Варяжский сокол
Шрифт:
– Нет, – покачал головой Красимир, введенный в сомнение.
– Тем лучше, – усмехнулся Карочей. – Письмо от ее имени напишет местный грамотей.
– А Рерик поверит письму? – усомнился Вениамин.
– Поверит, если это письмо принесет одна из служанок Ярины. Есть у меня одна такая на примете.
– Это ты кого имеешь в виду? – насторожился Красимир.
– Халиму, конечно. Я уже с ней обо всем договорился.
Красимиру ничего другого не оставалось, кроме как руками развести. Скифу он не верил, но, с другой стороны, и возражать ему было опасно. Чего доброго, хитроумный Карочей донесет Обадии, что бек Красимир, правитель Сарая, не только не тверд в истинной вере, но и покрывает врагов кагана. Пусть он ловит Сокола, коли ему охота, а бек Красимир не столько волхву верит, сколько своей жене. Хотя и нельзя сказать, что эта вера полная. После намеков Карочея в душе у бека вновь поселились сомнения.
Бахтиар
– Убить Гепарда – честь для Сокола, но убить Дракона – обязанность ротария, – вслух отозвался Воислав на вопросительные взгляды окружающих. – И кто в этом усомнился, тому лучше сломать свой меч и отречься от бога Световида.
Это был вызов. Многие атаманы сомневались в вине Обадии, и даже слово Велесовых волхвов, объявивших сына Тургана Драконом, кое-кому не показалось убедительным. Сейчас перед ними встал выбор: либо последовать совету Рерика, либо здесь же на могиле даджана доказать его неправоту. На вызов Воислава откликнулся атаман Мерич, один из самых влиятельных ротариев Русалании. Именно Мерича многие прочили на место погибшего Огнеяра, и именно он был главным противником войны с новым каганом, утверждая, что слово ближников Велеса для мечников бога Световида не указ. Годы атамана Мерича приближались к сорока, а количество битв, стычек и поединков, в которых он принял участие, давно перевалило за сотню. Теперь богу Световиду предстояло рассудить, кто из его ротариев прав и кому из них даровать победу. Этот суд во многом решал судьбу как Хазарии, так и Руси, ибо победитель вправе указать дорогу всем, кому близка правда славянских богов.
Ротарии сражались пешими на мечах, в полном воинском облачении, как это и положено на божьем суде. Атаман Искар собственным мечом прочертил для них круг – небольшой, чтобы у более молодого Воислава не появилось возможности для маневра. Шаг за черту означал поражение и позор. Смерть в кругу – всего лишь неправоту. И ротарии могут ошибаться, особенно когда честолюбие или обида затмевают разум. Мерич нанес удар первым: его двуручный меч едва не достиг шлема Рерика, но был перехвачен и отведен в сторону. Схватка не могла быть продолжительной: два-три удара решали все. Оба противника это понимали, а потому и стыли друг против друга, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, выискивая глазами брешь для атаки. Воислав нанес удар настолько стремительный, что Мерич даже не успел поднять меч для перехвата. Выкованный варяжскими кузнецами клинок разрубил русаланские доспехи, и атаман рухнул, обливаясь кровью. Трудно было определить, насколько серьезную рану он получил, но меч выпал из рук Мерича, а следовательно, и победа осталась за Воиславом. Бог Световид дал ответ на заданный ротариями вопрос, и этот ответ был однозначным. Большой круг ротариев выбрал атамана Искара своим предводителем. Вече, собранное русаланскими ганами и родовыми старейшинами, назвало Искара Урса князем и вручило ему судьбу своей земли. Гостомысл Новгородский выразил новому князю Русалании свою поддержку и пообещал прислать в Варуну еще пять тысяч ратников, в дополнение к направленным туда ранее. Яромир Киевский пока молчал, но ратников своих не отозвал, что вселяло надежду на его поддержку. Что же касается Всеволода Радимецкого, то на его участие никто особенно не рассчитывал. Зато кудесник Сновид прислал на помощь русаланам почти сотню боготуров с дружинами, общим числом более трех тысяч человек. Сила под рукой Искара Урса собралась немалая, но вряд ли достаточная, чтобы взять Итиль. На это указывали Искару и киевский боярин Ратибор, и радимецкий боготур Всеслав, и Белый Волк Вадим, вставший после смерти князя Избора во главе новгородской рати. Помалкивал даже Воислав Рерик, собравший ныне вокруг себя немалую дружину в полторы сотни ротариев и почти тысячу мечников.
– Обадия без труда выставит против нас рать в сто тысяч человек и разметает нас по степи еще на подходах к Итилю, – заметил рассудительный Вадим. – А пытаться взять такой огромный город с нашими силами и вовсе безумие.
– Надо достраивать крепости, заложенные князем Драгутином, – посоветовал ган Лебедян, – в противном случае Обадия нас сомнет силами одних печенегов.
