить русскому князю о поражении его отца Игоря, приплывшего к Константинополю со множеством хорошо снаряженных кораблей, а к Киммерийскому Боспору добравшемуся едва лишь с десятком ладей. И, наконец, в третьем тексте сказано, что перед отправлением в поход против Руси Цимисхий направил в низовья Дуная византийский флот, чтобы «скифы» не могли уплыть на родину и к Киммерийскому Боспору[71].

Эти отрывки из Льва Диакона образуют основной из краеугольных камней концепции о Приазовской Руси, а потому им посвящена значительная литература, собственно все работы, в которых так или иначе идет речь о Приазовской Руси. В оценке упомянутых текстов взгляды исследователей резко расходятся: от приписывания Льву Диакону утверждения, что Боспор Киммерийский - родина росов, до полного отрицания каких-либо реальных этнографических соответствий между сообщениями Льва и территорией Таврики[72]. В настоящее время можно считать доказанным, что мнение, приписывающее Льву Диакону отождествление Боспора Киммерийского с родиной росов, обусловлено неточностями перевода[73]. Но вместе с тем существует и другая крайность. Утверждается, что Лев Диакон пришел к своим выводам чисто книжным путем, отождествив народ рос с тавро-скифами, обитавшими, по мнению кабинетных географов его времени, в районе Ахиллова Бега. А его Лев, не обладавший четкими географическими представлениями о северных берегах Черного моря, помещал недалеко от Боспора Киммерийского[74]. С таким объяснением согласиться трудно. Из цитируемых текстов Льва Диакона совершенно очевидно наличие связи в представлении этого писателя между областями Святослава, т. е. родиной Руси, и Киммерийским Боспором, хотя эти области Львом и не отождествляются. Рассматриваемое объяснение не учитывает имеющихся сведений о том, что Боспор в XII и XI вв. назывался, очевидно, Росией или Русией, и оставляет без внимания наличие на северном побережье Азовского моря упоминавшихся топонимов с корнем «рос». Но ведь эти топонимы не измыслили ни Лев Диакон, ни кабинетные географы. Стремление как-то осмыслить одноименность воевавших в Болгарии росов и Боспора-Росии, а возможно, и других крымских и приазовских топонимов с корнем «рос» и обусловило стойкое словосочетание Льва Диакона, упорно связывавшего Боспор Киммерийский с родиной росов. Впрочем, для этого у Льва могла быть и другая причина. Доказано, что этот автор был знаком с Окружным посланием Фотия[75] и, таким образом, осведомлен о нападении росов на Византию ранее X в. Поскольку, как мы пытались показать, эти росы были крымскими росами, то это и привело Льва Диакона к мысли о том, что росы Святослава, воевавшие с Византией в Болгарии, как-то связаны с росами, нападавшими на Византию из Крыма.

Вопрос о том, почему славяне Приднепровья то ли одновременно с крымскими росами в IX в., то ли позднее, с X в., также стали называться росами или Русью, выходит далеко за пределы стоявших передо мною задач. Как бы этот вопрос не решался, а предлагаемые решения многочисленны и зачастую противоположны[76], можно думать, что Днепровскую Русь византийские писатели называли тавроскифами и таврами именно потому, что на нее было перенесено название народа, действительно обитавшего в Крыму в VIII—IX вв., т. е. росов.

Примечания:

1. Печатается по изданию: Талис Д.Л. Росы в Крыму // СА, 1974, № 3. Представляет собой расширенный вариант статьи: Талис Д.Л. Топонимы Крыма с корнем «рос-» // Античная древность и средние века. Вып. 10.
– Свердловск, 1973.
– Прим. отв. ред.

2. Сжатую характеристику существующих точек зрения см.: Гадло А.В. Проблема Приазовской Руси и современные археологические данные о Южном Приазовье VIII—X вв. // «Вестник ЛГУ», 1968, № 14. Вып. 3. С. 55-59.

3. Рыбаков Б А. Славяне в Крыму и на Тамани // Тезисы докладов на сессии по истории Крыма 24.V.1952 г.
– Симферополь, 1952; Веймарн Е.В., Стржелецкий С.Ф. К вопросу о славянах в Крыму // ВИ, 1954, № 4; Смирнов А.П. К вопросу о славянах в Крыму // ВДИ, 1953, № 3; его же. К вопросу об истоках Приазовской Руси // СА, 1958, № 2.

4. См. материалы сборников: Славяне накануне образования Киевской Руси // МИА. 108. 1963; Проблемы Черняховской культуры // КСИА. 121, 1970, а также: Вернер И. К происхождению и распространению антов и склавенов // СА, 1972, № 4; Седое В.В. Формирование славянского населения Среднего Поднепровья // Там же (в последних двух статьях см. указания на новейшую историографию).

5. Nordenski"olld N.A. Periplus.
– Stockholm, 1897. Pis: V, VI, IX, XVI, XVIII, XIX. XXII, XXXI, XL, XLIII; p. 25, 33, 59.

6. Шахматов A.A. Варанголимен и Poccoфар // Историко-литературный сборник. Посвящается В.И.Срезневскому.
– Л., 1924. С. 166-182. Там же помещена исчерпывающая историография вопроса. Статей на эту тему позднее не появлялось.

7. Miklosich F., M"uler J. Acta et diplomata graeca medii aevi. Vol. III.
– Vindobonae, 1865. P. 25, 37; Скржинская Е.Ч. Греческая надпись из Тмутаракани // ВВ. XVIII. 1961. С. 83 и сл.; Янин В.Л. Печати Феофано Музалон // Нумизматика и сфрагистика. 2.
– Киев, 1965. С. 76-90. Точная локализация географического термина «Россия» затруднительна. В хрисовулле Мануила генуэзские купцы получили право торговли во всех областях «нашего царства, за исключением Росии и Матрахи». Отсюда следует, что, во-первых, Росия не тождественна Тмутаракани, и, во-вторых, Росия, как и Тмутаракань, была городом-портом. Поскольку термином «Тмутаракань» обозначался не только город, но и вся примыкающая область (Монгайт А.Л. О границах Тмутараканского княжества в XI в. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран.
– М., 1963. С. 55), следует полагать, что Росия была расположена не на Таманском полуострове. Есть серьезные аргументы в пользу утверждения, что Росия находилась на Боспоре (Рыбаков Б.А. Русские земли на карте Идриси 1154 г. // КСИИМК. 43. 1952. С. 3-44; Soloviev A.V. Domination byzantine ou russe au Nord de la Mer Noire `a l''epoque des Comn`enes? // Akten des XI International Byzantinisten Congresses.
– Munchen, 1960. S. 572-573). Об отождествлении Росии и Боспора может свидетельствовать тот факт, что на соборе 1066 г. присутствовали архиепископы Готии и Боспора, на соборе же 1067 г.
– архиепископы Русии и Готии. Отсюда, вероятно, следует, что архиепископ Русия и есть архиепископ Боспора (Каждая А.Л. Византийский податной сборщик на берегах Киммерийского Боспора в конце XII в. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. С. 94).