Совет был разумным, и с ним согласились все. Следовало выждать какое-то время, дать возможность хазарским ганам прийти в себя после учиненного в Итиле погрома. Наверняка всевластие рахдонитов и в Хазарии очень
многим придется не по душе. Не сможет один Яхве подмять под себя столько славянских, тюркских и асских богов и чуров. А коли восстанут боги, то не останутся в стороне и их печальники. Во всяком случае, именно так утверждал ведун Мстимир, сумевший вырваться из охваченного безумием Итиля. И у собравшихся в Варуне вождей не было причин не доверять словам мудрого волхва.– Тебя какая-то девка спрашивает, – с усмешкой сказал брату всегда веселый Сивар.
Расторопные Рерики уже успели неплохо обустроиться в Варуне и даже построили приличных размеров дом и для себя, и для приведенных из Варгии ротариев. Нельзя сказать, что этот дом утопал в роскоши, но Воиславу доводилось жить и в куда более скромных условиях.
– Зови, – бросил он коротко.
Девка оказалась знакомой, вот только увидеть ее здесь в Варуне Воислав никак не предполагал. Халима зыркнула по сторонам темными глазищами и протянула Рерику кусок пергамента. Письмо пришло от Ярины, но радостного в нем содержалось только то, что у Воислава родился сын. Ганша просила сердечного друга защитить ее от ревнивого мужа, который грозится извести и ее, и принесенного в подоле ублюдка. Письмо с самого начала показалось Воиславу странным. Во-первых, ган Красимир не был жестоким человеком и даже если бы заподозрил жену в измене, то не стал бы над ней глумиться, а скорее отправил бы назад к отцу. Во-вторых, никаких доказательств измены Ярины у него не имелось, а судить женку по наветам – это пустая блажь. И скорее всего, отец Ярины вернул бы ее назад мужу с наказом крепче держаться за женин подол. А Красимир стал бы в довершение ко всему всеобщим посмешищем, ибо кто же из умных людей кричит о собственном позоре на всех перекрестках. Да и какая разница, от кого рожден тот Богумил, если любой младенец все едино от бога?
– Кто писал это письмо? – пристально глянул в глаза Халиме Рерик.
– Бек Вениамин. А бек Карочей ему диктовал. И оба смеялись.
– А Ярина?
– Она о письме ничего не знает.
– Сколько тебе заплатил Карочей?
– Десять денариев.
– Держи двадцать, – бросил Рерик кожаный мешочек сидящей девке в подол. – Бахтиар сейчас в Сарае?
– Да, это он присоветовал мне принять предложение Карочея.
– Правильно присоветовал, – усмехнулся Воислав. – В Сарае много мечников?
– Пять тысяч хазар в цитадели. Три сотни дружинников бека Красимира. И еще две тысячи хазар привели с собой беки Карочей и Вениамин.
– А Красимир действительно утесняет Ярину?
– Нет, – покачала головой Халима. – И к Богумилу он относится как к родному. А тебя он считает порождением Навьего мира. Черным Вороном. Собственными ушами слышала, как беки над ним смеялись. Поймаем, говорят, Сокола и докажем глупым ганам, что Навий мир – это всего лишь выдумка хитрых волхвов.
– А ты в Навий мир веришь?
– Конечно, – усмехнулась Халима. – Коли объявили волхвы кагана Обадию Змеем Тугарином, значит, так оно и есть. Все знают, что обличье у Змея может быть человечьим, зато душа черная. А навью душу простому человеку не разглядеть, на это только волхвы способны. Да и как не верить в Навий мир, когда я собственными глазами видела вампира, который пил кровь моих родовичей. И как только ведуны вбили в того вампира осиновый кол, так сразу же смерти в нашем роду прекратились. Но тень Навьего мира все одно осталась, оттого и разорили наш род арабы, а меня еще девчонкой продали в рабство.
– А почему ты решила мне все рассказать? Из-за Бахтиара?
– Не только. Брат мой был правой рукой Хабала. Его казнили по приказу Обадии. Но если тот Обадия Дракон, то душа Али попадет в страну Света. Ведь так, рус?
– Так, – кивнул Воислав. – В этом можешь не сомневаться. Враг Дракона – друг славянских богов. И после смерти его ждет почетное место в дружине Белобога. Но сначала Дракона надо убить, иначе все погубленные им люди будут вечно мучиться в Навьем мире.
– Можешь на меня рассчитывать, рус, – твердо сказала Халима. – Я сделаю все, чтобы душа моего брата достигла страны Света.
Воислав задумался. Было бы неразумно упускать такой случай посчитаться с виновниками смерти князя Драгутина. Но начинать боевые действия до того, как будут достроены крепости, глупо. В ответ на разорения Сарая каган Обадия поднял бы против Русалании всю Хазарию, и тогда исход войны решился бы в течение нескольких месяцев. А князья Руси, скорее всего, отмолчались бы, ибо вина за развязывание войны целиком ложилась на ротариев. Мало объявить человека Драконом, надо, чтобы он проявил свою навью суть в деяниях. А Обадия пока что в глазах многих вождей Хазарии и Руси чист. Более того, он выступил как мститель за ганов, убитых чернью и безумными волхвами и колдунами. Конечно, об истинной подоплеке событий догадывались многие, но одно дело – подозревать, а другое – знать. В создавшейся ситуации Сокол никак не мог напасть на Сарай, а вот Черный Ворон мог. Оставив Халиму на попечение братьев, Воислав отправился к боготуру Осташу за советом. Выслушав ротария, Осташ почесал затылок: